Одна из малоприятных тенденций последних двух месяцев – столкновения на религиозной почве. В частности, конфликтная ситуация создалась в двух селах: Нигвзиани и Цинцкаро. Они находятся в разных частях страны (в Гурии и Квемо Картли), и у них лишь одна общая черта: часть населения составляют мусульмане-грузины, сравнительно недавно переселившиеся из высокогорной Аджарии. Как и полагается мусульманам, они хотят по пятницам проводить совместные молитвы; старожилы против, так как опасаются, что в конце концов мусульмане построят мечеть, и их села перестанут быть христианскими.
Пока отдельные стычки ни к чему серьезному не привели, какой-то временный компромисс в обоих случаях найден. Сама проблема не нова: переселение мигрантов из Аджарии часто вызывает недовольство местных жителей именно потому, что с ними приходит ислам. Впрочем, подобные проблемы бывают не только между мусульманами и христианами: например, грузинские католики и православные из села Ивлита в Южной Грузии давно уже спорят, кому по праву принадлежит их храм.
Отношение к подобным проблемам показывает, какого рода страной становится Грузия. Право молиться своему Богу – одно из фундаментальных прав человека; как государство его защищает – индикатор того, можно ли его считать современной демократией.
Премьер Бидзина Иванишвили откликнулся заявлением, основная мысль которого заключается в том, что корень проблемы – провокация, т. е. происки врагов, цель которых – дискредитировать Грузию. В том же духе высказался и министр по делам реинтеграции Паата Закареишвили. Он также пожурил правозащитников, которые преувеличивают проблему, вместо того чтобы согласовывать свои заявления с его аппаратом. Если вспомним, что враг "Грузинской мечты" пока только один – прежнее правительство "Национального движения", то ясно, на кого намекают государственные деятели.
Главный аргумент в таких случаях: до сих пор такого не было, так в чем же дело? Значит, какие-то плохие люди мутят воду. Но на самом деле объяснение лежит на поверхности. Защита православия от "Национального движения" и Михаила Саакашвили, которые борются со всем грузинским, а прежде всего – с церковью, была одним из основных мотивов предвыборной кампании "Грузинской мечты". Для некоторых из его активистов религиозный национализм был основной темой: например, для Мурмана Думбадзе, выигравшего выборы в столице Аджарии Батуми. Теперь он – вице-спикер парламента; но и многие другие ведущие деятели и активисты "Мечты" не чураются религиозно-ксенофобских высказываний.
Сами представители Грузинской православной церкви были на октябрьских выборах особо активны. Формально Святейший синод запретил своим служителям вмешиваться в политику. Но на деле многие священники с головой окунулись в предвыборную борьбу против нечестивых западников. Невозможно точно измерить, каков их вклад в победу "Мечты". Но очень может быть, что немалый: в небольших городах и селах, где оппозиция традиционно слаба, антиправительственные проповеди местного священника могли оказаться решающими.
После выборов народ вполне логично решил, что "пришли наши", т. е. защитники православия от иностранцев и иноверцев. Так что г-да Иванишвили и Закареишвили отчасти правы, когда приписывают акции религиозного насилия действиям провокаторов, но последних следует искать среди ведущих деятелей их же коалиции.
Конечно, если политтехнология "Мечты" в какой-то степени опиралась на открытую ксенофобию, это автоматически не означает, что она так же будет себя вести, находясь у власти. Возможно, но что именно она собирается делать, кроме общих заявлений о том, что свободу вероисповедания следует защищать? Пока есть признаки возвращения к политике времен Шеварднадзе, когда православная Патриархия фактически исполняла функцию министерства по делам религий, т. е. права религиозных меньшинств на деле зависели от ее доброй воли. Церковь не простила Саакашвили именно того, что он отнял у нее эту функцию и решил, что защита прав католиков или Армянской апостольской церкви – дело государства.
После того как жители села Нигвзиани потребовали, чтобы их односельчане-мусульмане молились не вместе, а каждый в своем доме, министр юстиции Тея Цулукиани сказала, что государство не должно вмешиваться в подобные дела, "пока религиозные общины не исчерпали ресурсов переговоров". На практике это означает, что мусульманам следует договариваться с местным священником и не слишком уповать на власти.
