ТБИЛИСИ---Во время майских наводнений в Тбилиси один из старых районов – Ортачала – особенно пострадал. Мзия Паресишвили поинтересовалась, как справляются с последствиями стихии жители улиц, у которых, как выяснилось, нет названий.
С одной из центральных автодорог в Ортачала, за ресторанами и бензоколонками виднеются разноцветные крыши новых частных домов. Подобраться к ним поближе можно, свернув на узкую неасфальтированную дорогу. Если спуститься всего на несколько метров, шум оживленной автотрассы вдруг как по мановению волшебной палочки пропадает, и открывается изумительный, самый настоящий сельский пейзаж. Вокруг тихо и безлюдно, но дома сами по себе многое могут рассказать о своих хозяевах. Они, как и люди, – богачи и бедняки, хотя и соседи. Рядом, в тени двух- трехэтажных фешенебельных домов с высокими каменными заборами ютятся маленькие бараки и «бельэтажи», как здесь называют одноэтажные дома с сеточными заборами.
Отчаявшись кого-нибудь встретить, вдруг слышу детское многоголосье, доносящееся из недостроенного дома с вывеской «Продается».
Оказалось, что местная детвора превратила «недострой» в шалаш и игровую площадку одновременно. Укрывшись от изнуряющей жары, четверо распивают газировку. 11-летняя Деа красочно живописует драматические события во время наводнения 12 мая:
«Как пошла вода, так мы не знали, куда бежать! У нас трехэтажный дом, папа с друзьями держали ворота, чтобы вода не хлынула во двор, и мы успели подняться на третий этаж. Но у нас очень много чего испортилось. Вода была во-о-от до сих пор!» - проводит рукой выше головы Деа.
В разговор вступает ее брат, девятилетний Дачи, ему понравилось, как работали спасатели:
«Они всю грязь и воду выкачали потом», - говорит Дачи, почесывая свой расцарапанный животик. Поймав мой взгляд, мальчик поясняет: «Да вот, лазаю везде».
В этот момент вижу, что на дороге появился мужчина средних лет. Мераб Апакидзе живет напротив:
«Это остатки наших половиц», - заведя меня во двор, Мераб показывает подпертый доской забор. В центре в кучу свалена сломанная мебель, сверху лежат уже начавшие гнить матрацы – это все, что осталось после наводнения. Мераб демонстрирует одну из комнат своего жилища: голубые стены ближе к подоконникам переходят в темный цвет плесени – спустя два месяца после наводнения они еще не высохли.
«Здесь мы рассчитывали разместить библиотеку для ребенка, но теперь я уже не знаю, будет ли она...», - в голосе Мераба слышится горечь. Это не первый случай в его жизни, когда все придется начинать с нуля. Он - беженец из Абхазии. Его шестилетний сын о родном крае знает лишь по рассказам отца:
«То, что мы родом оттуда, что у нас там было море, дом, – сын знает обо всем по рассказам. У нас ведь и фотографий нет, мало что осталось из Абхазии. Единственную вещь оттуда тоже вода унесла - ковер, которому было 98 лет. Его моей бабушке оставила ее мать».
Уже два месяца жена Мераба с ребенком ночуют у соседей, а пожилых родителей мужчина отправил к сестре. Местные власти оценили их ущерб в 2 500 лари.
«Обещают скоро выдать», - вступает в разговор сосед Мераба Тенгиз Капанадзе: «Конечно, мы все хотели бы, чтобы нам дали компенсации посерьезней. Ведь мы потеряли гораздо больше. Но мы благодарны и за то, что встали рядом с нами, помогли», - говорит Тенгиз и приглашает к себе. Его ущерб оценен в 1000 лари. Хотя после наводнения в доме не осталось ни техники, ни мебели, Тенгиз переживает из-за того, что ему нечем угостить гостей: «У меня и вино было, и чача», - вздыхает он.
