Сегодня в рамках рубрики «Гость недели» мы представляем интервью с известным грузинским врачом Мерабом Ломия, который в настоящий момент работает в Великобритании на должности врача-эксперта в одной из крупнейших мировых фармацевтических компаний. Мераб Ломия эмигрировал из Грузии в 2007 году, когда по инициативе прежних властей были ликвидированы многие исследовательские институты здравоохранения, функционирование которых впоследствии так и не было восстановлено.
Мераб Ломия: Ситуация моя довольно-таки типичная для многих таких стран, как Грузия. Решение уехать за рубеж у меня созрело примерно в 2005 году, и я с моим товарищем решил попытать счастья в какой-нибудь другой стране. Это было вызвано тем, что в то время, да и позже, ситуация в грузинском здравоохранении была весьма неопределенной. Зарплаты врачей были и, пожалуй, остаются на сегодняшний день крайне неудовлетворительными, очень низкими. Для моего статуса, а я был заведующим отделением, моя зарплата составляла порядка 200, 300, максимум 400 лари – это зависело от выработки. Приходилось работать довольно-таки интенсивно, но выше этого практически продвинуться было нельзя.
Вообще, свою карьеру в медицине я начинал с научной деятельности, я был и остаюсь кандидатом медицинских наук, у меня была готова докторская диссертация, я уже был готов ее защитить, но мне этого не дали сделать, потому что докторские степени волевым решением были отменены, и все кандидатские диссертации приобрели статус докторских. То есть вся моя многолетняя работа перед этим пошла насмарку. Кроме того, никакого спроса на научную медицинскую деятельность в Грузии не было: то есть твоя зарплата и карьера абсолютно не зависели от твоих научных достижений, твоей известности в международных научных кругах, как это принято во всем мире. Главным критерием продвижения, карьеры было личное знакомство, участие в различных акциях, которые были аффилированы либо с неправительственными организациями, либо с бизнес-структурами. Все это было очень зыбко, неопределенно, и фактически было ощущение полной бесперспективности как в научном, так и в карьерном и материальном плане.
На этом фоне я решил куда-нибудь эмигрировать. Было несколько вариантов. Мой выбор пал на Западную Европу. В то время была возможность поехать в Англию, в которой была программа Highly Skilled Migrants Program, что означает «Программа высококвалифицированных мигрантов», и я вместе со своим другом – профессором кафедры эндокринологии Медицинского университета Кобой Коплатадзе решил поехать в Англию и попытать счастья по этой программе.
Нужно сказать, что мой друг Коба Коплатадзе, которого, к сожалению, сегодня уже нет в живых, уникальный специалист. Он впервые в Грузии внедрил лагерь для детей, больных диабетом, по американскому образцу. С ним сотрудничали выдающиеся американские специалисты, такие как всемирно известный профессор Рон Джеймс и многие американские неправительственные организации в сфере здравоохранения. Этого человека в это время буквально выгнали из мединститута по совершенно непонятной причине, потому что специалистов такого уровня в Грузии нет, и мы решили поехать в Англию.
Ираклий Орагвелидзе: Если бы ваша зарплата, к примеру, составляла 1000 лари или 2000 лари, задумывались бы вы над поиском работы за рубежом или нет?
Мераб Ломия: Знаете, очень интересный вопрос. Естественно, материальная мотивация очень значительна, потому что, когда ты видишь, что люди, которые по общеобразовательному и культурному уровню представляют собой маргинальные слои общества и в то же время занимают в обществе чуть ли не руководящие посты, в этом случае ты просто чувствуешь себя ущемленным, когда ты – ученый, специалист, причем ученый с публикациями в иностранных журналах и более или менее известен среди своих коллег за рубежом, получаешь какие-то гроши по сравнению с людьми, которые не имеют и десятой доли той квалификации, которую имеешь ты. Это серьезный момент. Например, у меня было много проектов в Грузии, связанных с моей деятельностью как ученого и как врача-практика. Я всегда был заряжен на открытие новых свойств известных лекарств и новых методов лечения известных болезней. Именно в этом направлении я всегда работал и работаю до сих пор. У меня есть два грузинских патента, и, более того, потом эти патентные заявки были поданы в американское и европейское патентные агентства, и они до сих пор существуют. У меня есть международные патенты, что само по себе не очень частое явление в медицине. Это мне до сих пор помогает делать карьеру на Западе.
