ТБИЛИСИ---В документах, опубликованных на сайте WikiLeaks, подробно описываются детали встреч американских чиновников с одним из наиболее влиятельных министров в Грузии – Вано Мерабишвили. В течение нескольких лет дипломаты обращались к нему за советом по выработке политики в Абхазии и Южной Осетии.
В отличие от других грузинских министров, Вано Мерабишвили обладал детальной информацией о деятельности лидеров двух де-факто республик, что позволяло ему угадывать логику их действий на многие месяцы вперед. В начальный период пребывания Мерабишвили на посту главы МВД американские дипломаты, доверяя его подходам, обращались к нему за советами при формировании политики по Абхазии и Южной Осетии. Но позже они начали сомневаться в его прогнозах, зачислив Мерабишвили в категорию «ястребов», имеющих серьезное влияние на президента и его окружение.
В мае 2007 года Мерабишвили старался развеять надежды американского посла в Тбилиси на то, что Сергей Багапш окажется в состоянии совершить прорыв в урегулировании конфликта и пойдет на фундаментальный пересмотр стереотипов в грузино-абхазских отношениях. Министр настаивал, что перемены невозможны из-за «личных проблем Багапш».
«Мерабишвили описал Багапш как стандартного администратора брежневской эпохи, за которым тянется шлейф типично советских коррупционных сделок в энергетической сфере, что позволяет русским задействовать дополнительные рычаги влияния», - писал Джон Тефт.
Мерабишвили убеждал американского дипломата, что Багапш не пойдет на «непопулярные шаги», не станет разрушать сложившиеся годами «традиции» в Абхазии или выступать против ставленников ФСБ России, например, в Минобороны де-факто республики. Мерабишвили также утверждал, что у Багапш серьезные проблемы с алкоголем, он напивается каждый день, что стало причиной ухудшения его здоровья. Багапш фактически устранился от управления Абхазией, возложив эту обязанность на вице-президента Александра Анкваб.
В течение нескольких лет грузинский министр твердил американским дипломатам: слова Багапш о том, что он видит Абхазию «частью Европы», воспринимать всерьез нельзя. Абхазский лидер говорил несколько раз такое западным дипломатам во время приватных бесед.
«[…] Когда Мерабишвили попросили высказаться по поводу идеи «экономической приманки» для абхазов, он сказал, что это было бы неплохо, но только через 10-15 лет. Исходя из сегодняшней ситуации в Абхазии, это не приведет ни к каким ответным шагам».
По словам посла, Мерабишвили считал, что подобная стратегия может даже навредить: понимание, что они всерьез отстают от экономического развития Грузии, должно посеять среди абхазов смуту. А если предоставить им помощь, то они могут даже не заметить собственного отставания.
Единственный путь разрешения конфликта с осетинами, по мнению Мерабишвили, заключался в поддержке Дмитрия Санакоева. В 2007 году, спустя всего несколько месяцев после создания временной югоосетинской администрации, министр рассказывал американскому дипломату, что «позиции Санакоева усиливаются с каждым днем» - в его команду вливаются новые люди из Цхинвали. «Де-факто лидер Эдуард Кокойты в курсе, что его позиции с каждым днем размываются все больше», - говорил Мерабишвили.
«Он добавил, что любому другому варианту Кокойты предпочел бы тотальную войну, даже в случае если победу в ней одержат грузины, потому что тогда он получит гарантию на комфортное будущее в России», - написано в документе.
Но в тот момент война не входила в интересы России, считал Мерабишвили. Ссылаясь на сведения от замглавы российского ФСБ Виктора Комогорова, которого министр называет «источником большинства идей в российской политике по Грузии», Мерабишвили говорил, что Россия не собирается признавать независимость Абхазии и Южной Осетии, отдавая предпочтение сохранению статус-кво в регионе. Эта стратегия, по мнению Мерабишвили, не давала оснований западным политикам рассчитывать на поддержку Москвы в урегулировании грузинских конфликтов.
В успехи дипломатии Мерабишвили не верил, даже когда в преддверии августовской войны американские и европейские послы стали получать первые сигналы от высокопоставленных абхазских чиновников о готовности начать прямые переговоры с Тбилиси. В мае 2008 года Мэтью Брайза - чиновник, занимавшийся вопросами Грузии в Госдепе, отправился в Сухуми, чтобы выслушать предложения де-факто руководства. Первым, кому он рассказал об условиях абхазов, стал Вано Мерабишвили. Брайза пытался убедить министра, что дипломатические усилия такого рода могут оказаться успешными. К его неудовольствию, ответ Мерабишвили был прежним:
«Он сказал, что абхазы вполне довольны тем, что русские инвестиции принесут им дополнительные возможности заработать. Даже если предположить, что многие простые люди опасаются избыточных инвестиций из России, в Абхазии только 100-200 человек принимают решения. Если эти люди получат дополнительные возможности, они будут счастливы – а это все, что на самом деле следует учитывать, - настаивал Мерабишвили. - Он считал, что у многих абхазов есть друзья в России, и молодежь мечтает учиться в Москве, а не в Париже или Лондоне».
