Девушка и чудовище

История и современность Восточной Европы, если к ней относить и Россию, создала основную интригу в номинации "Лучший фильм на иностранном языке", где главными претендентами на "Оскар" были польская "Ида" (режиссер Павел Павликовский) и российский "Левиафан" (режиссер Андрей Звягинцев). В итоге хрупкая девушка победила эфемерное чудовище.

Черно-белая ретродрама Павликовского аккумулирует религиозные и гражданские искания, а также скорбную память о Войне и Холокосте в социалистической Польше.

Действие происходит в начале 60-х годов. Сиротка Анна (Агата Тшебуховска - огромные глаза, ямочка на подбородке, рыжие волосы, она даже и не актриса, просто студентка, попавшая на съемочную площадку из-за столика парижского кафе) завершает свое пребывание в монастырском приюте и намеревается постричься в монахини. Но необходимо согласие родственников, а именно, давно не дававшей о себе знать тетки Ванды.

Женщина оказывается "Кровавой Вандой" - прокурором на процессах начала 50-х годов, когда на скамью подсудимых попадали не столько пособники немецких оккупантов, сколько противники СССР. Она, не церемонясь, рассказывает девушке, что её настоящее имя - Ида Лебенштейн, а родители-евреи погибли во время оккупации. В конце концов, героини раскроют страшную правду: семья польских крестьян сначала прятала Лебенштейнов в лесу, а после там же и убила, вроде бы со страха, но, по сути, чтобы завладеть домом. Убиты были не только родители Иды, но и сыночек Ванды.​

Сам убийца, прощенный Идой (от прокурора-судьи Ванды всю правду скрыли), эксгумировал останки, которые в итоге нашли упокоение на старом люблинском кладбище. Ида возвращается в монастырь, чтобы постричься в монахини; Ванда, теряющая вместе с уходящей племянницей последнюю нить, способную вывести из ужасного лабиринта, выбрасывается из окна.

В истории Иды есть многое, что роднит ее с Гамлетом, но в итоге она поступает не по канве Шекспира, а как раз по настоянию датского принца: "В монастырь! В монастырь!". Выбор её совершенно сознателен и продиктован как личным протестом, так и трагическими обстоятельствами.

На первый взгляд, у создателей "Левиафана" куда больше социального и гражданского пафоса, нежели у юной польской героини. Фильм, в котором много рассказывается о коррумпированных властях и судах, о сомнительном единении государства и церкви, вызвал оживленную, даже ожесточенную дискуссию в России. С другой стороны, в картине не сказано чего-то нового, собственно, в многочисленных сериалах, идущих на российском телевидении, показывают не меньшее беззаконие, а про божественное управление исчерпывающе написано автором "Моцарта и Сальери": "Нет правды на земле. Но правды нет и выше". Впрочем, лишнее напоминание российскому обществу о его фундаментальных проблемах никогда не помешает, как не помешает лишний раз поставить Калибана перед зеркалом.

А вот отсутствие гуманизма невыгодно отличает "Левиафана" от получившей награду польской картины. Давно я обратил внимание на то, что мужчины в фильмах Звягинцева показаны с сочувствием и любованием, а женщины - с неодобрением и непониманием. Достаточно сравнить органичные сцены мужского товарищества в "Изгнании" или "Левиафане", с глупым поведением героини "Изгнания" (придуманная измена и, как следствие, гибель от аборта), банальным злодейством Елены (ведь она, в сущности, всего лишь "неблагодарный пайщик" Олейникова, который "стал домогаться селедок с крупой", "когда ему выдали сахар и мыло"), унылым адюльтером Лили в "Левиафане".

Можно долго спорить о том, кто из персонажей фильма убивает героиню (склоняюсь все же к тому, что преступник – её пасынок Ромка), но так или иначе, истинный убийца – сам постановщик. Рискну предположить, что мальчик Ромка и есть скрытый рассказчик в картине, своеобразный двойник автора. Именно Рома и режиссер не любят и презирают женщин, тоскуют по обществу брутальных мужчин, своеобразной гетерии, хотя и скрывают свои потаенные желания за масками грубияна, проповедника, моралиста.

Главным полем битвы между Добром и Злом всегда была человеческая душа, а не сфера общественных отношений. Прощение и прощание более человечны, нежели борьба и конформизм. Полагаю, что решение Американской киноакадемии в этой номинации оправданно отметило гуманистический пафос "Иды", но не бесчеловечную безнадежность "Левиафана".

Отель "Гранд Будапешт"

Восточная Европа интересовала на только авторов "Иды" и "Левиафана", но и создателей одного из основных фаворитов и победителей нынешнего "Оскара".

Фильм "Отель "Гранд Будапешт" (режиссер Уэс Андерсон) получил столько же "Оскаров", сколько и и главный нынешний победитель премии, "Бёрдмэн" - четыре, но награждены были "незаметные герои": композитор А.Деспла, художники, костюмеры и гримеры.

