ПРАГА---МИД России выразил «удивление» открытием памятника в Ереване Гарегину Нжде, политику, философу и идеологу независимости Армении, сотрудничавшему, в частности, с Третьим рейхом. «Для нас непонятно, почему установлен указанный памятник», – заявила официальный представитель МИДа Мария Захарова.
Эта реакция, вызвавшая в Ереване понятный ажиотаж, выглядит между тем довольно умеренной – по крайней мере, по сравнению с тем, как Москва обычно реагирует на аналогичные события, скажем, в Украине, Балтии или Польше. И явно запоздалой: во-первых, памятник открылся еще 28 апреля, а во-вторых, как напоминает в беседе с «Эхо Кавказа» армянский политолог Микаэл Золян, в Ереване еще с 90-х есть площадь имени Нжде, станция метро имени Нжде, а правящая Республиканская партия считает идеи Нжде основой своей идеологии. «Скорее всего, – полагает Золян, это связано с проблемами, возникшими в армяно-российских отношениях после четырехдневной войны в апреле».
Между тем это не единственные проблемы, возникшие в Армении после апрельских событий. Вернулся в Армению бывший министр обороны самопровозглашенной Нагорно-Карабахской республики Самвел Бабаян – один из героев войны, ставший после нее фактическим властителем, позднее изгнанным. Его появление еще более обострило внутриполитическую коллизию в самой Армении, где общество после войны задает своей власти небывало острые вопросы. Действительно ли система выказывает признаки серьезной разбалансированности и готовы ли власть и общество пересмотреть привычные идеологемы, внешние и внутренние, – на эти темы мы и беседуем с Микаэлом Золяном.
Вадим Дубнов: С чем связаны все эти новости с Самвелом Бабаяном: его возвращение в Армению, его поездка в Карабах, его амбиции или отсутствие амбиций, что все это значит?
Микаэл Золян: После апрельских событий, которые у нас часто называют четырехдневной войной, у общества осталось очень много вопросов к власти – это касается и внешней политики, и состояния армии, и политики сферы безопасности и т.д. При этом оппозиция очень ослаблена. В последние годы и в Армении, и в Нагорном Карабахе проводилась политика, направленная на ослабление и маргинализацию оппозиции. Поэтому образовался определенный вакуум, который как раз восполняют фигуры типа Самвела Бабаяна, т.е. фигуры, которые до последнего времени не были в прямой, открытой оппозиции к властям, но которые и не довольны своей позицией при той ситуации, которая сейчас сложилась и в Карабахе, и в Армении.
Вадим Дубнов: Но Самвел Бабаян – это сейчас такой герой-одиночка или он может сыграть в каком-то ансамбле с кем-нибудь, в частности, как многие полагают, с Робертом Кочаряном?
Микаэл Золян: Да, в Армении довольно много говорится о том, что активизация Самвела Бабаяна – это некий пролог к активизации Роберта Кочаряна. Все возможно, конечно. У них исторически были довольно сложные отношения, как и у всех практически деятелей ереванской и степанакертской политических элит. Конечно же, этого исключать нельзя, и здесь проблема именно в том, что, как я сказал, власть не совсем адекватно среагировала на те вызовы, которые были в ходе апрельских событий, оппозиция очень слаба. Часть оппозиции, в частности, Армянский национальный конгресс, который возглавляет Левон Тер-Петросян, заявила, что они собираются воспользоваться этой ситуацией для того, чтобы играть против властей, потому что сейчас ситуация такова, что нужна консолидация, нужно помочь Еревану в сложной ситуации, которая возникла вокруг Карабаха, в частности, в том, что связано с переговорами. И Левон Тер-Петросян встретился с Сержем Сергсяном, сказав, что «мы не собираемся критиковать какое-то время». При этом вопросы у общества к власти остались, и поэтому рано или поздно этот вакуум должен был кто-то заполнить. И здесь самое очевидное, если говорить об Армении, – это Роберт Кочарян и силы, которые вокруг него. В Нагорном Карабахе такая фигура – Самвел Бабаян, который, конечно, является довольно противоречивой фигурой, но – что никто не ставит под сомнение – это его заслуги во время первой карабахской войны.
То есть все практически согласны, что он сыграл довольно большую роль, он был одним из главных военных организаторов и стратегов в карабахской армии и внес очень большой вклад в победу. После того, как война закончилась, он какое-то время был самым влиятельным политиком в Нагорном Карабахе, но потом он лишился этих позиций и в какой-то момент оказался уже за пределами Карабаха и Армении. Немного, может быть, неожиданная аналогия, но, мне кажется, он немного похож на Троцкого, который в годы Гражданской войны был одним из основных лидеров большевиков наравне с Лениным и как бы главным военным организатором, но потом он проиграл эту внутриэлитную борьбу и оказался в изгнании. Что-то такое произошло и с Самвелом Бабаяном, но сейчас он, я думаю, увидел возможность взять реванш и, как я понимаю, собирается этой возможностью воспользоваться. Насколько это у него получится, конечно, сложно сейчас сказать, это зависит от многих факторов.