Американский дипломат процитировал выразительный пассаж Мерабишвили. Министр поделился с ним своими соображениями относительно перспектив «реальных перемен». Они возможны только в случае «серьезного экономического спада в России».
В отличие от других грузинских министров, Вано Мерабишвили обладал детальной информацией о деятельности лидеров двух де-факто республик, что позволяло ему угадывать логику их действий на многие месяцы вперед. В начальный период пребывания Мерабишвили на посту главы МВД американские дипломаты, доверяя его подходам, обращались к нему за советами при формировании политики по Абхазии и Южной Осетии. Но позже они начали сомневаться в его прогнозах, зачислив Мерабишвили в категорию «ястребов», имеющих серьезное влияние на президента и его окружение.
В мае 2007 года Мерабишвили старался развеять надежды американского посла в Тбилиси на то, что Сергей Багапш окажется в состоянии совершить прорыв в урегулировании конфликта и пойдет на фундаментальный пересмотр стереотипов в грузино-абхазских отношениях. Министр настаивал, что перемены невозможны из-за «личных проблем Багапш».
«Мерабишвили описал Багапш как стандартного администратора брежневской эпохи, за которым тянется шлейф типично советских коррупционных сделок в энергетической сфере, что позволяет русским задействовать дополнительные рычаги влияния», - писал Джон Тефт.
За советом к Мерабишвили
Мерабишвили убеждал американского дипломата, что Багапш не пойдет на «непопулярные шаги», не станет разрушать сложившиеся годами «традиции» в Абхазии или выступать против ставленников ФСБ России, например, в Минобороны де-факто республики. Мерабишвили также утверждал, что у Багапш серьезные проблемы с алкоголем, он напивается каждый день, что стало причиной ухудшения его здоровья. Багапш фактически устранился от управления Абхазией, возложив эту обязанность на вице-президента Александра Анкваб.
В течение нескольких лет грузинский министр твердил американским дипломатам: слова Багапш о том, что он видит Абхазию «частью Европы», воспринимать всерьез нельзя. Абхазский лидер говорил несколько раз такое западным дипломатам во время приватных бесед.
«[…] Когда Мерабишвили попросили высказаться по поводу идеи «экономической приманки» для абхазов, он сказал, что это было бы неплохо, но только через 10-15 лет. Исходя из сегодняшней ситуации в Абхазии, это не приведет ни к каким ответным шагам».
По словам посла, Мерабишвили считал, что подобная стратегия может даже навредить: понимание, что они всерьез отстают от экономического развития Грузии, должно посеять среди абхазов смуту. А если предоставить им помощь, то они могут даже не заметить собственного отставания.
Единственный путь разрешения конфликта с осетинами, по мнению Мерабишвили, заключался в поддержке Дмитрия Санакоева. В 2007 году, спустя всего несколько месяцев после создания временной югоосетинской администрации, министр рассказывал американскому дипломату, что «позиции Санакоева усиливаются с каждым днем» - в его команду вливаются новые люди из Цхинвали. «Де-факто лидер Эдуард Кокойты в курсе, что его позиции с каждым днем размываются все больше», - говорил Мерабишвили.
«Он добавил, что любому другому варианту Кокойты предпочел бы тотальную войну, даже в случае если победу в ней одержат грузины, потому что тогда он получит гарантию на комфортное будущее в России», - написано в документе.
Но в тот момент война не входила в интересы России, считал Мерабишвили. Ссылаясь на сведения от замглавы российского ФСБ Виктора Комогорова, которого министр называет «источником большинства идей в российской политике по Грузии», Мерабишвили говорил, что Россия не собирается признавать независимость Абхазии и Южной Осетии, отдавая предпочтение сохранению статус-кво в регионе. Эта стратегия, по мнению Мерабишвили, не давала оснований западным политикам рассчитывать на поддержку Москвы в урегулировании грузинских конфликтов.
В успехи дипломатии Мерабишвили не верил, даже когда в преддверии августовской войны американские и европейские послы стали получать первые сигналы от высокопоставленных абхазских чиновников о готовности начать прямые переговоры с Тбилиси. В мае 2008 года Мэтью Брайза - чиновник, занимавшийся вопросами Грузии в Госдепе, отправился в Сухуми, чтобы выслушать предложения де-факто руководства. Первым, кому он рассказал об условиях абхазов, стал Вано Мерабишвили. Брайза пытался убедить министра, что дипломатические усилия такого рода могут оказаться успешными. К его неудовольствию, ответ Мерабишвили был прежним:
«Он сказал, что абхазы вполне довольны тем, что русские инвестиции принесут им дополнительные возможности заработать. Даже если предположить, что многие простые люди опасаются избыточных инвестиций из России, в Абхазии только 100-200 человек принимают решения. Если эти люди получат дополнительные возможности, они будут счастливы – а это все, что на самом деле следует учитывать, - настаивал Мерабишвили. - Он считал, что у многих абхазов есть друзья в России, и молодежь мечтает учиться в Москве, а не в Париже или Лондоне».
Американский дипломат процитировал выразительный пассаж Мерабишвили. Министр поделился с ним своими соображениями относительно перспектив «реальных перемен». Они возможны только в случае «серьезного экономического спада в России».
