Из чего складывается политика Цхинвала на российском направлении? Какие цели и задачи на этом направлении обслуживает внушительное количество югоосетинских чиновников?
Когда слышим о взаимодействии двух государств-партнеров, то невольно возникает вопрос: из чего состоят эти отношения, если не брать во внимание вещи общеизвестные – финансовую помощь со стороны России и военную защиту, которую она предоставила республике? Очевидно, что строительство нового государства предполагает наличие политического класса, формулирующего стратегические задачи в самых разных сферах деятельности и добивающегося их решения. Очевидно, что взаимоотношения с государством-патроном предполагают наличие неких югоосетинских лоббистских групп, близких к российским центрам принятия решений, которые способствовали бы продвижению неких важных для республики тем.
По мнению сотрудника Института экономики РАН Александра Караваева, отслеживающего ситуацию в республике, ничего подобного в случае с Южной Осетией нет. Республика выстраивает свои отношения с Москвой не как суверенное государство, а как один из депрессивных регионов России. Проблема в том, что никакой национальной стратегии развития в Южной Осетии не существует, а значит, нет задач, вокруг которых могли бы объединяться югоосетинские элиты.
В республике можно услышать массу оправданий, почему ситуация складывается именно так, а не иначе: мол, всему виной ограниченное признание, послевоенная разруха и т.п. Александр Караваев считает, что зависимость от России не отменяет автоматически возможность и необходимость для Южной Осетии выработать собственную национальную идею. Наоборот, опека старшего брата дает дополнительные ресурсы для ее скорейшей реализации без оглядки на скудость собственного потенциала или проблему безопасности. Но дело в том, что у югоосетинского политического класса или тех товарищей, которые считают себя таковым, нет понимания перспектив страны, ее будущего. Они не знают, чего хотеть – не для себя, подчеркивает эксперт, а для республики. У них нет мечты, отличающейся дерзостью замысла, но при этом подкрепленной расчетами, анализом имеющихся возможностей.
«Невозможно развитие республики, если нет яркой, пассионарной энергии именно во власти, – говорит Александр Караваев. – Не имеет никакого значения, под чьей опекой Южная Осетия – России или США, развитие все равно будет обрушено, если в самой республике нет энергии преобразования. Это действительно очень важная составляющая модернизации, но эта тема все-таки описывается морально-этическими определениями, нежели исключительно в рамках экономики и политики – чувством ответственности, наличием мечты, уважением к своему народу, своей стране».
По мнению эксперта, республика могла бы демонстрировать озабоченность реформами, положением дел с предпринимательством и т.п., но ничего подобного не видно. В этом и есть разница между зависимостью и иждивенчеством, подчеркивает Александр Караваев.
По мнению российского эксперта Александра Скакова, отсутствие ответственного политического класса в Южной Осетии в значительной степени связно с той селекционной работой, которую долгие годы в республике проводили московские чиновники, курировавшие югоосетинское направление:
«Такое чиновничество было создано именно Москвой. Она делала ставки на тех, кто ее устраивал, – дотационное чиновничество, не имеющее национальной идеи и нормального целеполагания, не стремящееся к процветанию своей республики. Однажды жители республики оказали сопротивление, когда творилась вся эта вакханалия с выборами президента 2011 года. Увы, если Абхазия смогла выдержать аналогичное давление, то Южная Осетия не выстояла. Сейчас есть попытки изменить сложившуюся там ситуацию, во многом они связаны с назначением Владислава Суркова куратором республики. Судя по всему, он пытается что-то сделать, но пока не видно, чтобы у него получалось».
По мнению Александра Скакова, склонность к иждивенчеству в сочетании с безыдейностью местных элит поначалу даже приветствовались Москвой как залог предсказуемости их поведения и стабильности пророссийского курса в Южной Осетии.
Теперь, когда Москве стало ясно, что никаких геополитических рисков для нее в республике нет и быть не может, вдруг обнаружилось, что несамостоятельность, еще недавно воспринимавшаяся как полезное свойство местных элит, является ощутимой проблемой для государства-донора.
Теперь изнуренной непомерными тратами Москве нужно, чтобы местный чиновный люд что-то делал и чего-то хотел, кроме собственного обогащения, но, как оказалось, хотеть большего в республике просто некому.
