На недавнем совещании в парламенте Абхазии по обсуждению подготовленного рабочей группой альтернативного присланному из Москвы проекта нового российско-абхазского договора зашла речь, напомню, и о том, что еще одна группа парламентариев готовит другой вариант, но не успела его завершить. Депутат, заявивший об этом, назвал его абхазским (в обществе часто говорят, что в основе его – предлагаемый экспертным клубом «Айнар»), а представленную на совещании редакцию проекта – «усовершенствованным российским вариантом», в котором не отражена общественная мысль в Абхазии.
Не знакомые пока с этим незаконченным вариантом предполагают, что он, скорее всего, более радикально отличается от российского, чем обсужденный и направленный президенту Абхазии. Между тем, как и следовало ожидать, относительно последнего в интернет-сообществе с российской стороны уже зазвучали недовольные и даже возмущенные высказывания: дескать, абхазы хотят, чтобы у них были только права, а у России – обязанности. Правда, в некоторых текстах российских же политологов мне встречалось резонное рассуждение, что работа над любым двусторонним договором меньше всего напоминает сценку, когда двое в дверях церемонно пропускают друг друга вперед, здесь обе стороны, в том числе и дружественные, естественно, озабочены соблюдением своих кровных интересов.
Правда, даже в абхазских интернет-откликах сразу после публикации обсужденного парламентом варианта попался такой. Как-то, мол, некрасиво выглядит, что статья 14-я, где в российском проекте прописано взаимное упрощение получение гражданства другой страны, в абхазском варианте сокращена до упрощенного режима получения жителями РА российского гражданства. Не лучше ли тогда вообще опустить эту статью?..
О мотивах, которыми руководствовались в данном случае абхазские «переработчики» проекта, догадаться, конечно, нетрудно. В частности, в абхазских СМИ и блогосфере не раз обсуждалась такая ситуация: не приведет ли массовое получение абхазского гражданства проживающими в РФ грузинами к возврату к тому этнодемографическому дисбалансу четвертьвековой давности, который являлся одной из предпосылок начала грузино-абхазской войны? Сторонники российского проекта выдвигают аргумент, что не стоит так беспокоиться, ибо никакой договор не дает возможности автоматического получения гражданства любым обратившимся, и право предоставлять или не предоставлять абхазское гражданство конкретным лицам остается за Сухумом. Но тогда зачем вообще весь этот «огород», спрашивают беспокоящиеся.
Их тревожит и то, что этот договор, по их мнению, может стать очередным «шажком» к вхождению в Российскую Федерацию. И не получится ли тогда, как писала одна представительница абхазского экспертного общества, что наши потомки когда-нибудь будут вспоминать о «тех двадцати годах, когда Абхазия была независимой»? Ну, а потеря независимости может способствовать и постепенной утрате идентичности, растворению в более крупном этносе...
Большинство российских комментаторов договора и ситуации вокруг него старается убедить абхазскую аудиторию как в необходимости его принятия, так и в неопасности его для абхазского суверенитета. Я тоже верю в здравый смысл нынешнего российского руководства, которое наверняка прекрасно понимает, что инкорпорация крошечной Абхазии самой большой по территории страной в мире ничего существенного ей, России, не дала бы, а вот проблем прибавила бы уйму, причем не только со стороны так называемого мирового сообщества, но и прежде всего в самой Абхазии. Кстати, думаю, что единственная неоспоримая на сегодня польза бурного обсуждения российского варианта проекта в абхазском обществе – это то, что в Москве не могли не убедиться лишний раз в последнем.
Но справедливости ради надо сказать, что при желании можно привести немало высказываний в России, и отнюдь не только в блогосфере, но и со стороны отдельных политиков и политологов (назовем их маргинальными, но тем не менее), в которых предлагается не возиться с этой абхазской независимостью, а и впрямь присоединить Абхазию. Так безответственность порождает фобии.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