«А мои цветы чудом уцелели», - показывая выставленные на солнце цветочные горшки, говорит 72-летняя мама Тенгиза, бабушка Ламара, и первый раз во время беседы на ее лице появляется улыбка. В переулке появляется пожилой мужчина, представляется забавно: «Дома меня зовут Жора, а так я – Георгий».
Он приглашает к себе на участок:
«Этих домов вообще здесь не было, тут только камыши и ивы росли. И строить дом я стал первый. Дедушка Жора вспоминает, что до этого здесь был совхоз им. Махарадзе. А после развала Советского Союза территория осталось «бесхозной», и он разбил здесь сад. Но результаты 30-летнего труда в одночасье смыла вода:
«Вот здесь у меня розы были, виноград, персики, здесь было все ухожено, как женские волосы после бани. Когда видели, все меня хвалили. А после наводнения все умирает. Наверное, и человеку, и деревьям надо довольствоваться малым - много на пользу не идет. Вот, как человек, если много съешь - станет плохо», - делится дедушка Жора своими размышлениями о мироустройстве. Хотя переживает, что все-таки поскромничал, оценив свой ущерб в 100 лари на покупку новых саженцев:
«Мне в муниципалитете сказали: вы назовите, сколько вас устраивает, - а я, дурак, постеснялся сказать больше - ведь всего было выделено три миллиона лари». В отличие от других соседей, он здесь не живет, не смог за прошедшие годы построить дом, есть только сад. Дедушка Жора хочет продать участок.
«Но после наводнения уже и продать будет сложно. Кто купит? Тут грязи осталось столько!» - вмешивается в разговор Мераб и добавляет: «У нас ведь нет и адреса. Мне, например, часто приходится «скорую» вызывать, и я говорю: вот там ресторан, завернете за ресторан, мы там и живем. А они все ходят, ищут. Мы, наверное, уже последние пять лет 3-4 раза в году пишем заявления, чтобы нам дали адреса. Власти обещают, но ничего не делают пока».
В это время с полки над краном во дворе упала и рассыпалась матрешка. Дедушка Жора стал со смехом собирать ее: «Эту матрешку вода принесла. Если хозяин придет, отдам, - и добавил. - Но кто найдет безымянную улицу?..»
С одной из центральных автодорог в Ортачала, за ресторанами и бензоколонками виднеются разноцветные крыши новых частных домов. Подобраться к ним поближе можно, свернув на узкую неасфальтированную дорогу. Если спуститься всего на несколько метров, шум оживленной автотрассы вдруг как по мановению волшебной палочки пропадает, и открывается изумительный, самый настоящий сельский пейзаж. Вокруг тихо и безлюдно, но дома сами по себе многое могут рассказать о своих хозяевах. Они, как и люди, – богачи и бедняки, хотя и соседи. Рядом, в тени двух- трехэтажных фешенебельных домов с высокими каменными заборами ютятся маленькие бараки и «бельэтажи», как здесь называют одноэтажные дома с сеточными заборами.
Отчаявшись кого-нибудь встретить, вдруг слышу детское многоголосье, доносящееся из недостроенного дома с вывеской «Продается».
Оказалось, что местная детвора превратила «недострой» в шалаш и игровую площадку одновременно. Укрывшись от изнуряющей жары, четверо распивают газировку. 11-летняя Деа красочно живописует драматические события во время наводнения 12 мая:
«Как пошла вода, так мы не знали, куда бежать! У нас трехэтажный дом, папа с друзьями держали ворота, чтобы вода не хлынула во двор, и мы успели подняться на третий этаж. Но у нас очень много чего испортилось. Вода была во-о-от до сих пор!» - проводит рукой выше головы Деа.
В разговор вступает ее брат, девятилетний Дачи, ему понравилось, как работали спасатели:
«Они всю грязь и воду выкачали потом», - говорит Дачи, почесывая свой расцарапанный животик. Поймав мой взгляд, мальчик поясняет: «Да вот, лазаю везде».
