СУХУМИ---Сегодня в Чехии национальный траур по умершему вчера последнему президенту Чехословакии (1989-1992) и первому президенту Чехии (1993-2003) Вацлаву Гавелу. Кстати, так совпало, что накануне, в субботу, у меня состоялась встреча и беседа с одним молодым чешским дипломатом, изучавшим ситуацию в Абхазии. Произойди эта встреча на день позже, я, конечно же, начал бы ее со слов соболезнования в связи со смертью этого «великого европейца», как часто называют Вацлава Гавела в эти дни.
Он действительно был не только политиком, но и, прежде всего, выдающейся личностью – пожалуй, крупнейшей из тех, кто возглавил страны бывшего Восточного блока в переломное время на рубеже 80-90-х годов прошлого века. Драматург, правозащитник, борец с коммунистическим режимом, Гавел был огромным моральным авторитетом не только на своей родине, но и далеко за ее рубежами. Характерно, что, отвечая в абхазской прессе лет десять назад на вопрос, кого он считает образцом для подражания среди современных политиков, нынешний секретарь Совета безопасности Абхазии Станислав Лакоба назвал именно Вацлава Гавела.
Понятно, что в Абхазии Гавел никогда не бывал. Больше того, не уверен, что он когда-либо высказывался о событиях в Абхазии и вокруг нее; я, во всяком, случае, таких высказываний не припомню. Тем не менее различных ассоциаций и параллелей тут возникает немало. Ведь именно с феноменом личности Гавела теснейшим образом связаны понятия не только «бархатной революции» (самый мирный и спокойный в Европе переход из одной политико-экономической формации к другой), но и «бархатного развода»: ведь нигде ни в Европе, ни в остальном мире разделение страны не произошло в конце двадцатого века так бескровно, так цивилизованно.
Помню, какое впечатление произвела на меня и окружающих весть, пришедшая в заснеженную прифронтовую Гудауту в разгар кровопролитной грузино-абхазской войны о том, что 1 января 1993 года Чехословакия (с марта 1990 года это была Чешско-Словацкая конфедерация) мирно разделилась на два самостоятельных государства – Чехию и Словакию. «Вот видите, – говорили мы друг другу, – оказывается, новые государства могут возникать и вот так – без железа и крови».
Но, разумеется, было бы величайшим упрощением считать, что все дело тут было только в толерантности Вацлава Гавела и уровне политической культуры, рациональности мышления чешского народа. Сами по себе объективные исторические реалии способствовали тому, чтобы развод произошел максимально мирно. Численность населения Чехии относится к численности населения Словакии как 2 к 1 (свыше 10 млн и свыше 5 млн), а грузин к абхазам – примерно как 40 к 1, но главное – то, что и Чехия и Словакия – страны с почти моноэтническим населением, разве что в последней есть небольшое венгерское меньшинство. Разве сравнить это было с этнической чересполосицей к началу 90-х, к примеру, в Абхазии, Южной Осетии, Нагорном Карабахе, в Хорватии, Боснии и Герцеговине, Косове… Но и в Чехословакии не все было так уж беспроблемно. В словацкой столице Братиславе до «развода» не раз собирались многолюдные митинги под лозунгом: «Хватит с нас Праги!» А в самой Праге далеко не все хотели «отпускать» Словакию. Мало того, в одном из вчерашних откликов на смерть Гавела Светланы Субботиной в «Life News Online» я встретил такое рассуждение про раздел Чехословакии на два независимых государства: «В Чехии этот факт до сих пор является предметом споров и имеет неоднозначную окраску. Некоторые политики, ориентированные на Центральную Европу, говорят об этом в позитивном ключе, а эксперты и политики пророссийского толка заявляют о негативных последствиях разделения. Как рассказал Life News пресс-секретарь посольства России в Чехии Владимир Федоров, оценку действиям и поступкам Вацлава Гавела даст история».
Последнее отстраненно-холодное суждение свидетельствует, мне кажется, о том, что здесь не обошлось без двойных стандартов, причем судьба Чехословакии ассоциировалась у господина Федорова с судьбами «наших» – СССР, России, Югославии, а не «чужих» – Грузинской ССР. А может, и еще проще – кому-то Эрих Хоннекер до сих пор милее диссидента Гавела.