Мусульмане намек поняли и пока действуют крайне осторожно. Но к чему все это в конце концов приведет, мы пока не знаем.
Пока отдельные стычки ни к чему серьезному не привели, какой-то временный компромисс в обоих случаях найден. Сама проблема не нова: переселение мигрантов из Аджарии часто вызывает недовольство местных жителей именно потому, что с ними приходит ислам. Впрочем, подобные проблемы бывают не только между мусульманами и христианами: например, грузинские католики и православные из села Ивлита в Южной Грузии давно уже спорят, кому по праву принадлежит их храм.
Отношение к подобным проблемам показывает, какого рода страной становится Грузия. Право молиться своему Богу – одно из фундаментальных прав человека; как государство его защищает – индикатор того, можно ли его считать современной демократией.
Премьер Бидзина Иванишвили откликнулся заявлением, основная мысль которого заключается в том, что корень проблемы – провокация, т. е. происки врагов, цель которых – дискредитировать Грузию. В том же духе высказался и министр по делам реинтеграции Паата Закареишвили. Он также пожурил правозащитников, которые преувеличивают проблему, вместо того чтобы согласовывать свои заявления с его аппаратом. Если вспомним, что враг "Грузинской мечты" пока только один – прежнее правительство "Национального движения", то ясно, на кого намекают государственные деятели.
Главный аргумент в таких случаях: до сих пор такого не было, так в чем же дело? Значит, какие-то плохие люди мутят воду. Но на самом деле объяснение лежит на поверхности. Защита православия от "Национального движения" и Михаила Саакашвили, которые борются со всем грузинским, а прежде всего – с церковью, была одним из основных мотивов предвыборной кампании "Грузинской мечты". Для некоторых из его активистов религиозный национализм был основной темой: например, для Мурмана Думбадзе, выигравшего выборы в столице Аджарии Батуми. Теперь он – вице-спикер парламента; но и многие другие ведущие деятели и активисты "Мечты" не чураются религиозно-ксенофобских высказываний.
Сами представители Грузинской православной церкви были на октябрьских выборах особо активны. Формально Святейший синод запретил своим служителям вмешиваться в политику. Но на деле многие священники с головой окунулись в предвыборную борьбу против нечестивых западников. Невозможно точно измерить, каков их вклад в победу "Мечты". Но очень может быть, что немалый: в небольших городах и селах, где оппозиция традиционно слаба, антиправительственные проповеди местного священника могли оказаться решающими.
После выборов народ вполне логично решил, что "пришли наши", т. е. защитники православия от иностранцев и иноверцев. Так что г-да Иванишвили и Закареишвили отчасти правы, когда приписывают акции религиозного насилия действиям провокаторов, но последних следует искать среди ведущих деятелей их же коалиции.
Конечно, если политтехнология "Мечты" в какой-то степени опиралась на открытую ксенофобию, это автоматически не означает, что она так же будет себя вести, находясь у власти. Возможно, но что именно она собирается делать, кроме общих заявлений о том, что свободу вероисповедания следует защищать? Пока есть признаки возвращения к политике времен Шеварднадзе, когда православная Патриархия фактически исполняла функцию министерства по делам религий, т. е. права религиозных меньшинств на деле зависели от ее доброй воли. Церковь не простила Саакашвили именно того, что он отнял у нее эту функцию и решил, что защита прав католиков или Армянской апостольской церкви – дело государства.
После того как жители села Нигвзиани потребовали, чтобы их односельчане-мусульмане молились не вместе, а каждый в своем доме, министр юстиции Тея Цулукиани сказала, что государство не должно вмешиваться в подобные дела, "пока религиозные общины не исчерпали ресурсов переговоров". На практике это означает, что мусульманам следует договариваться с местным священником и не слишком уповать на власти.
Мусульмане намек поняли и пока действуют крайне осторожно. Но к чему все это в конце концов приведет, мы пока не знаем.
