ПРАГА---Наша постоянная рубрика «Некруглый стол» сегодня посвящена элитарной коррупции.
Кети Бочоришвили: Мы хотели бы поговорить о некоторых аспектах элитарной коррупции в Грузии. В частности, в свете последнего доклада Госдепартамента США о правах человека. Мои собеседники – эксперты в области экономики из Тбилиси Гия Хухашвили и Давид Нармания. Гия, известны ли вам конкретные примеры элитной коррупции в Грузии? На какие факты могли опираться в Госдепе при составлении этого доклада?
Гия Хухашвили: Дело в том, что так называемая “элитарная коррупция” стала в Грузии уже системной проблемой. Потому что коррупция, на самом деле, в 21 веке не является просто механической передачей денежных купюр от одного лица к другому. Элитарная коррупция – это владение какими-то долями в бизнесе, лоббирование государственных тендеров на господряд, прикрытие своего бизнеса через парламентское кресло, и т.д., и т.п. Самый, я думаю, на сегодняшний день вопиющий случай – это вице-спикер парламента Грузии Кервалишвили, которая владеет параллельно строительным бизнесом и этот бизнес сейчас находится в плачевном состоянии, но это не главная проблема. Главная проблема в том, что десятки тысяч грузинских граждан из-за них потеряли десятки тысяч долларов, а в сумме это получается более 100 миллионов долларов. И, в принципе, она и сегодня еще сидит в кресле вице-спикера, занимается разными нравоучениями, в том числе, считается одним из самых уважаемых людей и занимается благотворительностью. И эта ситуация, я думаю, тоже разновидность коррупции. Примеров этому очень много. Можете посмотреть на парламентские кресла, там совершенно конкретные люди лоббируют конкретный бизнес, в государственных подрядах имеют приоритеты, и, в принципе, через эти кресла занимаются бизнесом. Это - коррупция. И по-другому это не назвать.
Кети Бочоришвили: Гия, вы только что сказали, что строительный бизнес пребывает в плачевном состоянии, то есть даже и у этих людей, которые свой собственный бизнес лоббируют, не идут дела?
Гия Хухашвили: Из-за объективных или субъективных причин эта компания не выполняет обязательства перед пайщиками -- не имеет значения. Получается, что компания просто “кинула” десятки тысяч людей. И то, что за это нет спроса, я думаю, происходит через политику, через парламентские кресла. Классический пример беспредельной коррупции.
Кети Бочоришвили: Давид, вот такие факты, если, конечно, вы согласны с их существованием, могут влиять на бизнес среду в Грузии?
Давид Нармания: Да, я согласен само собой. Есть конкретное влияние коррупции на бизнес-среду и экономическое развитие страны. Это показывает Global Competitiveness Index Грузии, там у нее 134 место. Две сферы, которые мешают нам в экономическом развитии и улучшении бизнес-среды: само собой, коррупция и судебная система Грузии. Когда инвесторы просматривают, например, все эти данные, что здесь есть еще элементы коррупции и так далее, то, само собой, они не инвестируют в Грузию свои капиталы. И, исходя из этого, в последнее время уровень инвестиций очень маленький. Это не только из-за мирового финансового кризиса, это из-за административных проблем, коррупции, проблем в судебной системе. Так что такие факты очень влияют.
Кети Бочоришвили: А почему в таких случаях не действует антимонопольная политика? Этот вопрос к Гие Хухашвили.
Гия Хухашвили: Одним из факторов нормального развития экономики является создание нормальной, здоровой конкурентной среды. А гарантом такой среды, конечно же, должна являться эффективная, а не формальная, антимонопольная система. Но такой эффективной системы у нас не существует. А чего не существует, то не может действовать. Это ведь тоже косвенная коррупция? Когда есть интерес в политических кругах создать монопольные системы, монопольно заниматься тем или иным бизнесом. Конечно же, эта политическая элита, которая, к сожалению, часто заседает в парламенте, не заинтересована принимать соответствующие законы, чтобы обеспечить реальную, конкурентную и либеральную среду. Не псевдолиберальную, то есть то, что происходит сегодня, а либеральную реально. Антимонопольная служба как раз становится гарантом такой либеральной среды, а политическую элиту это не устраивает. Это все-таки системная проблема. Я вам говорил, что у нас есть сейчас как бы формация номенклатурного капитализма. Когда номенклатура является руководством бизнеса, то есть она сама и занимается бизнесом. Не имеют значения конкретные факты - это системная проблема в Грузии, и как раз об этом говорится в докладе Госдепа. Я приветствую, что они наконец-то заметили, что эта проблема в Грузии существует.
Кети Бочоришвили: Давид Нармания, вы согласны с таким мнением?
Давид Нармания: Согласен, потому что после 2006 года мы не имеем закона о антимонопольной деятельности, не имеем конкретной государственной службы, которая работает по этим вопросам. Исходя из этого, мы имеем очень крупные компании, которые сильно влияют, и реально монополисты и олигополисты, например, на рынке топлива, на рынке информации, и так далее. Когда наша политика стала связана с политикой Европейского Союза, и мы приняли ENP (European Neighbourhood Policy) - план, то исходя из этого, ЕС дал конкретные директивы Грузии. Под влиянием ЕС в декабре 2010 года в Грузии приняли антимонопольную стратегию и идет реформирование службы конкуренции, но конкретных результатов пока мы не имеем.
Кети Бочоришвили: А какой выход? Следовать этой регуляции или есть еще какие-то радикальные меры, которые могли бы исправить ситуацию? При желании властей, конечно.
Давид Нармания: Да, в основном это политическая воля государства. Нужны конкретные шаги, перевести это в стратегии, изучать ситуацию на рынке и так далее. И, когда есть реальные монополии и олигополические компании, надо им мешать, чтобы не повышались цены на продукции, не было влияния на экономику, и т.д.
Кети Бочоришвили: У меня создалось впечатление, что все-таки получается какой-то своеобразный замкнутый круг.
Давид Нармания: Да, это так. Знаете, с чем это еще связано? В последнее время мы имеем большой уровень инфляции. Когда на рынке много монополий и олигополий, они, само собой, повышают цены, и потребительские товары стоят гораздо дороже, чем например, в прошлом году. Исходя из этого, бюджет принимает НДС гораздо больше, чем в прошлом году. Для государства это хороший момент, потому что это прямо связано с доходной частью бюджета. Но у нас есть очень большая социальная проблема, свыше 40% населения живет ниже минимального уровня, так что это очень большая проблема. Проблема в том, что у нас экономическая и социальная политика не связаны друг с другом.
Кети Бочоришвили: Мы хотели бы поговорить о некоторых аспектах элитарной коррупции в Грузии. В частности, в свете последнего доклада Госдепартамента США о правах человека. Мои собеседники – эксперты в области экономики из Тбилиси Гия Хухашвили и Давид Нармания. Гия, известны ли вам конкретные примеры элитной коррупции в Грузии? На какие факты могли опираться в Госдепе при составлении этого доклада?
Гия Хухашвили: Дело в том, что так называемая “элитарная коррупция” стала в Грузии уже системной проблемой. Потому что коррупция, на самом деле, в 21 веке не является просто механической передачей денежных купюр от одного лица к другому. Элитарная коррупция – это владение какими-то долями в бизнесе, лоббирование государственных тендеров на господряд, прикрытие своего бизнеса через парламентское кресло, и т.д., и т.п. Самый, я думаю, на сегодняшний день вопиющий случай – это вице-спикер парламента Грузии Кервалишвили, которая владеет параллельно строительным бизнесом и этот бизнес сейчас находится в плачевном состоянии, но это не главная проблема. Главная проблема в том, что десятки тысяч грузинских граждан из-за них потеряли десятки тысяч долларов, а в сумме это получается более 100 миллионов долларов. И, в принципе, она и сегодня еще сидит в кресле вице-спикера, занимается разными нравоучениями, в том числе, считается одним из самых уважаемых людей и занимается благотворительностью. И эта ситуация, я думаю, тоже разновидность коррупции. Примеров этому очень много. Можете посмотреть на парламентские кресла, там совершенно конкретные люди лоббируют конкретный бизнес, в государственных подрядах имеют приоритеты, и, в принципе, через эти кресла занимаются бизнесом. Это - коррупция. И по-другому это не назвать.
Кети Бочоришвили: Гия, вы только что сказали, что строительный бизнес пребывает в плачевном состоянии, то есть даже и у этих людей, которые свой собственный бизнес лоббируют, не идут дела?
Гия Хухашвили: Из-за объективных или субъективных причин эта компания не выполняет обязательства перед пайщиками -- не имеет значения. Получается, что компания просто “кинула” десятки тысяч людей. И то, что за это нет спроса, я думаю, происходит через политику, через парламентские кресла. Классический пример беспредельной коррупции.
Кети Бочоришвили: Давид, вот такие факты, если, конечно, вы согласны с их существованием, могут влиять на бизнес среду в Грузии?
Давид Нармания: Да, я согласен само собой. Есть конкретное влияние коррупции на бизнес-среду и экономическое развитие страны. Это показывает Global Competitiveness Index Грузии, там у нее 134 место. Две сферы, которые мешают нам в экономическом развитии и улучшении бизнес-среды: само собой, коррупция и судебная система Грузии. