После августовской войны в Южную Осетию хлынул поток иностранных рабочих. Большая их часть – жители солнечных среднеазиатских стран.
Имя гастарбайтера на узбекском звучит непроизносимо для местных жителей, поэтому он просит называть его Эдиком. Моему герою 43 года, из них последние полгода он живет и работает в Южной Осетии. Дома в Узбекистане остались жена и трое детей. Это еще мало, говорит мне Эдик, раньше ведь по 10 детей рожали, и ничего. А сейчас жизнь стала тяжелее, поднимать детей на ноги совсем непросто.
Жители далекой для нас среднеазиатской страны появились в республике сразу после войны 2008 года, когда была объявлена великая ударная стройка по восстановлению. Вели себя скромно, зарекомендовали себя как отличные работники. "Отличные" – в смысле готовые работать за любые, даже самые мизерные деньги и в любых условиях. Помню, как познакомилась с заморскими гостями у родителей, которые пригласили бригаду гастарбайтеров к себе. По-русски из них говорил всего один человек, который считался самым образованным, – в родном Узбекистане он работал преподавателем школы. Да, еще был и поэтом. Мою маму как главного дирижера строительных работ они хором именовали "мамочкой". Сначала я думала, что это из-за манной каши по утрам, которую она, не скупясь, варила для рабочих. Потом выяснилось, что не говорящие по-русски узбеки, услышав, как члены семьи звали ее, просто решили: "Мамочка" – это такое имя.
Преимущественно жестами общается и Эдик, поэтому спустя пару минут я выключаю диктофон: голос в эфир может и пойти, но вот понять сумбур его русской речи можно только внимательно следя за выражением глаз, жестикуляцией, скрупулезно подбирая обрывки фраз, чтобы склеить из них что-то членораздельное.
В родном Узбекистане Эдик был сварщиком. Здесь берется за любую работу: от строительства дороги до вскапывания огорода. Сюда приехал потому, что семья начала строить большой дом. Жена Эдика – домохозяйка, он каждый месяц исправно высылает домой деньги, оставляя себе копейки на пропитание. В среднем, по словам Эдика, ему удается зарабатывать до 25 тысяч рублей в месяц, что на несколько порядков больше того, что он получал в Узбекистане. Относятся к нам, говорит он, неплохо, ни разу еще никто не обманул. Хотя, например, некоторым его знакомым приходится ждать заработанных денег уже в течение года. Прежде чем въехать на территорию Южной Осетии, рассказывает Эдик, пришлось двое суток проторчать на российско-югоосетинской границе: у шестерых гастарбайтеров потребовали приглашения от строительной фирмы. А у фирмы как раз случились выходные, и узбекам так бы и пришлось греться по ночам у костров неизвестно сколько времени, если бы не вмешался случай.
Оказывается, в Цхинвале давно живет их соплеменник из того же района, что и они сами, – Кашкадарьинского. Он даже когда-то работал там участковым милиционером. Правда, в начале 90-х женился на осетинке, перебрался жить в Южную Осетию и даже успел дослужиться до полковничьего звания. Этот прекрасный человек и помог открыть замок на границе.
В основном, продолжает Эдик, гастарбайтеры из Узбекистана работают до прихода зимы, а потом едут на пару месяцев домой, чтобы помочь по хозяйству своим семьям. Кто-то уезжает и надолго, если работа подвернулась краткосрочная, а желание копать огороды в ожидании новой отсутствует.
У Эдика – золотая улыбка, причем в буквальном смысле. Когда он улыбается, золотые коронки отражают цхивналское солнце. Ведь это признак достатка в азиатских странах, думаю я. Однако внешний вид гастарбайтеров, с которыми каждый день приходится сталкиваться на улицах Цхинвала, пусть и сияют они золотыми улыбками, точно говорит об обратном.
Имя гастарбайтера на узбекском звучит непроизносимо для местных жителей, поэтому он просит называть его Эдиком. Моему герою 43 года, из них последние полгода он живет и работает в Южной Осетии. Дома в Узбекистане остались жена и трое детей. Это еще мало, говорит мне Эдик, раньше ведь по 10 детей рожали, и ничего. А сейчас жизнь стала тяжелее, поднимать детей на ноги совсем непросто.
Жители далекой для нас среднеазиатской страны появились в республике сразу после войны 2008 года, когда была объявлена великая ударная стройка по восстановлению. Вели себя скромно, зарекомендовали себя как отличные работники. "Отличные" – в смысле готовые работать за любые, даже самые мизерные деньги и в любых условиях. Помню, как познакомилась с заморскими гостями у родителей, которые пригласили бригаду гастарбайтеров к себе. По-русски из них говорил всего один человек, который считался самым образованным, – в родном Узбекистане он работал преподавателем школы. Да, еще был и поэтом. Мою маму как главного дирижера строительных работ они хором именовали "мамочкой". Сначала я думала, что это из-за манной каши по утрам, которую она, не скупясь, варила для рабочих. Потом выяснилось, что не говорящие по-русски узбеки, услышав, как члены семьи звали ее, просто решили: "Мамочка" – это такое имя.
Преимущественно жестами общается и Эдик, поэтому спустя пару минут я выключаю диктофон: голос в эфир может и пойти, но вот понять сумбур его русской речи можно только внимательно следя за выражением глаз, жестикуляцией, скрупулезно подбирая обрывки фраз, чтобы склеить из них что-то членораздельное.
В родном Узбекистане Эдик был сварщиком. Здесь берется за любую работу: от строительства дороги до вскапывания огорода. Сюда приехал потому, что семья начала строить большой дом. Жена Эдика – домохозяйка, он каждый месяц исправно высылает домой деньги, оставляя себе копейки на пропитание. В среднем, по словам Эдика, ему удается зарабатывать до 25 тысяч рублей в месяц, что на несколько порядков больше того, что он получал в Узбекистане. Относятся к нам, говорит он, неплохо, ни разу еще никто не обманул. Хотя, например, некоторым его знакомым приходится ждать заработанных денег уже в течение года. Прежде чем въехать на территорию Южной Осетии, рассказывает Эдик, пришлось двое суток проторчать на российско-югоосетинской границе: у шестерых гастарбайтеров потребовали приглашения от строительной фирмы. А у фирмы как раз случились выходные, и узбекам так бы и пришлось греться по ночам у костров неизвестно сколько времени, если бы не вмешался случай.
Оказывается, в Цхинвале давно живет их соплеменник из того же района, что и они сами, – Кашкадарьинского. Он даже когда-то работал там участковым милиционером. Правда, в начале 90-х женился на осетинке, перебрался жить в Южную Осетию и даже успел дослужиться до полковничьего звания. Этот прекрасный человек и помог открыть замок на границе.
В основном, продолжает Эдик, гастарбайтеры из Узбекистана работают до прихода зимы, а потом едут на пару месяцев домой, чтобы помочь по хозяйству своим семьям. Кто-то уезжает и надолго, если работа подвернулась краткосрочная, а желание копать огороды в ожидании новой отсутствует.
У Эдика – золотая улыбка, причем в буквальном смысле. Когда он улыбается, золотые коронки отражают цхивналское солнце. Ведь это признак достатка в азиатских странах, думаю я. Однако внешний вид гастарбайтеров, с которыми каждый день приходится сталкиваться на улицах Цхинвала, пусть и сияют они золотыми улыбками, точно говорит об обратном.