Джеймс Стеффен – сотрудник Университета Эмори и историк советского кино, более 30 лет изучает творчество Серго Параджанова. «Эхо Кавказа» поговорило с американским исследователем Параджанова, который приехал в Тбилиси на конференцию, посвященную столетию режиссера.
– Готовясь к этому интервью, я, конечно, попробовала выяснить, как Параджанов проник в вашу жизнь. Прочитала о том, как вы, будучи на последнем курсе колледжа, посмотрели фильм «Тени забытых предков». Это было несколько десятков лет назад. Мы смотрим разные фильмы, среди них – снятые действительно абсолютно гениальными людьми, знакомимся с великими произведениями искусства, восхищаемся ими, но далеко не каждый толкает нас на изучение их авторов. Вы же, увидев этот фильм, фактически решили свою жизнь посвятить изучению Параджанова и его искусства. Ради этого, поправьте меня, если я ошибаюсь, вы выучили русский и грузинский язык…
– Да. Я читаю по-украински и немного по-армянски. Еще по-французски, потому что на французском языке издавалась литература [о Параджанове].
– Поэтому я хочу попросить вспомнить и описать свои ощущения от первого просмотра? Что было в этом фильме такого, чего не было в других?
Это была настоящая загадка – что вообще все это означает, откуда оно берется и как ему разрешено снимать эти фильмы? Эти первые вопросы стали для меня мотивацией работать над книгой
– Я впервые увидел фильмы Параджанова, когда учился в колледже. Это было на вводном уроке кино, и профессор показал отрывок или пару отрывков из «Теней забытых предков», и я был совершенно ошеломлен. Я просто никогда в жизни не видел ничего подобного. До этого я смотрел другие советские фильмы – Тарковского, Эйзенштейна и так далее. Но Параджанов действовал в совершенно другой плоскости, движение камеры было просто невероятным. А вскоре после этого я начал больше читать о его работах и посмотрел «Цвет граната». Это был совсем другой фильм, это были картины, такие картины с пантомимой. Но еще больше меня восхитил этот фильм именно потому, что в его поэтике была невероятная точность и выразительность. В то же время это была настоящая загадка – что вообще все это означает, откуда оно берется и как ему разрешено снимать эти фильмы? Эти первые вопросы стали для меня мотивацией работать над книгой. Это стало моей диссертацией, а потом, конечно, позже, в 2014 году, вышла книга. И еще одна причина, по которой я это сделал, заключается в том, что в то время не было по-настоящему серьезных исследований творчества Параджанова на английском языке. Была книга Патрика Казальса на французском языке, которую я прочитал и мне она очень понравилась, но я хотел сделать его работу более понятной и для аудитории в США.
– В фрагменте видео, снятом на первой выставке Параджанова в Армении, он говорит: «Все мои друзья без исключения уговаривали меня не заниматься изобразительным искусством, говоря, что ты великолепный режиссер. В моем понимании режиссура – это и есть отношение к фактуре, отношение к эпохе, отношение к времени». Параджанов-художник и Параджанов-режиссер – вы можете их разделить?
Его искусство было неотъемлемой частью его творческой личности, и я не думаю, что можно просто разделить его искусство и его кино
– Знаете, это интересный вопрос, потому что я думаю, что большинство людей, которые обращаются к фильмам Параджанова, знают больше о его кино, чем о его изобразительном искусстве, просто потому, что самая большая коллекция его работ, конечно же, находится в Армении, в музее Параджанова. Альбомы с его работами найти труднее, и большинство людей, ученых, которых я знаю в США, до сих пор говорят в основном о его фильмах. Для меня это нормально, потому что он был режиссером, но я думаю, что становится все более очевидным, что его искусство было неотъемлемой частью его творческой личности, и я не думаю, что можно просто разделить его искусство и его кино. И, как я говорил в своем выступлении [на конференции] о Параджанове как о трансмедийном художнике, между его фильмами и произведениями искусства есть действительно интересные взаимодействия, которые заслуживают более тщательного изучения. Поэтому я думаю, что если вы посмотрите его работы в дополнение к его фильмам, вы сможете лучше понять и сами работы, а особенно его фильмы.
– Рассказывая о Серго Параджанове в интервью, сын Андрея Тарковского, который при тех встречах был еще ребенком, говорил, что самым ярким воспоминанием было то, как Параджанов, сидя за столом постоянно что-то вертел в руках, мастерил. Эта потребность – потребность что-то создавать, где бы ты ни был, должно быть для режиссера наиболее мучительна в условиях репрессий. Художнику сложно запретить рисовать, писателю писать, а вот режиссеру – снимать намного проще. В этом смысле его тяга к изобразительному искусству, не кажется ли вам вынужденной мерой? Если я не ошибаюсь, свои первые коллажи он начала делать, находясь в заключении…
– Я думаю, что период, проведенный в тюрьме, был очень важен для развития его искусства, именно потому, что он не мог снимать фильмы. Поэтому он рисовал и делал коллажи из материалов, которые он мог достать в тюрьме.