Вновь вспомню елизаветинскую драму. В пьесах Шекспира и его современников не редкостью были прологи. У картины Андерсона их целых два. Сначала пожилой и сильно напоминающий Сомерсета Моэма писатель (Том Уилкинсон) в 1986 году рассказывает об истории возникновения новой книги. Сходство с Моэмом достигается не только посредством искусного грима, но и тем, что похожие соображения о жизни и литературе, о сюжетах и персонажах знаменитый англичанин не развысказывал в своих эссе.

Писатель вспоминает, как в 1968 году останавливался в "Гранд Будапеште". Начинается второй пролог, в котором автора играет Джуд Лоу. Выдуманная восточноевропейская страна Зубровка, на территории коей и расположен этот фешенебельный, но заметно клонящийся к упадку отель, оказалась за "железным занавесом". Томятся и скучают немногочисленные постояльцы, а писатель тем временем знакомится с загадочным владельцем отеля - господином Мустафой (Ф.Мюррей Абрахам), скорее, номинальным, чем действительным его хозяином, - после временной победы Социализма.

За изысканным ужином г-н Мустафа рассказывает свою историю.
Действие переносится в тридцатые годы ХХ века. В своей выдуманной вселенной Андерсон и его соратники нашли местечко и для передела версальских границ, и для фашистских партий, и для знаменитых венских пирожных, и для беженцев с колониальных войн, и для "окончательного решения" еврейского вопроса. Не забыто и христианство: герои символически и бестрепетно опрокидывают с саночек деревянную фигуру Христа. Единственная любовь юного героя Агата (Сирша Ронан) умирает от многозначительного "прусского гриппа", а в дневниковых записях советских граждан 1930-х гг. слово "заболел" означало арест и тюремное заключение. Грубое воинство, которое все-таки пристрелило, казалось бы, бессмертного мсье Густава (Рэйф Файс) - наставника юного Мустафы, типажами своими более всего напоминает блоковских скифов.

Наконец, не обойдены вниманием и вопросы преемственности в изобразительном искусстве. Вместо бесценного и бездарного "Мальчика с яблоком" голландской школы на стене родового замка ненадолго оказывается рискованная работа модерниста Эгона Шиле (ее фашиствующий наследник Дмитрий (Эдриан Броуди) разорвет недрогнувшими руками, справедливо приняв за образчик дегенеративного искусства), кроме того, в одном из гостиничных помещений на мгновение покажется абстракция Мондриана.

Собственно, весь этот причудливый, смешной и в то же время пугающий мир – лишь пейзаж, в котором разворачивается авантюрный сюжет с участием отравленной старой аристократки (Тильда Суинтон в гриме 90-летней старухи), двух её завещаний, армии рамолических наследников во главе со злокозненным Дмитрием, сумасшедшего убийцы (Уиллем Дефо в черной коже, с пистолетом и флягой), уставшего от человеческого несовершенства полицейского комиссара (Эдвард Нортон), матерого каторжника с затейливыми татуировками на дряблой стариковской груди (Харви Кейтель), боящегося собственной тени мажордома (Матье Амальрик), таинственного Сообщества Скрещенных Ключей ( Билл Мюррей, Люк Уилсон и другие), и разлученных только Смертью неизменно надушенного и корректного мсье Густава и его верного Зеро.

"Бёрдмэн"

В номинации "Лучший фильм" среди восьми претендентов киноакадемики наградили фильм "Бёрдмэн". Получили статуэтки также режиссер этого фильма Алехандро Иньярриту ("Сука-Любовь", "Вавилон"), оператор Эммануэль Любецки и группа сценаристов.

Кратчайшим описанием происходящих в фильме событий могло бы послужить название одной комедии Т.Мидлтона – "Безумный мир, господа!".

Героев картины трудно уличить в нравственной полноценности и душевной уравновешенности. Заглавный персонаж владеет секретом левитации, способен перемещать взглядом и мыслью предметы, обыкновенно с намерением их разрушить, а его редкие встречи с бывшей женой больше напоминают спиритические сеансы (меня не оставляет мысль о том, что она умерла, иначе принимала бы большее участие в жизни их непутевой дочери).

