Как восприняли начало пятидневной войны жители Северного Кавказа?
Абазин Мухамед Килба во время грузино-абхазского конфликта командовал батальоном добровольцев из Карачаево-Черкесии, после войны служил в чине заместителя министра обороны республики.
По его словам, возможность каких-то провокаций или даже возобновления военных действий в среде абхазских добровольцев из Северного Кавказа обсуждалась уже в начале лета 2008 года, но все полагали, что если что-то и произойдет, то не на югоосетинском, а на абхазском направлении. И уж тем более, вспоминает Мухамед Килба, никто не ожидал таких интенсивных военных действий:
"Время, которое Россия медлила, было хоть и коротким, но ожидание было тягостным. Мое субъективное мнение: неоправданно было затянуто время, не совсем организованными были действия российской армии с самого начала операции по принуждению к миру. Мы там, как всегда, выехали на мужестве русского солдата, а не на принятии каких-то ярких решений со стороны командования. Так не должно быть, мы же должны чему-то учиться, хотя бы на примерах армий стран НАТО".
– Мухамед, были в обществе сомнения, что, может быть, Россия не вмешается в конфликт?
Мухамед Килба: Сомнения были у многих, но если они кем-то и высказывались, то очень осторожно – никому не хотелось в это верить. Получалось так, что желания людей и действия руководства страны оказались максимально сближенными.
Я помню беженцев из Южной Осетии, когда их привезли в Теберду: детей, жмущиеся к ногам матерей, и очень нервных женщин, то затихающих, то срывающихся в крик. Трудно определить возраст женщины, раздавленной горем и страхом: вот она наблюдает за происходящим вокруг каким-то абсолютно пустым безучастным взглядом, через минуту она уже насмерть ругается со своей соседкой, через две – они сидят, обнявшись, и плачут...
Руководитель осетинской общественной организации "Лаба" из Карачаево-Черкесии Георгий Камурзаев был среди тех, кто вывез беженцев из палаточного городка в Алагире. Тогда Карачаево-Черкесия приняла 460 человек.
"Мы привезли их в санатории Теберды, – вспоминает Камурзаев. – Все это было настолько неожиданно, люди был настолько потрясены... Потом жители республики, организации помощь оказывали – кто чем мог. В общем, люди были согреты, накормлены.
– Я знаю, что активно помогали местные бизнесмены-осетины, в частности, Олег Хетагуров на свои средства отправил несколько "КамАЗов" с продовольствием в Южную Осетию.
Георгий Камурзаев: Он возглавлял все эти мероприятия. Это было как раз в первые дни войны. Первые гуманитарные грузы пришли в Южную Осетию из Карачаево-Черкесии – мука, сахар, подсолнечное масло и минеральная вода. Правительство республики шестнадцать автомобилей скорой помощи отправило в Южную Осетию.
Журналист из Владикавказа Алан Цхурбаев вспоминает ночь с 7 на 8 августа, как одну из самой длинных и тревожных в своей жизни:
"Трудно было узнать что-либо конкретное. Я сидел в интернете и постоянно пытался дозвониться в Цхинвал. Это было почти невозможно, удалось только два-три раза дозвониться друзьям, которые сидели всю ночь с 7 на 8 августа в подвале.
В интернете происходил какой-то дикий обмен информацией, предположениями, что будет, когда вступит Россия, когда, наконец, она придет на помощь. Честно говоря, не было никакой уверенности в этом. Душа болела за своих друзей, за весь народ, который сидит там под бомбами. Хотя, в принципе, с начала грузинской бомбежки до вмешательства России прошло не так много времени, но это были очень нервные часы в моей жизни. К счастью, продолжение мы знаем".
Наверное, ко всему сказанному можно добавить лишь одно – это был первый случай, когда Северный Кавказ по-настоящему взволновало происходящее в Южной Осетии. До этого дня она стояла особняком, и в общем-то на протяжении двадцати лет сама справлялась со своими проблемами – далекая непонятная республика.
Как случилось, что вдруг, в одночасье проявилось такое сочувствие, участие в судьбе южных осетин от Каспия до Черного моря, на земле, в общем-то, попривыкшей к войне и человеческой крови? На этот вопрос я не нашел ответа.
