ВЗГЛЯД ИЗ ПРАГИ---Что это вообще за материя – свободное слово? Когда мы говорим о ситуации в России и утверждаем, что там его нет, это не означает полного отрицания наличия независимых медиа как таковых. Нет, пространство свободного высказывания в России сохраняется и уже длительное время не меняет своих границ: «Новая газета», радио «Эхо Москвы», журналы «New times», «Newsweek», сетевые издания «Еж.ру», «Грани.ру» и многое, многое другое, всего не перечислишь. Очень значителен по объему сегмент так называемой гражданской журналистики, который почти неподвержен внешнему контролю – многочисленные интернет-форумы и блогосфера. Но и это не все. Власть полностью индиферентна к критике, которая содержится, скажем, в художественной литературе или кино. А ее там тоже хватает. То есть мы без труда можем констатировать, что свободное слово имеется в наличии и высказываться в определенных форматах критически и почти по любому поводу почти не представляет труда, главное не покидать пределы огороженной зоны.
Почему же при наличии значительного числа относительно независимых источников информации мы говорим об отсутствии свободы слова. Да потому, что слово, будучи вытеснено на глубокую периферию общественной жизни, теряет гражданский смысл, перестает участвовать в политических процессах, и своей неэффективностью только раздражает обывателя. Как же так, претензии предъявлены, слово сказано, а реакции нет! Замечательный способ лишить смысла журналистику – это перестать обращать внимание на обвинения.
У постсоветских властей интерес вызывает лишь электоральный зритель, слушатель и читатель, т.е. тот, который пойдет голосовать на выборы. Ради такого потребителя власть целенаправленно берет под контроль телеканалы, внедряющие тщательно отобранную и препарированную информацию в умы миллионов.
Поэтому наличие независимых СМИ и даже их количество, острота критических высказываний на их страницах, не являются показателем свободы слова. Когда какой-либо властитель настаивает, что он не ограничивает журналистику лишь на том основании, что каждый недовольный имеет возможность выразить свое недовольство на страницах реально существующих, не запрещенных изданий, логика таких утверждений часто исходит не из представления о демократическом устройстве общества, а из преобладающего права власти. Мне иногда как раз чудится именно эта раздраженная максима в попытках власти отвести от себя обвинения: посмотрите, мы не запрещаем, хотя могли бы.
Чтобы уж совсем было понятно, приведу пример из не столь уж отдаленного прошлого. В СССР пространством свободного слова на долгие годы стала кухня. Именно здесь звучали самые критические речи в адрес власти и неформально обсуждались события в стране. Но никому не пришло в голову лишить квартиры кухонь, ставить дома без них, поскольку кухни – десятки и десятки миллионов по всей стране (больше, чем независимых медиа в России и Грузии сейчас) - никак не входили в соприкосновение с политикой.
Почему же при наличии значительного числа относительно независимых источников информации мы говорим об отсутствии свободы слова. Да потому, что слово, будучи вытеснено на глубокую периферию общественной жизни, теряет гражданский смысл, перестает участвовать в политических процессах, и своей неэффективностью только раздражает обывателя. Как же так, претензии предъявлены, слово сказано, а реакции нет! Замечательный способ лишить смысла журналистику – это перестать обращать внимание на обвинения.
У постсоветских властей интерес вызывает лишь электоральный зритель, слушатель и читатель, т.е. тот, который пойдет голосовать на выборы. Ради такого потребителя власть целенаправленно берет под контроль телеканалы, внедряющие тщательно отобранную и препарированную информацию в умы миллионов.
Поэтому наличие независимых СМИ и даже их количество, острота критических высказываний на их страницах, не являются показателем свободы слова. Когда какой-либо властитель настаивает, что он не ограничивает журналистику лишь на том основании, что каждый недовольный имеет возможность выразить свое недовольство на страницах реально существующих, не запрещенных изданий, логика таких утверждений часто исходит не из представления о демократическом устройстве общества, а из преобладающего права власти. Мне иногда как раз чудится именно эта раздраженная максима в попытках власти отвести от себя обвинения: посмотрите, мы не запрещаем, хотя могли бы.
Чтобы уж совсем было понятно, приведу пример из не столь уж отдаленного прошлого. В СССР пространством свободного слова на долгие годы стала кухня. Именно здесь звучали самые критические речи в адрес власти и неформально обсуждались события в стране. Но никому не пришло в голову лишить квартиры кухонь, ставить дома без них, поскольку кухни – десятки и десятки миллионов по всей стране (больше, чем независимых медиа в России и Грузии сейчас) - никак не входили в соприкосновение с политикой.