Ираклий Орагвелидзе: Много ли ваших коллег из вашего круга знакомств покинули Грузию?
Мераб Ломия: Да. Я сегодня смело могу сказать, что мои коллеги, которые со мной учились в мединституте, и не только в мое время, но и те, кто моложе и старше меня, подавляющее большинство моих друзей-врачей и не только врачей, причем это были люди с очень высоким научным и интеллектуальным уровнем, сегодня работают в Соединенных Штатах, Германии, других европейских странах, даже в Австралии, России и т.д. То есть я могу сказать, что Грузию покинули люди, которые, кстати, достигли там (в эмиграции) очень серьезного как профессионального, так и материального успеха. Таких людей очень много. Во всяком случае, большинство из моих друзей и коллег именно там.
Ираклий Орагвелидзе: Как вы оцениваете уровень системы здравоохранения в Грузии?
Мераб Ломия: Когда я уезжал, ситуация была, честно говоря, удручающей. Всем хорошо известно, что именно в то время началось разрушение научно-исследовательских институтов в Грузии, и практически сегодня многие институты, которые обладали довольно-таки серьезным потенциалом, например, Институт кардиологии, Институт неврологии, Институт терапии, Институт хирургии, Институт педиатрии – ликвидированы, их не существует как таковых. Наверное, будет очень трудно их возродить и в будущем. Это было мотивировано тем, что они не отвечают западным стандартам и поэтому их надо ликвидировать. Фактически действия правительства того времени – осознанно или нет - были преступными. Науку надо было не уничтожать, а модернизировать и развивать. Как, кстати, это делают во многих постсоциалистических странах, например, как это сделали в свое время в Венгрии, Польше, странах Балтии. Это все можно делать, но, естественно, гораздо легче уничтожить, чем что-то создать, сказать: да, это не работает, давайте это уничтожим.
Сегодня ситуация стала получше. Почему? Естественно, ничего старое, практически разрушенное восстановлено не было, но когда началось разрушение всего старого, как бы отжившего в медицинской науке, плюс пошло еще сокращение и жуткое подорожание медицинских услуг. То есть я помню, какая была ситуация, я даже знаю семьи, в которых люди умирали, потому что не могли получить медицинскую помощь – им просто нечего было продать из семьи, чтобы получить медицинскую помощь. Были такие душераздирающие случаи, когда люди не могли получить лечение из-за того, что у них не было денег. Они приходили, им ставили диагноз, говорили, что надо сделать операцию, иначе эти люди могли умереть, но не было денег, причем речь шла о нескольких тысячах лари – это была очень серьезная сумма, и до сих пор она остается таковой для многих людей. Люди продавали дома, брали какие-то невероятные долги, потом оказывались на улице, закладывали свои квартиры.
Вот этого сегодня нет, потому что очень большие суммы брошены именно на то, чтобы все слои населения могли получить дешевую медицинскую помощь. Это, несмотря на мое критическое отношение также и к сегодняшним властям, безусловно, огромный шаг вперед. Это, естественно, не видно на каждом шагу, как видны на каждом шагу новостройки, построенные прежним режимом, но это спасенные жизни, сохраненные семьи, это люди, которые живут лишние 5, 10, 15 лет, то есть это неоценимо. Так что сегодня, да, ситуация лучше, но это не значит, что она такая, какой могла бы быть.
Ираклий Орагвелидзе: А каков сейчас уровень медицинского обследования, а также услуг?
Мераб Ломия: Знаете, мне уже трудно сказать. Несомненно, все еще существуют, и я это слышу от моих коллег, очень сильные врачи, но, к сожалению, надо отметить, что эти сильные врачи очень часто держатся исключительно за счет личного энтузиазма. Потому что есть люди, которые не могут свою работу делать плохо, и за счет этого сегодня держится не только медицина, но и, можно сказать, очень многие виды деятельности в Грузии. Однако это очень зыбкий ресурс, и он может в любой момент истощиться.
Ираклий Орагвелидзе: Вы пробовали, например, свой опыт, приобретенный в Англии, как-то применить в Грузии? Обращались ли вы к кому-либо, или к вам кто-нибудь обращался, или, как вы считаете, покинул страну – и все?
Мераб Ломия: Вообще-то меня очень легко найти в интернете. Если кто-нибудь хочет обратиться ко мне, я открыт для предложений. Лучше будет, если они поищут специалистов, – те люди, которые отвечают за развитие отрасли. Я открыт для всех предложений, у меня масса знакомых.
Ираклий Орагвелидзе: Это касается и тех людей, которые в большинстве своем эмигрировали из Грузии. Можно же бесценный опыт этих людей применить хотя бы на уровне практики, чтобы они приезжали, проводили операции...
Мераб Ломия: Нет, использование этого опыта сегодня не проводится, и оно невозможно, потому что мы слышим голословные призывы: «Возвращайтесь, помогите вашей стране!» Извините, но это демагогия. Мы не можем приехать и помогать стране в таких условиях. Для того чтобы мы смогли помогать, нас должны пригласить, но это очень серьезный вопрос – это вопрос политический. В свое время Южная Корея его решила весьма интересным способом: они дали всем без исключения южным корейцам, которые работали за рубежом, четверть той зарплаты, которую они имели за рубежом, и подавляющее большинство корейских специалистов вернулось в Южную Корею. Вы знаете, что из себя сегодня представляет Южная Корея? Я очень сомневаюсь, что в Грузии кто-нибудь когда-нибудь пойдет на этот шаг, потому что человек, достигший успеха там, будет требовать здесь так, как принято требовать там. Я думаю, что мало кому это понравится.
Ираклий Орагвелидзе: Мераб, в заключение скажите пару слов о государственной программе лечения гепатита С. Насколько я знаю, она довольно успешна. Среди моих знакомых несколько уже прошли курс лечения, и результаты, могу сказать, впечатляющие.
Мераб Ломия: Программа лечения гепатита С, безусловно, очень успешная на примере Грузии. В свое время люди, которые спонсировали эту программу, должны были выбрать между тремя странами, где уровень гепатита С необычайно высок. Это Монголия, Египет и Грузия. В конец концов они пришли к выводу, что в Грузии ситуация лучше, чем в этих странах, для того, чтобы эту программу проводить и получить реальные результаты.
Ираклий Орагвелидзе: Насколько мне известно, система учета в Грузии оказалась совершенной, количество пациентов меньше по сравнению с тем же огромным Египтом...
Мераб Ломия: Нельзя сказать, что система совершенна, просто ее оказалось возможным применить в грузинских условиях. Оказалось, что наши врачи могут адекватно усваивать эту новую информацию, необходимую для проведения этой программы, и тренинги прошли успешно. То есть тут фактически были готовы условия для того, чтобы эту программу применить. Что это значит для страны и для больных? Это трудно переоценить, потому что фактически эта страна благодаря этой программе избегает многомиллиардных убытков. Для нашей страны это огромный бонус. Причем это не просто убытки, мы этим самым избегаем смертей очень большого количества людей, которые находятся в полном расцвете сил. Хочу сказать, что это реальный и очень большой успех грузинского здравоохранения. Это нам показывает, что если мы будем выполнять рекомендации наших западных коллег, то мы можем достигнуть успеха также и в других подобных программах.
Ираклий Орагвелидзе: И не только в здравоохранении...
Мераб Ломия: Да, не только в здравоохранении. То есть простое следование рекомендациям наших западных партнеров может сыграть такую же роль во всех других отраслях, и это великолепный пример. Будем надеяться, что это будет со временем действительно так.