Абазин Мухамед Килба во время грузино-абхазского конфликта командовал батальоном добровольцев из Карачаево-Черкесии, после войны служил в чине заместителя министра обороны республики.
По его словам, возможность каких-то провокаций или даже возобновления военных действий в среде абхазских добровольцев из Северного Кавказа обсуждалась уже в начале лета 2008 года, но все полагали, что если что-то и произойдет, то не на югоосетинском, а на абхазском направлении. И уж тем более, вспоминает Мухамед Килба, никто не ожидал таких интенсивных военных действий:
"Время, которое Россия медлила, было хоть и коротким, но ожидание было тягостным. Мое субъективное мнение: неоправданно было затянуто время, не совсем организованными были действия российской армии с самого начала операции по принуждению к миру. Мы там, как всегда, выехали на мужестве русского солдата, а не на принятии каких-то ярких решений со стороны командования. Так не должно быть, мы же должны чему-то учиться, хотя бы на примерах армий стран НАТО".
– Мухамед, были в обществе сомнения, что, может быть, Россия не вмешается в конфликт?
Мухамед Килба: Сомнения были у многих, но если они кем-то и высказывались, то очень осторожно – никому не хотелось в это верить. Получалось так, что желания людей и действия руководства страны оказались максимально сближенными.
Я помню беженцев из Южной Осетии, когда их привезли в Теберду: детей, жмущиеся к ногам матерей, и очень нервных женщин, то затихающих, то срывающихся в крик. Трудно определить возраст женщины, раздавленной горем и страхом: вот она наблюдает за происходящим вокруг каким-то абсолютно пустым безучастным взглядом, через минуту она уже насмерть ругается со своей соседкой, через две – они сидят, обнявшись, и плачут...
Руководитель осетинской общественной организации "Лаба" из Карачаево-Черкесии Георгий Камурзаев был среди тех, кто вывез беженцев из палаточного городка в Алагире. Тогда Карачаево-Черкесия приняла 460 человек.
"Мы привезли их в санатории Теберды, – вспоминает Камурзаев. – Все это было настолько неожиданно, люди был настолько потрясены... Потом жители республики, организации помощь оказывали – кто чем мог. В общем, люди были согреты, накормлены.
– Я знаю, что активно помогали местные бизнесмены-осетины, в частности, Олег Хетагуров на свои средства отправил несколько "КамАЗов" с продовольствием в Южную Осетию.
Георгий Камурзаев: Он возглавлял все эти мероприятия. Это было как раз в первые дни войны. Первые гуманитарные грузы пришли в Южную Осетию из Карачаево-Черкесии – мука, сахар, подсолнечное масло и минеральная вода. Правительство республики шестнадцать автомобилей скорой помощи отправило в Южную Осетию.
Журналист из Владикавказа Алан Цхурбаев вспоминает ночь с 7 на 8 августа, как одну из самой длинных и тревожных в своей жизни:
"Трудно было узнать что-либо конкретное. Я сидел в интернете и постоянно пытался дозвониться в Цхинвал. Это было почти невозможно, удалось только два-три раза дозвониться друзьям, которые сидели всю ночь с 7 на 8 августа в подвале.
В интернете происходил какой-то дикий обмен информацией, предположениями, что будет, когда вступит Россия, когда, наконец, она придет на помощь. Честно говоря, не было никакой уверенности в этом. Душа болела за своих друзей, за весь народ, который сидит там под бомбами. Хотя, в принципе, с начала грузинской бомбежки до вмешательства России прошло не так много времени, но это были очень нервные часы в моей жизни. К счастью, продолжение мы знаем".
Наверное, ко всему сказанному можно добавить лишь одно – это был первый случай, когда Северный Кавказ по-настоящему взволновало происходящее в Южной Осетии. До этого дня она стояла особняком, и в общем-то на протяжении двадцати лет сама справлялась со своими проблемами – далекая непонятная республика.
Как случилось, что вдруг, в одночасье проявилось такое сочувствие, участие в судьбе южных осетин от Каспия до Черного моря, на земле, в общем-то, попривыкшей к войне и человеческой крови? На этот вопрос я не нашел ответа.