Героя фильма зовут Риган Томсон, четверть века тому назад он завоевал большую популярность в голливудских картинах о Бердмэне. Очень важно, что его играет Майкл Китон, некогда исполнивший роль Бэтмена. Последующие годы Человек-Птица даром времени не терял: разорил семейное гнездо, крепко попил разнообразного алкоголя (даже из лужи), превратился в невротика, быть может, в шизофреника. Ныне Риган задумался о Вечности и, покорив голливудские небеса, вознамерился покорить и бродвейские подмостки. Сентиментальный шизофреник когда-то, еще в студенческие годы, удостоился алкоголической благосклонности Раймонда Карвера. И вот сейчас Риган-Бердмэн решил поставить на Бродвее собственную инсценировку рассказа "О чем мы говорим, когда говорим о любви" с добавлением других новелл из одноименного сборника, исполняя роли продюсера, режиссера и актера.
Но люди куда хуже покоряются могущественному некогда Бердмэну, нежели предметы и пространство. Работа над спектаклем идет под несчастливой звездой. Влиятельный критик, даже не посещая ни репетиций, ни прогонов, намеревается уничтожить постановку. Артисты и ассистенты - адепты системы Станиславского, прижившейся, как известно, отнюдь не на родине, но за океаном, решительно, словно джин и содовую, смешивают жизнь и искусство: пьют, сквернословят, дерутся, плачут, любят и стреляют, подобно героям новелл Карвера.

Разумеется, я не могу выступать в роли заокеанского медиума и пытаться объяснить выбор Американской киноакадемии, но, помимо изобретательной и драматичной истории, виртуозных съемок и монтажа, крайне интересно показаны в фильме отношения между театром, литературой и кино.

Бродвейский истэблишмент насмешливо относится к залетным птицам из Калифорнии, презирая их за бездарность и дешевую популярность. Но можно ли назвать бродвейских авторитетов "арбитрами изящного"? Едва ли. Сразу вспоминается, что многие и лучшие пьесы Теннесси Уильямса первоначально ставились именно вне Бродвея, предпочитавшего традиционную драматургию. Понятно, что Карвер - далеко не Артур Миллер или Теннесси Уильямс, но вряд ли его рассказы менее сценичны, нежели опусы какого-нибудь бродвейского фаворита, вроде Дэвида Обурна?

Разумом Риган Томсон понимает, что Бродвей не превосходит Голливуд интеллектуальностью и не уступает в снобизме, но чувства побуждают его делать сверхусилия, чтобы доказать свое соответствие театральным стандартам. Проблема же, возможно, в том, что Риган - не выдающийся актер. Ему не хватает ни мастерства, ни отстраненности, которых не занимать местной звезде Майку (Эдвард Нортон). Этот настолько вживается в образ, что становится способен на сцене даже к интимной близости с любовницей (вне сцены нет эрекции!). Отсюда, вероятно, и желание Томсона победить театральный мир сверхреализмом, застрелившись по-настоящему.

Любопытные параллели находятся и между кино и литературой, точнее, между жизнью и творчеством Бёрдмэна и Карвера. Очевидно, что популярностью Риган Томсон был обязан не столько своему мастерству, сколько усилиям операторов, художников, монтажеров, гримеров и прочих незаметных героев, создававших сагу о Человеке-Птице. Аналогично, и Раймонд Карвер своей литературной известностью и репутацией в немалой степени был обязан редакторам (главным образом, Гордону Лишу), безжалостно купировавшим мелодраматические излияния не всегда трезвого автора.

"Игра в имитацию"

Вернемся к теме гуманизма. Очень человечной оказывается и совершенно традиционная картина "Игра в имитацию" (режиссер Мортен Тильдум), получившая "Оскар" за лучший адаптированный сценарий.

Очевидно, что вся эффектная история с немецким шифровальным кодом "Энигма", его взломом, осуществленным секретным подразделением британской разведки "Ультра", состоявшим из математиков, шахматистов (в том числе, Александера, чемпиона Англии,побеждавшего и Ботвинника), тайных гомосексуалистов и советских агентов, а также любителей кроссвордов обоего пола, - всего лишь повод для разговора о человеческой сущности.

Кто мы? Машины для воспроизведения себе подобных, замкнутые в круге ежедневных проблем и общественных ограничений? Или нервные существа, сомневающиеся во всем, в первую очередь, в себе, ошибающиеся и порой заблуждающиеся, но никогда не уподобляющиеся гамлетовской флейте?!

Драматическая история Алана Тьюринга доказывает, что, к счастью, вторые.

Поэтому самый важный момент в фильме - это беседа с глазу на глаз в полиции двух великолепных актеров - Бенедикта Камбербатча (математик Алан Тьюринг) и Рори Кинера (детектив Роберт Нок). Они как раз и решают трудный вопрос о машине и человеке, и решают одинаково. Как Тьюринг во время войны страдал, но часто молчал о расшифрованных сведениях, чтобы немцы не догадались о взломе "Энигмы", хотя это и приводило к человеческим жертвам, так и детектив Нок, скрепя сердце, и сочувствуя герою, все же доводит расследование о "непристойном поведении" до суда.

Результаты деятельности обоих нам известны: расшифровка немецких кодов не спасла жизни тысяч, но сократила продолжительность войны и спасла миллионы, а осуждение Тьюринга и его принудительное лечение довело сорокалетнего математика до самоубийства, но, безусловно, ускорило отмену омерзительной уголовной статьи.

Ум и чувства всегда правы, а вот машины и механизмы, в том числе, общественные, подчас ошибаются.

Константин Львов

Радио Свобода