Вадим Дубнов: После разгрома (как вы сами заговорили о «троцкистах») антипартийной группировки Царукяна, вроде бы ресурс Кочаряна оказался достаточно ограниченным, практически исчерпанным. А сейчас насколько этот ресурс может ему обеспечить Бабаян?
Микаэл Золян: Я думаю, что сейчас внутри системы власти, которая у нас сложилась во главе с Сержем Саргсяном, назревает определенный раскол, и расчеты тех фигур, которые пытаются сейчас как ба начать свою игру, – это может быть Кочарян, Бабаян или еще кто-то, – именно на это. То есть та конфигурация политической системы, которая сложилась после тех событий, о которых вы сказали, – разгром партии Царукяна, до этого маргинализация оппозиционных партий и т.д., – сейчас оказалась под вопросом из-за апрельских событий. Почему? Потому что в Армении и Карабахе был некий консенсус, что власть, может быть, не очень хороша и первые лица не очень хорошо справляются, но, во всяком случае, они обеспечивают безопасность, относительную стабильность в карабахском вопросе, их политика была достаточно успешной, в том плане, что им удавалось предотвратить новую эскалацию. После апрельских событий этот консенсус больше не существует, поэтому, я думаю, что у Сержа Саргсяна сейчас намного более слабые позиции, в том числе и в том, что считается его группой поддержки – будь то Республиканская партия, какие-то олигархические группы. Я думаю, что расчет таких фигур, как Самвел Бабаян или Кочарян в Армении, или других фигур, близких к ним, именно на это, т.е. расколоть ту партию власти, которая сейчас существует.
Вадим Дубнов: То есть попытка начать наступление традиционно из Карабаха...
Микаэл Золян: Возможно. Тут трудно сказать. Я думаю, это зависит от того, как будет складываться международная ситуация вокруг Карабаха, многое также зависит от того, что произойдет на следующих переговорах. Это, действительно, сейчас очень трудно предсказать, но я думаю, то, что произошло в Карабахе, – это такая как бы разведка боем.
Вадим Дубнов: То есть система явно проявляет какие-то признаки разбалансированности. Насколько далеко это может зайти в пересмотре каких-то основных идеологем власти? Внутриполитические мы немного обсудили, я имею в виду внешнеполитические, потому что некоторые прозападные оптимисты надеются, что все-таки апрельская карабахская история чему-то научила общество.
Микаэл Золян: Да, есть определенные тенденции в обществе именно в плане переоценки внешней политики. Когда я говорю, что есть много вопросов к властям – и в Степанакерте, и в Ереване, – это в первую очередь, наверное, относится к двум вопросам: коррупции и внешней политики. То есть до сих пор была ставка на союзнические отношения с Россией, на участие в евроинтеграции, причем сами власти фактически признавались, что на самом деле вся суть этих отношений – участие Армении в Евразийском союзе – в конце концов, это делается из соображений безопасности. Потому что экономически очевидно, что было бы намного выгоднее развивать отношения с Европейским союзом, но, поскольку есть соображения безопасности, есть карабахский конфликт, мы должны углублять сотрудничество с Россией. После апрельских событий, естественно, возникло много вопросов по этому поводу, потому что понятно, что Россия не поддержала Армению в той мере, в какой на это рассчитывали в Армении. Почему Россия этого не сделала – это уже другая история, но в Армении сейчас, конечно, в обществе и внутри власти, хотя это, может быть, не так очевидно, идут довольно серьезные дискуссии о том, что делать дальше, потому что очевидно, что ставка на союз с Россией не работает в той мере, в какой надеялись, но и альтернатива пока тоже слабо просматривается.
Вадим Дубнов: Насколько глубоко проникают в общество эти еретические идеи?
Микаэл Золян: Знаете, трудно сказать, потому что социология в Армении стала одной из жертв политической системы, когда социологическим опросам тоже мало кто доверяет. Но мое субъективное впечатление, которое основано на моих наблюдениях в социальных сетях, СМИ, выступлениях каких-то политических фигур, – я думаю, что, наверное, сейчас в Армении самый серьезный кризис в российско-армянских отношениях за все время независимости Армении. То есть никогда не было настолько много негатива именно в восприятии в армянском обществе отношений с Россией, как сейчас.
Вадим Дубнов: Правильно ли я понимаю, что одним из реальных барометров в отсутствие социологии может стать отношение к проекту договора о совместном ПВО?
Микаэл Золян: Здесь складывается интересная ситуация, когда ни одна политическая сила не хочет брать на себя ответственность за слишком жесткую критику. Одно дело – это СМИ, журналисты, гражданское общество, т.е. люди, которые не рассчитывают получить в будущем какие-то политические преференции. Другое дело – это политические силы, и ни одна политическая сила не хочет брать на себя эту роль противодействия российским интересам. У нас складывается довольно интересная ситуация, в том числе, именно по договору о ПВО, когда очень негативный фон в СМИ в части гражданского общества и экспертного сообщества, но при этом политические силы очень пассивны в этом вопросе, и в целом никто как бы активно против этого не выступает.