Да, объективные исторические предпосылки мирного развода Чехии и Словакии налицо. Но если представить себе, что тогда на месте Гавела оказался бы какой-нибудь «государственник», закусивший удила, подобно Милошевичу, все и в Чехословакии могло пойти по-другому, гораздо тяжелее.
Он действительно был не только политиком, но и, прежде всего, выдающейся личностью – пожалуй, крупнейшей из тех, кто возглавил страны бывшего Восточного блока в переломное время на рубеже 80-90-х годов прошлого века. Драматург, правозащитник, борец с коммунистическим режимом, Гавел был огромным моральным авторитетом не только на своей родине, но и далеко за ее рубежами. Характерно, что, отвечая в абхазской прессе лет десять назад на вопрос, кого он считает образцом для подражания среди современных политиков, нынешний секретарь Совета безопасности Абхазии Станислав Лакоба назвал именно Вацлава Гавела.
Понятно, что в Абхазии Гавел никогда не бывал. Больше того, не уверен, что он когда-либо высказывался о событиях в Абхазии и вокруг нее; я, во всяком, случае, таких высказываний не припомню. Тем не менее различных ассоциаций и параллелей тут возникает немало. Ведь именно с феноменом личности Гавела теснейшим образом связаны понятия не только «бархатной революции» (самый мирный и спокойный в Европе переход из одной политико-экономической формации к другой), но и «бархатного развода»: ведь нигде ни в Европе, ни в остальном мире разделение страны не произошло в конце двадцатого века так бескровно, так цивилизованно.
Помню, какое впечатление произвела на меня и окружающих весть, пришедшая в заснеженную прифронтовую Гудауту в разгар кровопролитной грузино-абхазской войны о том, что 1 января 1993 года Чехословакия (с марта 1990 года это была Чешско-Словацкая конфедерация) мирно разделилась на два самостоятельных государства – Чехию и Словакию. «Вот видите, – говорили мы друг другу, – оказывается, новые государства могут возникать и вот так – без железа и крови».
Но, разумеется, было бы величайшим упрощением считать, что все дело тут было только в толерантности Вацлава Гавела и уровне политической культуры, рациональности мышления чешского народа. Сами по себе объективные исторические реалии способствовали тому, чтобы развод произошел максимально мирно. Численность населения Чехии относится к численности населения Словакии как 2 к 1 (свыше 10 млн и свыше 5 млн), а грузин к абхазам – примерно как 40 к 1, но главное – то, что и Чехия и Словакия – страны с почти моноэтническим населением, разве что в последней есть небольшое венгерское меньшинство. Разве сравнить это было с этнической чересполосицей к началу 90-х, к примеру, в Абхазии, Южной Осетии, Нагорном Карабахе, в Хорватии, Боснии и Герцеговине, Косове… Но и в Чехословакии не все было так уж беспроблемно. В словацкой столице Братиславе до «развода» не раз собирались многолюдные митинги под лозунгом: «Хватит с нас Праги!» А в самой Праге далеко не все хотели «отпускать» Словакию. Мало того, в одном из вчерашних откликов на смерть Гавела Светланы Субботиной в «Life News Online» я встретил такое рассуждение про раздел Чехословакии на два независимых государства: «В Чехии этот факт до сих пор является предметом споров и имеет неоднозначную окраску. Некоторые политики, ориентированные на Центральную Европу, говорят об этом в позитивном ключе, а эксперты и политики пророссийского толка заявляют о негативных последствиях разделения. Как рассказал Life News пресс-секретарь посольства России в Чехии Владимир Федоров, оценку действиям и поступкам Вацлава Гавела даст история».
Последнее отстраненно-холодное суждение свидетельствует, мне кажется, о том, что здесь не обошлось без двойных стандартов, причем судьба Чехословакии ассоциировалась у господина Федорова с судьбами «наших» – СССР, России, Югославии, а не «чужих» – Грузинской ССР. А может, и еще проще – кому-то Эрих Хоннекер до сих пор милее диссидента Гавела.
Да, объективные исторические предпосылки мирного развода Чехии и Словакии налицо. Но если представить себе, что тогда на месте Гавела оказался бы какой-нибудь «государственник», закусивший удила, подобно Милошевичу, все и в Чехословакии могло пойти по-другому, гораздо тяжелее.
