ВЗГЛЯД ИЗ МОСКВЫ---"Объединение Северной и Южной Осетии исторически неизбежно". Такой вывод озвучил 12 мая 2010 года в своем интервью северо-осетинский президент Таймураз Мамсуров. "Мы получили независимое государство Южная Осетия. Но любой нормальный человек понимает, что вечно так продолжаться не может", - констатировал он.
В самом деле, на сегодняшний день югоосетинский казус ставит много нетривиальных вопросов. Возникает парадокс: есть частично признанное государство в южной части Кавказа с населением и территорией, многократно уступающими субъекту другого большого государства, России. При этом взаимоотношения между Южной Осетией (имеющей хотя бы квазинезависимость) и Северной Осетией (не имеющей ее вовсе) строятся так, что ролевую функцию "старшего брата" исполняют не южане, а северяне. Добавим к этому, что югосетинский проект изначально формировался не как сепаратистский, а как ирредентистский. При этом цель "объединения двух Осетий" под эгидой России рассматривалась, как приоритет. Независимость в отличие от Абхазии виделась лишь, как промежуточный итог и, если угодно, инструмент для реализации "объединительной" идеи.
Но что означает заявление Мамсурова именно в мае 2010 года? Показывает ли это готовность России еще раз изменить статус-кво, предложив новую геополитическую конфигурацию на Большом Кавказе? Думается, что такой вывод делать преждевременно. Для реализации "объединительного проекта" сегодня у Москвы не достаточно, как внешних, так и внутренних ресурсов. В последние несколько месяцев Россия выходит из внешнеполитического "одиночного плавания", в которое ее завел капитан Путин. Наблюдается потепление отношений с такими проблемными партнерами, как Украина и Польша. Сергей Лавров делает заявления о необходимости более тесной кооперации с США и с ЕС, а Дмитрий Медведев достигает значительных результатов в ходе своего первого визита в Турцию. На этом фоне присоединение Южной Осетии к России стало бы негативным сигналом не только для Запада, но и для Турции с Ираном. Тем более, что сегодня такой шаг не имеет рационального обоснования. Военная угроза со стороны Грузии выглядит проблематичной. Ведущие игроки фактически смирились с существующим положением дел на Южном Кавказе и готовы к расширению взаимодействия с Москвой. Но дело не только в соображениях "большой геополитики". Объединение двух Осетий могло бы спровоцировать этнический национализм на Большом Кавказе, что Москве вряд ли выгодно. Одно дело- признание территорий, формально находящихся вне РФ, а совсем иное- предоставление территориальных предпочтений одному субъекту, в данном случае Северной Осетии. Такие статусные преференции могут основательно разогреть лезгинский и аварский национализм в Дагестане, "черкесский вопрос" в западной части Кавказа, чеченско-ингушские споры. И, кстати сказать, споры вокруг Пригородного района, которые к концу 2009 года стали конструктивно разрешаться. Мы уже не говорим о социальных и экономических проблемах внутри Северной Осетии, которые могут возникнуть в результате объединения урбанизированного Севера и аграрного Юга.
Но каковы же причины последней инициативы Мамсурова? С нашей точки зрения, они сязаны с существующей с 2004 года системы формирования регионального управленческого корпуса РФ. Главы регионов не избираются в ходе прямых выборов, их продвижение зависит от Кремля. Однако проблему легитимности региональной власти не может отменить даже Кремль со всей своею вертикалью. В Северной Осетии тема "братства с Югом"- важный элемент республиканской легитимности. Как следствие, обращение Мамсурова к данной теме. Искать за этим геополитические проекты Москвы вряд ли стоит. Была бы в России публичная политика, в самой Северной Осетии нашлись бы политики и эксперты, которые обратились бы к рассмотрению "цены вопроса" (и для самой республики, и для РФ в целом). Пока же таковая отсутствует, республиканская власть дает свою интерпретацию, которая, впрочем, вовсе не обязательно закончится практическими действиями. Что же касается половинчатого статуса, то в мире немало стран и регионов находятся именно в таком переходном положении.
В самом деле, на сегодняшний день югоосетинский казус ставит много нетривиальных вопросов. Возникает парадокс: есть частично признанное государство в южной части Кавказа с населением и территорией, многократно уступающими субъекту другого большого государства, России. При этом взаимоотношения между Южной Осетией (имеющей хотя бы квазинезависимость) и Северной Осетией (не имеющей ее вовсе) строятся так, что ролевую функцию "старшего брата" исполняют не южане, а северяне. Добавим к этому, что югосетинский проект изначально формировался не как сепаратистский, а как ирредентистский. При этом цель "объединения двух Осетий" под эгидой России рассматривалась, как приоритет. Независимость в отличие от Абхазии виделась лишь, как промежуточный итог и, если угодно, инструмент для реализации "объединительной" идеи.
Но что означает заявление Мамсурова именно в мае 2010 года? Показывает ли это готовность России еще раз изменить статус-кво, предложив новую геополитическую конфигурацию на Большом Кавказе? Думается, что такой вывод делать преждевременно. Для реализации "объединительного проекта" сегодня у Москвы не достаточно, как внешних, так и внутренних ресурсов. В последние несколько месяцев Россия выходит из внешнеполитического "одиночного плавания", в которое ее завел капитан Путин. Наблюдается потепление отношений с такими проблемными партнерами, как Украина и Польша. Сергей Лавров делает заявления о необходимости более тесной кооперации с США и с ЕС, а Дмитрий Медведев достигает значительных результатов в ходе своего первого визита в Турцию. На этом фоне присоединение Южной Осетии к России стало бы негативным сигналом не только для Запада, но и для Турции с Ираном. Тем более, что сегодня такой шаг не имеет рационального обоснования. Военная угроза со стороны Грузии выглядит проблематичной. Ведущие игроки фактически смирились с существующим положением дел на Южном Кавказе и готовы к расширению взаимодействия с Москвой. Но дело не только в соображениях "большой геополитики". Объединение двух Осетий могло бы спровоцировать этнический национализм на Большом Кавказе, что Москве вряд ли выгодно. Одно дело- признание территорий, формально находящихся вне РФ, а совсем иное- предоставление территориальных предпочтений одному субъекту, в данном случае Северной Осетии. Такие статусные преференции могут основательно разогреть лезгинский и аварский национализм в Дагестане, "черкесский вопрос" в западной части Кавказа, чеченско-ингушские споры. И, кстати сказать, споры вокруг Пригородного района, которые к концу 2009 года стали конструктивно разрешаться. Мы уже не говорим о социальных и экономических проблемах внутри Северной Осетии, которые могут возникнуть в результате объединения урбанизированного Севера и аграрного Юга.
Но каковы же причины последней инициативы Мамсурова? С нашей точки зрения, они сязаны с существующей с 2004 года системы формирования регионального управленческого корпуса РФ. Главы регионов не избираются в ходе прямых выборов, их продвижение зависит от Кремля. Однако проблему легитимности региональной власти не может отменить даже Кремль со всей своею вертикалью. В Северной Осетии тема "братства с Югом"- важный элемент республиканской легитимности. Как следствие, обращение Мамсурова к данной теме. Искать за этим геополитические проекты Москвы вряд ли стоит. Была бы в России публичная политика, в самой Северной Осетии нашлись бы политики и эксперты, которые обратились бы к рассмотрению "цены вопроса" (и для самой республики, и для РФ в целом). Пока же таковая отсутствует, республиканская власть дает свою интерпретацию, которая, впрочем, вовсе не обязательно закончится практическими действиями. Что же касается половинчатого статуса, то в мире немало стран и регионов находятся именно в таком переходном положении.
