Накануне российские силовики провели самую крупную контртеррористическую операцию за последние три года в Кабардино-Балкарии. В Нальчике были уничтожены 14 боевиков, присягнувших на верность запрещенной в России террористической группировке «Исламское государство». Среди убитых – предводитель местного подполья Юрий Бицуев. Свидетельствует ли прошедшая операция об активизации исламистов на Северном Кавказе? Как изменилась ситуация в регионе после присяги северокавказского подполья «Исламскому государству»?
По словам российского журналиста Орхана Джемаля, следует понимать, что ИГИЛ на Северном Кавказе – это не новые боевики, обученные в Сирии или Ираке и засланные в Россию. ИГИЛ – это франшиза, которую приняли все те же подпольщики «Имарата Кавказ». При этом ИГИЛ поднял статус российских спецслужб. Террористическая группировка «Исламское государство» считается на сегодня крупнейшей силой, превосходящей по своим масштабам «Аль-Каиду», в отличие от «Имарата Кавказ», о котором за пределами России знали только специалисты. Соответственно, российские спецслужбы, противостоящие теперь уже ИГИЛ, перешли из разряда занимающихся региональной проблематикой в элиту, борющуюся с мировым злом. Одно это ко многому обязывает, поэтому, убежден Орхан Джемаль, будет и активизация силовиков, и череда заявлений о предотвращенных терактах.
Но активность боевиков не достигает масштабов деятельности «Имарата Кавказ» 2008-2010 годов, говорит Орхан Джемаль:
«В принципе, если мы анализируем деятельность «Исламского государства» на Северном Кавказе, а точнее, того же самого подполья, просто поднявшего другой флаг, то нельзя сказать, что они переплюнули «Имарат Кавказ» образца 2008-2010 годов.
– Т.е. времена, когда боевики проводили технически и тактически сложные акции?
– В начале нулевых в Дагестане Макшарипов выдвинул концепт: нужно просто стрелять в ментов, в том числе из низших чинов, работающих на земле. Это была довольно примитивная, но эффективная практика, она произвела фурор – никто не защищен. Дальше она усложнялась, когда проводились ликвидации или нападения на крупных чиновников, бизнесменов. После смерти Астемирова и Мукожева (лидеры подполья в КБР) в Кабардино-Балкарии была запущена программа не только убийств представителей спецслужб, но и лояльных к власти сотрудников сельских администраций, общественных и культурных активистов, деятельность которых они считали несовместимой с исламом. То есть это были более сложные вещи. А то, что мы видим сейчас, – это возврат к макшариповской концепции, но даже в этом виде деятельности масштаб совершенно не сопоставим с «Имаратом Кавказ»».
Пока, считает Орхан Джемаль, мы можем говорить лишь об одном – оттоке адептов подполья в Сирию и Ирак.
По наблюдениям руководителя Центра социально-экономических исследований RAMCOM Дениса Соколова, с приходом ИГИЛ изменилась социальная группа, из которой рекрутируются новые адепты. Если несколько лет назад в основной массе это были, что называется, парни с городских окраин, которые могли бы в равной степени стать и подпольщиками, и милиционерами, и бандитами, то теперь это уже другая социальная страта. Говорит Денис Соколов:
«Это люди, которые имеют какое-то образование, то есть можно говорить не про образованных людей, а про образованцев. Это люди, которые имеют достаточно серьезные амбиции, но упираются в стеклянный потолок. Они понимают, что эти амбиции им не реализовать здесь, в том числе и в силу плохой подготовленности. Это касается и России, и европейских стран – оттуда в ИГИЛ уезжают люди, которые уже мигранты во втором поколении. Это сообщество, которое кластеризуется под воздействием социального неравенства. Причем это неравенство уже не жесткое, а это неравенство образования, потенциала, внутренних возможностей. Часто люди уходят не из республик, а из мигрантских сред. Например, в Дагестане многие ушли с севера. Это часто даже не первое поколение трудовых мигрантов на северо-западе Сибири, а молодые люди, родившиеся уже там. И тем не менее они уезжают воевать в Сирию.
– Какой вывод из этого может извлечь для себя государство?
– Ну, какой вывод может извлечь для себя наше феодальное государство? Отсутствие социальных лифтов, конкуренции и возможности адекватно участвовать в конкуренции – вот основные проблемы. Единственное, что здесь можно понимать, – это люди, которые больше похожи на большевиков, чем на бандитов.
– Весь мир насилия мы разрушим до основания. А затем мы наш, мы новый мир построим – кто был никем, тот станет всем?
– Вот-вот. Это не бандиты, потому что бандиты все-таки ищут возможность обустроиться в этом мире».