Поэтому, считает Александр Скаков, и начался этот болезненный для государств-партнеров импорт идей развития из России. Болезненный для местных элит, потому что он не учитывает их личных интересов. Болезненный для московских кураторов, потому что они осознают свое непонимание местной специфики и того, как нужно модернизировать республику.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
Когда слышим о взаимодействии двух государств-партнеров, то невольно возникает вопрос: из чего состоят эти отношения, если не брать во внимание вещи общеизвестные – финансовую помощь со стороны России и военную защиту, которую она предоставила республике? Очевидно, что строительство нового государства предполагает наличие политического класса, формулирующего стратегические задачи в самых разных сферах деятельности и добивающегося их решения. Очевидно, что взаимоотношения с государством-патроном предполагают наличие неких югоосетинских лоббистских групп, близких к российским центрам принятия решений, которые способствовали бы продвижению неких важных для республики тем.
По мнению сотрудника Института экономики РАН Александра Караваева, отслеживающего ситуацию в республике, ничего подобного в случае с Южной Осетией нет. Республика выстраивает свои отношения с Москвой не как суверенное государство, а как один из депрессивных регионов России. Проблема в том, что никакой национальной стратегии развития в Южной Осетии не существует, а значит, нет задач, вокруг которых могли бы объединяться югоосетинские элиты.
В республике можно услышать массу оправданий, почему ситуация складывается именно так, а не иначе: мол, всему виной ограниченное признание, послевоенная разруха и т.п. Александр Караваев считает, что зависимость от России не отменяет автоматически возможность и необходимость для Южной Осетии выработать собственную национальную идею. Наоборот, опека старшего брата дает дополнительные ресурсы для ее скорейшей реализации без оглядки на скудость собственного потенциала или проблему безопасности. Но дело в том, что у югоосетинского политического класса или тех товарищей, которые считают себя таковым, нет понимания перспектив страны, ее будущего. Они не знают, чего хотеть – не для себя, подчеркивает эксперт, а для республики. У них нет мечты, отличающейся дерзостью замысла, но при этом подкрепленной расчетами, анализом имеющихся возможностей.
«Невозможно развитие республики, если нет яркой, пассионарной энергии именно во власти, – говорит Александр Караваев. – Не имеет никакого значения, под чьей опекой Южная Осетия – России или США, развитие все равно будет обрушено, если в самой республике нет энергии преобразования. Это действительно очень важная составляющая модернизации, но эта тема все-таки описывается морально-этическими определениями, нежели исключительно в рамках экономики и политики – чувством ответственности, наличием мечты, уважением к своему народу, своей стране».
По мнению эксперта, республика могла бы демонстрировать озабоченность реформами, положением дел с предпринимательством и т.п., но ничего подобного не видно. В этом и есть разница между зависимостью и иждивенчеством, подчеркивает Александр Караваев.
По мнению российского эксперта Александра Скакова, отсутствие ответственного политического класса в Южной Осетии в значительной степени связно с той селекционной работой, которую долгие годы в республике проводили московские чиновники, курировавшие югоосетинское направление:
«Такое чиновничество было создано именно Москвой. Она делала ставки на тех, кто ее устраивал, – дотационное чиновничество, не имеющее национальной идеи и нормального целеполагания, не стремящееся к процветанию своей республики. Однажды жители республики оказали сопротивление, когда творилась вся эта вакханалия с выборами президента 2011 года. Увы, если Абхазия смогла выдержать аналогичное давление, то Южная Осетия не выстояла. Сейчас есть попытки изменить сложившуюся там ситуацию, во многом они связаны с назначением Владислава Суркова куратором республики. Судя по всему, он пытается что-то сделать, но пока не видно, чтобы у него получалось».
По мнению Александра Скакова, склонность к иждивенчеству в сочетании с безыдейностью местных элит поначалу даже приветствовались Москвой как залог предсказуемости их поведения и стабильности пророссийского курса в Южной Осетии.
Теперь, когда Москве стало ясно, что никаких геополитических рисков для нее в республике нет и быть не может, вдруг обнаружилось, что несамостоятельность, еще недавно воспринимавшаяся как полезное свойство местных элит, является ощутимой проблемой для государства-донора.
Теперь изнуренной непомерными тратами Москве нужно, чтобы местный чиновный люд что-то делал и чего-то хотел, кроме собственного обогащения, но, как оказалось, хотеть большего в республике просто некому.
Поэтому, считает Александр Скаков, и начался этот болезненный для государств-партнеров импорт идей развития из России. Болезненный для местных элит, потому что он не учитывает их личных интересов. Болезненный для московских кураторов, потому что они осознают свое непонимание местной специфики и того, как нужно модернизировать республику.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
