Накануне в Лондоне на 59-м году жизни от сердечной недостаточности скончался бывший госминистр по экономическим и структурным реформам Грузии бизнесмен Каха Бендукидзе, которого называют архитектором либерально-экономических преобразований, начавшихся в стране после «революции роз». В Тбилиси продолжают активно обсуждать противоречивую фигуру Кахи Бендукидзе. Мы поговорили о наследии реформатора с грузинским политологом Гией Нодиа.
Нана Плиева: Каха Бендукидзе был одним из главных архитекторов и проводником грузинских либеральных экономических реформ. Мы помним его знаменитое: «продать все, кроме совести». Его называли решительным и жестким, иногда даже безжалостным. В грузинской либертарианской среде он вызывал восхищение, превратился чуть ли не в подобие интеллектуального гуру, у других были прямо противоположные, резко отрицательные чувства по отношению к этому человеку. Как вы оцениваете наследие Кахи Бендукидзе?
Гия Нодиа: Конечно, он был либертарианцем по своей идеологии, но это, мне кажется, не главная, хотя и важная часть его наследия. Для меня он, прежде всего, олицетворял здравый смысл, принципиальность, разумность, и его вкладом было то, что грузинская политика в целом, и особенно в экономической сфере, была последовательной, подчинялась какой-то логике. Однако это не единственное его наследие. Одно из самых последних и очень важных его наследий в области образования – он основал один из лучших грузинских университетов, вложил деньги в качественное образование, что очень важно.
Н.П.: Кстати, о созданных им университетах, которые действительно являются одними из лучших учебных заведений Грузии – вы имеете в виду, наверное, Свободный университет и Аграрный университет. Он приглашал туда профессоров со всего мира. Что станет теперь с этими университетами?
Г.Н.: Точно сказать трудно, но я думаю, что он позаботился об этом. Этот университет принадлежал не ему лично, а созданному им Фонду знаний, так что он позаботился о том, чтобы этот университет был устойчивым образованием.
Н.П.: Если вернуться к его экономической политике, к проводимым при прежних грузинских властях реформам, как вы их оцениваете?
Г.Н.: Мне кажется, что такие реформы в то время были необходимы. Я не могу сказать, что я был с ним согласен абсолютно во всем, но основное направление, в котором под его влиянием развивалась экономическая политика Грузии, было совершенно разумным и единственно правильным. Практически все посткоммунистические страны, которые достигли каких-то успехов в экономическом развитии, в какой-то период проводили такие достаточно жесткие либеральные реформы.
Н.П.: То есть они дали свои плоды?
Г.Н.: Да, без сомнения. Сейчас грузинскую экономику не сравнить с тем, что было до 2003 года. Это все-таки экономика, у которой есть какой-то здоровый фундамент. Конечно, мы небогатая страна, но у нашей экономики есть нормальные структурные основы.
Н.П.: Под оздоровлением вы, наверное, имеете в виду уменьшение роли государства, его вмешательства в экономику, снижение налогов – то, за что он выступал. Но, с другой стороны, это не всегда удавалось и при прошлых властях. Мы помним, что вмешательство, в принципе, было.
Г.Н.: Политика не была последовательно либертарианской, но всегда любая политика является компромиссом между различными направлениями, однако все-таки философская основа, стержень были либеральными, и, мне кажется, это было очень правильно.
Н.П.: Господин Нодиа, у Бендукидзе не сложились отношения с нынешней властью, он неоднократно выступал с критикой правительства Иванишвили. Это было концептуальное расхождение? Или он вызывал раздражение, потому что был ключевой фигурой в правительстве Саакашвили?
Г.Н.: Его воспринимали как ключевого политика правительства Саакашвили, и немного даже преувеличивали его роль. Именно поэтому он был неприемлем для новых властей, потому что для них неприемлемо все, что как-то связано с политикой Саакашвили. Мне трудно назвать это противоречие концептуальным, поскольку я не вижу какой-то концептуальной основы у новой власти, кроме отрицания всего, что связано с Саакашвили. Но, конечно, для Бендукидзе эта власть была неприемлемой, в том числе и потому, что никакой концептуальной основы у нее нет.
Н.П.: В последнее время он выступал с лекциями, основал два успешных университета. Можем ли мы сказать, что у Кахи Бендукидзе осталось много последователей в современной Грузии и у него есть единомышленники, которые постараются продолжить либеральную политику в экономике?
Г.Н.: Последователи у него есть. Трудно сказать, что их очень много, но они есть. У них есть влияние, но это не означает, что они будут проводить политику, потому что для того, чтобы проводить политику, нужно, чтобы тебя подпустили к власти. Сейчас единомышленники и последователи Кахи Бендукидзе очень далеки от власти, так что очень трудно говорить сейчас вообще о какой-либо экономической политике, хотя есть люди, в том числе и в правительстве, которые, в принципе, экономические либералы, но есть и другие.
Н.П.: А кто преобладает?
Г.Н.: Я считаю, что вообще ничего не преобладает, потому что непонятно, в чем заключается экономическая политика современных властей. Я думаю, что ее просто нет.
Н.П.: После смерти Кахи Бендукидзе заговорили о большой потере не только для Грузии, но и для Украины. В последнее время он консультировал украинское правительство и, как сообщил экс-президент Грузии Михаил Саакашвили, даже ждал назначения. О нем говорили как о надежде для другой, некоторой возможной России в будущем. Чего в нем было больше, на ваш взгляд, – это был больше российский олигарх или либертарианский мыслитель? Почему он был так востребован на постсоветском пространстве – в данном случае в Грузии и Украине?
Г.Н.: Вообще, Бендукидзе можно назвать олигархом, хотя я не думаю, что у него было большое влияние на российскую власть. Просто он был одним из того поколения богатых людей в России, которых принято называть олигархами. В России у него была определенная репутация – он был популярен среди либеральной интеллигенции, единственный из других поддерживал проекты по гражданскому образованию. Эта страсть к рациональному мышлению, образованию у него всегда была. Что касается того, почему он так востребован, то в целом реформы в Грузии оказались исключением на постсоветском пространстве, кроме балтийских стран, где удалось добиться конкретных результатов не только в экономике, но в целом в государственном строительстве, чтобы государство и экономическая политика приблизились, скажем так, к цивилизации.
Каха, конечно, был не единственным, но одним из главных архитекторов. Благодаря некоторой своей экстравагантности и экзотичности он был более известен и стал как бы эмблемой этих реформ. На Украине и в России таких реформ провести не удалось, поэтому грузинские реформы и лично Каха Бендукидзе стали некой моделью для подражания.