– Он использовал даже крышки от бутылок кефира…
Настоящий расцвет этой художественной практики пришелся на время его пребывания в тюрьме. Тем не менее, я думаю, что его творчество стало еще интереснее и разнообразнее в 1980-е годы
– Да, он превратил их в монеты. Так что его творческий потенциал просто взорвался в самых разных направлениях. Но, конечно, Параджанов в этом не уникален, потому что во всем мире существует очень важный феномен тюремного искусства, когда заключенные обращаются к творчеству, чтобы сохранить свой дух. Это своего рода терапия для людей. В то же время пластическая художественная практика Параджанова началась не просто так. Самые ранние его произведения относятся к 1950-м годам. Он написал несколько картин в стиле Диего Риверы. В них есть определенные игривые штрихи Параджанова, но это очень хорошая имитация стиля Диего Риверы. Он также в тот период делал рисунки на бумаге, несколько первых коллажей и продолжал создавать подобные работы. В 1960-х годах он написал очень интересную картину маслом, свой автопортрет в Ахпате, где изобразил себя в расшитой украинской рубашке. В тот период он действительно регулярно создавал произведения искусства, но настоящий расцвет этой художественной практики пришелся на время его пребывания в тюрьме. Тем не менее, я думаю, что его творчество стало еще интереснее и разнообразнее в 1980-е годы, когда он начал создавать трехмерные ассамбляжи, помимо коллажей из репродукций и так далее. Один из участников конференции в Тбилиси упомянул о связи Параджанова с тбилисскими художниками, такими как Микеладзе. Но, вероятно, было и влияние американского художника Джозефа Корнелла, с его ассамбляжными ящиками Параджанов познакомился через своего друга. Поэтому его творчество в 1980-х годах стало более разнообразным, я думаю, на тот момент даже более уверенным и многоплановым.
– Хорошо, у нас есть Параджанов-художник, Параджанов-режиссер, а что насчет Параджанова-человека? Про него самого, про его «перформансы» в обычной, самой бытовой жизни, по крайней мере в Тбилиси, говорят чуть ли не больше, чем о том, что он создал. И он такой, своего рода человек-праздник во всех этих историях. Вы думаете, он был счастливым человеком?
Некоторые говорили, что они думают, что у него могло быть биполярное расстройство. У него бывали периоды, когда он был очень энергичным и творческим, а затем он исчезал на длительные периоды времени
– О, это очень сложный вопрос. Знаете, когда углубляешься в такую личность, и, конечно, я говорю о его личности в его книге, но у меня нет ощущения, что я раскрыл все слои личности. Он был довольно противоречивым человеком. Люди по-разному относились к нему в зависимости от того, когда они встретились с ним и в каком контексте. С одной стороны, он мог быть очень энергичным и творческим, и, как вы упомянули, он устраивал все эти перфомансы. Один из самых запоминающихся примеров - когда в гости приехала Майя Плисецкая и он устроил у себя в квартире ритуальное театральное представление, и еще, когда в гости приехала московская труппа Театра на Таганке, но это только два примера.
Есть еще такой аспект – некоторые говорили, что они думают, что у него могло быть биполярное [расстройство]. У него бывали периоды, когда он был очень энергичным и творческим, а затем он исчезал на длительные периоды времени. Это то, чего я не смог подтвердить, но я слышал это от других людей. Некоторые также говорили об этой великой глубокой печали в его жизни. Так что у меня пока нет на этот вопрос ответа. И я не уверен, сможем ли мы в конечном итоге прийти к ответу.
– А какая история о Параджанове вам больше всего нравится? Есть множество историй о нем, и невозможно понять, какие из них выдумка, а какие – правда.
– Одна из моих любимых историй, вероятно, не соответствует действительности. Она подробно описана в документальном фильме Патрика Казальса. Отец Параджанова торговал антиквариатом и управлял комиссионным магазином. Хотя его обвиняли в содержании борделя, так что тут интересная история. Как бы то ни было, история заключалась в том, что, когда в дом пришли сотрудники КГБ, мать заставила Параджанова проглотить драгоценности, чтобы спрятать их. Он сказал, что она заставляла его делать это не раз. И он подробно остановился на этом, рассказал, что, когда драгоценности проходили через него, они меняли цвет. Вроде как этот бриллиант был белым, а потом стал желтым. И поэтому мама была, знаете ли, очень расстроена. Очевидно, что это невозможно, но это просто замечательный пример того, как Параджанов был способен превратить, возможно, болезненную историю из своего детства во что-то действительно творческое.
– В видео с его выставки в Армении, о котором я говорила ранее, Параджанов, рассказывает, что режиссер Василий Катанян назвал его «старьевщиком», и ему это сравнение явно нравится – он говорит о старьевщике, который купил портрет его дедушки, как о человеке очень хорошей профессии. Думая о Параджанове, я представляю себе человека, который научился любить то время, в котором никогда не жил. Воображаемый мир прошлого, с его легендами и историями через предметы ушедшей эпохи. Все это, как вы думаете, своего рода побег из реальности?
