Accessibility links

О чем мечтают грузинские женщины?


Дмитрий Мониава
Дмитрий Мониава

В первой декаде марта мысли грузинских мужчин начинают двоиться и скакать подобно солнечным зайчикам по мрачным катакомбам подсознания и радужным просторам воображения. Третьего марта – День Матери, восьмого – Международный женский день. Не так-то просто поздравить два раза подряд, избегнув повторяющихся слов, жестов и интонаций.

Раздвоение праздника произошло в начале 90-х одновременно с расколом общества и расчленением здравого смысла. Гамсахурдиа вычеркнул 8 марта из списка праздничных дней, как наследие проклятого прошлого и бредовую фантазию Клары Цеткин, и в качестве альтернативы предложил чтить матерей 3-го числа. Шеварднадзе восстановил статус Международного женского дня, но воздержался от отмены нового праздника. С тех пор они сосуществуют на расстоянии вытянутой руки, соприкасаясь и дополняя друг друга, но не сливаясь воедино, словно доисторический культ Великой богини-матери и средневековый культ Прекрасной Дамы в их воздействии на грузинское искусство.

Какая жуткая ирония судьбы – никогда со времен Руставели преклонение перед женской красотой и самой идеей Любви не было так актуально в Грузии, как в период, предшествовавший эпохе братоубийства. Никто и помыслить не мог, что великолепных девушек 70-х и 80-х ждут голод, война, тяжкий труд, кровь, пот и слезы. Многие из них увидят, как их избранники начнут грабить и убивать беззащитных, клянчить, а то и воровать у своих семей последние гроши, спиваться или просто медленно умирать от отчаянья, так и не сумев принять новую реальность и взять ответственность на себя. Но они смогут пережить это, научатся преодолевать страх и боль, будут растить детей. Вероятно, именно женщины и вытянули страну из пропасти, благодаря долготерпению и самоотверженности.

Когда дела наконец-то пошли на лад, некоторых мужчин начала беспокоить возросшая самостоятельность жен, поставившая их авторитет под сомнение. Пытаясь хоть как-то компенсировать ощущение собственной неполноценности, они принялись самоутверждаться за счет семейного насилия. Если что-то на белом свете и можно назвать черной неблагодарностью, то, должно быть, именно это. Падение было позорным и горьким с учетом того, что раньше, когда речь заходила о роли и положении женщин в обществе, Грузия всегда поглядывала на соседние страны свысока.

Грузинкам, занявшимся политикой, приходится использовать сугубо мужские, демонстративно-конфронтационые модели поведения. Часто они отказываются отступать и маневрировать, боясь, что это сочтут за слабость, особенно если оппонентом является женщина. В свое время Нино Бурджанадзе и Саломе Зурабишвили изводили друг друга язвительными комментариями, а противостояние министра обороны Тины Хидашели и лидера «Альянса патриотов» Ирмы Инашвили разгорается на наших глазах и скоро запылает, как бензовоз, протаранивший склад с напалмом. В грузинской политике немало женщин-бойцов, опасных, словно изукрашенные шрамами амазонки из древнегреческих фантазий. Но неизбежно ли исполнение ими мужских ролей? Или они могут изменить нашу политическую жизнь, обогатив ее иными правилами и ценностями?

Золотую эпоху царицы Тамар нельзя понять, не оценив деяний ее батюшки, Георгия III, чья власть была воистину страшна. Будучи узурпатором, он ослепил и оскопил законного наследника престола, своего племянника Демну, казнил и терроризировал неугодных аристократов, возвел вдоль дорог целый лес из кольев, на которые стахановскими темпами насаживал воров и разбойников, практически ликвидировав преступность (когда в Грузии спорят о допустимой дозе брутальности в борьбе с криминалом, нередко вспоминают и этот эпизод). Он укреплял единство страны железом и кровью и правил крайне свирепо и эффективно, чем-то напоминая Иосифа Виссарионыча в декорациях XII века.

Взойдя на престол, его дочь отказалась утверждать смертные приговоры, отменила пытки и увечащие наказания, о чем тогда (во всем мире) никто не смел и мечтать. Из отрицания леденящей жестокости предыдущих лет родился высокий гуманизм ее эпохи. Поколение, пережившее репрессии Георгия III, боготворило новую царицу и созидало с неповторимой, пьянящей легкостью, которая вот уже 800 лет сводит с ума завистливых потомков. Но мир слишком суров для того, чтобы у этой истории был счастливый финал.

В то самое время, когда придворные поэты воспевали Вечную Женственность, постепенно ржавели и рассыпались в прах железные обручи, удерживавшие государство и общество от распада. Запаса прочности хватило на несколько десятилетий, но при преемниках Тамар начался быстрый процесс саморазрушения. Привыкшая к мягкости режима и возжелавшая вседозволенности элита не смогла, да и не захотела ему противостоять, а иноземные захватчики просто поставили точку в затянувшейся агонии.

Заочный спор между Георгием III и Тамар о смысле власти красной шелковой нитью пройдет сквозь всю последующую историю страны. Она будто бы продолжает горячо доказывать ему, что держава, жители которой запуганы и несчастны, не стоит и гроша, а он возражает, судорожно вцепившись в подлокотники трона, и, возможно, в то же время втайне гордится дочерью. Мужское начало отражается в женском и, наоборот, в единстве и борьбе противоположностей грузинской политики.

Женщины во власти, несомненно, достигнут успеха, если сделают главным пунктом повестки дня защиту жизни и прав человека, улучшение условий для его развития и свободного творчества. Так они смогут изменить и правила политической игры, и ее цели. Возможно, именно сейчас им стоит вспомнить о том, что давным-давно, в XII веке, в высоком замке жила маленькая девочка, и у нее была великая мечта.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции

XS
SM
MD
LG