В этот момент вижу, что на дороге появился мужчина средних лет. Мераб Апакидзе живет напротив:
«Это остатки наших половиц», - заведя меня во двор, Мераб показывает подпертый доской забор. В центре в кучу свалена сломанная мебель, сверху лежат уже начавшие гнить матрацы – это все, что осталось после наводнения. Мераб демонстрирует одну из комнат своего жилища: голубые стены ближе к подоконникам переходят в темный цвет плесени – спустя два месяца после наводнения они еще не высохли.
«Здесь мы рассчитывали разместить библиотеку для ребенка, но теперь я уже не знаю, будет ли она...», - в голосе Мераба слышится горечь. Это не первый случай в его жизни, когда все придется начинать с нуля. Он - беженец из Абхазии. Его шестилетний сын о родном крае знает лишь по рассказам отца:
«То, что мы родом оттуда, что у нас там было море, дом, – сын знает обо всем по рассказам. У нас ведь и фотографий нет, мало что осталось из Абхазии. Единственную вещь оттуда тоже вода унесла - ковер, которому было 98 лет. Его моей бабушке оставила ее мать».
Уже два месяца жена Мераба с ребенком ночуют у соседей, а пожилых родителей мужчина отправил к сестре. Местные власти оценили их ущерб в 2 500 лари.
«Обещают скоро выдать», - вступает в разговор сосед Мераба Тенгиз Капанадзе: «Конечно, мы все хотели бы, чтобы нам дали компенсации посерьезней. Ведь мы потеряли гораздо больше. Но мы благодарны и за то, что встали рядом с нами, помогли», - говорит Тенгиз и приглашает к себе. Его ущерб оценен в 1000 лари. Хотя после наводнения в доме не осталось ни техники, ни мебели, Тенгиз переживает из-за того, что ему нечем угостить гостей: «У меня и вино было, и чача», - вздыхает он.
«А мои цветы чудом уцелели», - показывая выставленные на солнце цветочные горшки, говорит 72-летняя мама Тенгиза, бабушка Ламара, и первый раз во время беседы на ее лице появляется улыбка. В переулке появляется пожилой мужчина, представляется забавно: «Дома меня зовут Жора, а так я – Георгий».
Он приглашает к себе на участок:
«Этих домов вообще здесь не было, тут только камыши и ивы росли. И строить дом я стал первый. Дедушка Жора вспоминает, что до этого здесь был совхоз им. Махарадзе. А после развала Советского Союза территория осталось «бесхозной», и он разбил здесь сад. Но результаты 30-летнего труда в одночасье смыла вода:
«Вот здесь у меня розы были, виноград, персики, здесь было все ухожено, как женские волосы после бани. Когда видели, все меня хвалили. А после наводнения все умирает. Наверное, и человеку, и деревьям надо довольствоваться малым - много на пользу не идет. Вот, как человек, если много съешь - станет плохо», - делится дедушка Жора своими размышлениями о мироустройстве. Хотя переживает, что все-таки поскромничал, оценив свой ущерб в 100 лари на покупку новых саженцев:
«Мне в муниципалитете сказали: вы назовите, сколько вас устраивает, - а я, дурак, постеснялся сказать больше - ведь всего было выделено три миллиона лари». В отличие от других соседей, он здесь не живет, не смог за прошедшие годы построить дом, есть только сад. Дедушка Жора хочет продать участок.
«Но после наводнения уже и продать будет сложно. Кто купит? Тут грязи осталось столько!» - вмешивается в разговор Мераб и добавляет: «У нас ведь нет и адреса. Мне, например, часто приходится «скорую» вызывать, и я говорю: вот там ресторан, завернете за ресторан, мы там и живем. А они все ходят, ищут. Мы, наверное, уже последние пять лет 3-4 раза в году пишем заявления, чтобы нам дали адреса. Власти обещают, но ничего не делают пока».
В это время с полки над краном во дворе упала и рассыпалась матрешка. Дедушка Жора стал со смехом собирать ее: «Эту матрешку вода принесла. Если хозяин придет, отдам, - и добавил. - Но кто найдет безымянную улицу?..»