– Я думаю, что это одновременно побег и фантазия, но также и принятие наследия. Сценарий «Исповеди», который, к сожалению, не был снят (он заболел после трех дней съемок, это было в 80-х годах, но впервые он задумался об этом проекте где-то в 1966 или 67 году, когда работал над «Цветом граната»), для него это был момент автобиографического пробуждения. Знаете, я думаю, что он нашел свою истинную тему как режиссера, эти действительно богатые пласты истории и культуры Тбилиси, которые он представил совершенно уникальным образом. Например, в этом сценарии есть швейная машинка певицы, есть мадам Жермен, у которой все эти заплесневелые костюмы, которые разваливаются и продаются как реквизит для грузинской киностудии… Существует своего рода нежное наследие прошлого, которое уже стремительно исчезает в процессе модернизации Тбилиси. Я думаю, что отчасти это ностальгия, но при этом это нечто большее, это напоминание об этом невероятно богатом, культурном и эстетическом мире, где у вас есть фотографии царской эпохи, есть старые царские документы, есть традиционные армянские и грузинские костюмы, вещи, привезенные с Запада, потому что Тбилиси, конечно, был важным космополитическим городом. Так что я думаю, что это одна из величайших вещей, которые он сделал как режиссер. И я думаю, что это важно не только для Тбилиси, как отражение тбилисской культуры. Это дает нам возможность задуматься о диалоге с прошлым через его искусство. Сегодня на конференции один из участников упоминал о том, что в «Цвете граната» есть очень интересный момент во сне Саят-Нова, где вы видите поэта на разных этапах его жизни – как взрослого монаха, как молодого человека, как молодого поэта и т. д. Параджанов даже предлагает другой способ понимания времени.
– Параджанов – тбилисский армянин, который один из промежутков своей жизни провел в Украине. Все это легко считывается в его творчестве, но при этом, парадоксально, что при всей своей тяге к истории, национальному, он был абсолютным космополитом. Как такое совмещается?
Когда он снял «Цвет граната», я думаю это было намеренно с его стороны – его уже невозможно было дублировать. Мне кажется, что эта чувствительность к структуре языка действительно уникальна в случае с Параджановым
– Конечно, еще один слой его личности – это русский язык, потому что он получил образование в русской школе, и это язык, который он использовал большую часть времени. Это тот язык, на котором он писал. Он также очень интересовался европейской культурой, любил итальянское кино и чувствовал к нему глубокую близость, особенно к Пазолини, Феллини. Одной из его самых ценных вещей было письмо, которое Феллини отправил ему, когда посмотрел «Цвет граната». А еще он восхищался Ивом Сен-Лораном, ему нравилась французская мода… Так что я думаю, вы абсолютно правы, говоря, что он был космополитом. Но я также полагаю, что этот многоязычный аспект его личности – это одна из вещей, которая делает его уникальным как художника. Это открыло для него возможность даже слышать язык иначе. Одна из вещей, к которой он был очень внимателен, – это текстура языка. Я могу привести один пример из его фильмов: фильм «Тени забытых предков» был снят на украинском языке, что на самом деле было немного необычно в то время. Они хотели снимать больше фильмов, но у них не было достаточно подготовленных актеров, которые могли говорить по-украински в 1950-е годы, в украинском кино. Поэтому было большим событием, что этот фильм снят на украинском языке. Параджанов, когда фильм должны были начать показывать в Советском Союзе, категорически настоял на том, чтобы его не дублировали на русский язык. А это было очень распространено в то время – грузинские, армянские фильмы обычно дублировались на русский язык. Но Параджанов боролся с этим, хотел сохранить аутентичную структуру языка. И когда он снял «Цвет граната», я думаю это было намеренно с его стороны – его уже невозможно было дублировать. Мне кажется, что эта чувствительность к структуре языка действительно уникальна в случае с Параджановым. Я полагаю, что это одна из причин его космополитического тбилисского воспитания.
– И последнее: как человек, столь увлеченный фигурой Параджанова, вы, вероятно, представляли себе встречу с ним. Что бы вы ему сказали, или спросили у него, если бы встретились?
Когда я заинтересовался его работами, это было ближе к концу его жизни. Вскоре он скончался… Это была упущенная возможность
– Честно говоря, я об этом даже не думал. Хотите верьте, хотите нет… Когда я заинтересовался его работами, это было ближе к концу его жизни. Вскоре он скончался… Это была упущенная возможность. Но, конечно, было бы очень интересно с ним встретиться. Возможно, он бы решил, что я ему докучаю? Иногда ему действительно нравились люди, а иногда нет. Я хочу сказать, что, конечно, было бы интересно увидеть, как бы это все произошло, но на самом деле мне нравится быть своего рода историком, который собирает небольшие кусочки тут и там, складывает некоторые из этих частей воедино. Я даже начал осознавать тот факт, что у меня нет полной картины и никогда не будет, и что есть другие люди, которые могут это сделать. Для меня на самом деле более полезно то, что может быть несколько точек зрения на Параджанова, и они даже не обязательно согласуются друг с другом. Время от времени я сталкиваюсь с какой-то невероятной историей, которую кто-то рассказывает мне, о которой я раньше не слышал. Это то, что я нахожу самым полезным, помимо постоянного пересмотра его фильмов и работ.
Форум