Accessibility links

Грузины в сегодняшней Абхазии


Конечно, тут очень многое зависит от характера, личности человека. Один изначально предрасположен чувствовать себя психологически ущемленным, другой ощущает себя комфортно почти в любой среде
Конечно, тут очень многое зависит от характера, личности человека. Один изначально предрасположен чувствовать себя психологически ущемленным, другой ощущает себя комфортно почти в любой среде
СУХУМИ---Было бы нелепо утверждать, что у грузин, проживающих ныне в Абхазии, не было и нет проблем, связанных с их национальностью. Свои проблемы есть у тех, кто живет компактно, или, скажем так, этническим массивом, в Гальском районе в старых его границах (то есть в Гальском и части Ткуарчальского и Очамчырского). Но еще больше у тех, кто обитает дисперсно в других регионах республики. О них, собственно, и пойдет речь.

Первые несколько месяцев после того, как в сентябре 93-го в Абхазии завершились боевые действия, может быть – полгода, год, пока не спали эмоции, все оставшиеся в Сухуме и подобных ему интернациональных населенных пунктах грузины старались не выходить из дому и даже жить у знакомых и родственников иной национальности. Опишу такую запавшую в память картинку.

Летом 94-го я зашел в гости к одному знакомому сухумскому абхазу. Оказалось, что он отмечает день рождения. Очень скромно, в соответствии с теми нелегкими временами. Гостей было человек шесть-семь. Посидев за столом, включили музыку, и начались танцы. Я не мог не пригласить на танго девушку, которую когда-то, до войны, неплохо знал, но знал без всякой связи с этой компанией. Высокая, стройная, светленькая, она наклонилась к моему уху и прошептала:

«Только не говори им, как моя фамилия, и вообще, что я грузинка». Я заверил ее, что не скажу. Начать уверять ее: «Да ты что, это же нормальные люди!» – было бы глупо. Просит человек – значит надо выполнить просьбу: может, она им уже как-то по-другому представилась. Кстати, прошлым летом встретил ее в Сочи, где она сейчас живет и работает. (Зато другая грузинка, моя соседка по дому, которая тогда выехала в Сочи и прожила там три-четыре года, сейчас вернулась в свою сухумскую квартиру.)

Впрочем, все как в зеркальном отражении – так же чувствовали себя в Сухуме во время войны абхазы. Не только «людьми второго сорта», но людьми, которые ежеминутно подвергались опасности. Но разница в том, что для немногочисленных грузин, оставшихся в регионах Абхазии со смешанным населением, после того, как период ощущения опасности прошел, период психологической ущемленности растянулся на многие годы.

Мне вспоминается еще один эпизод, уже недавний. Чуть больше года назад, в преддверии президентских выборов в Абхазии, в Сухуме для приезжих и местных журналистов была проведена пресс-конференция представителей национальных общин республики: армянской, русской, эстонской, грузинской… И вот когда очередь дошла до пожилого грузина, о чем недвусмысленно свидетельствовала стоявшая перед ним табличка с фамилией, он заговорил что-то о старых сухумских традициях, еще о чем-то, но так ни разу и не «признался», что представляет грузинскую общину. То ли подсознательно опасался негативной реакции кого-то в немногочисленной аудитории, то ли еще почему-то…

Слушать
Грузины в сегодняшней Абхазии
please wait

No media source currently available

0:00 0:03:36 0:00
Скачать


Конечно, тут очень многое зависит от характера, личности человека. Один изначально предрасположен чувствовать себя психологически ущемленным, другой ощущает себя комфортно почти в любой среде.

Взять, скажем, Валерьяна Джикия, который возглавляет профком того самого Сухумского физико-технического института, где работал и только что упомянутый мной немолодой человек. Знаю Валерьяна, или Валерия, как его обычно зовут окружающие, уже немало лет. Это общительный и доброжелательный мужчина; доводилось видеть его и в роли тамады за довольно большими столами. Он не воевал на абхазской стороне во время войны, как некоторые грузины (есть немало и тех, кто награжден абхазскими воинскими наградами), но, живя в Ткуарчале, входил в совет обороны города, был назначен начальником горторга и отвечал за распределение гуманитарной помощи и продовольствия среди населения. После войны перебрался в Сухум и, поселившись в микрорайоне Синоп, был приглашен на работу в расположенный здесь СФТИ. Валерьян Алексеевич – пример, мне кажется, идеальной интеграции грузина в современное абхазское общество. Но зато когда он выезжал с профсоюзной делегацией Абхазии куда-то в дальнее зарубежье, то столкнулся с весьма болезненной реакцией грузинской делегации, которая принимала участие в той же международной встрече. То есть его участие в абхазской делегации особенно раздражало посланцев Тбилиси.

Но если Валерьян Джикия – человек публичный, и про него можно говорить без опасений, что он будет возражать, то когда другая моя знакомая сухумская грузинка, назовем ее Этери, согласилась побеседовать со мной под микрофон только при условии, что не будут названы ее настоящие имя и фамилия, я прекрасно понял ее. Действительно, мало ли что может не понравиться в ее словах кому-то и по левую, и по правую сторону реки Ингур…

Этери родом из Гала, а дедушка ее из Зугдидского района. Перед войной, когда ей было лет двадцать, вышла замуж за абхаза, у них родился сын. До войны жили в селе Кындыг, после войны перешли в Сухум.

«В 95-м муж умер, погиб. Моему сыну было тогда три годика. Представляете? Я – одна с маленьким ребенком, и еще в 95-м году… Как мне тяжело было! Ни работы, ничего абсолютно. Только вот дом, где я могла находиться… Выживала как могла. Благодаря моим родителям. Папе, маме, которые были в Гали. Благодаря им мой ребенок не умер с голоду».
Были у Этери мысли вернуться в Гал или вообще уехать в Грузию? Да, были, тем более что в Грузии у нее есть родственники.

«Но факт то, что… Просто я не знаю, может быть, я это сделала ради моего ребенка, или даже ради моего мужа – то, что я осталась здесь. Я об этом тоже думала: вот я уеду, допустим, в Грузию, он вырастет. И он в принципе бы уже не был абхазом, просто имел бы фамилию отцовскую, отчество. А у него здесь родственники. И я решила остаться, чтобы мой ребенок вырос здесь. Вырастила я его, он в школу ходил, в ту же, куда ходил мой муж. Да, были, конечно, трудности. Были упреки…» «Упреки какие?». «Были такие какие-то моменты, типа «Вот, живет там мегрелка…». Ну, были такие попытки… Ни работы, ничего я не могла найти. И почти шесть лет сидела без работы… Я не могу сказать, что соседи были против меня. Наверное, если б не поддержка соседей, я и не выжила бы».

Да, ощущение враждебности, бывало, ей приходилось испытывать. «Но я думаю, что время какое-то когда проходит, когда люди тебя узнают… Что я, допустим, такой же человек, как, допустим, кто-то другой… Я вот сейчас работаю в коллективе, где я одна грузинка, остальные мои девочки и ребята, они все абхазцы. И у нас нету такого, чтоб где-то когда-то что-то сказали. Насчет этого спокойно. И я работаю в таком месте, что часто езжу по селам, и в Гудаутский район. Общаюсь с людьми. И когда меня спрашивают, я всегда говорю, кто я. «Ради Бога, – говорят, – мы всегда жили вместе, это сейчас так получилось…» Все меня принимают нормально, проблем нет».

Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия


  • 16x9 Image

    Виталий Шария

    В 1969 году окончил сухумскую 7-ю среднюю школу, в 1974 году – факультет журналистики Белорусского госуниверситета.

    В 1975-1991 годах работал в газете  «Советская Абхазия», в 1991-1993 годах – заместитель главного редактора газеты «Республика Абхазия».

    С 1994 года – главный редактор независимой газеты «Эхо Абхазии».

    Заслуженный журналист Абхазии, член Союза журналистов и Союза писателей Абхазии.

XS
SM
MD
LG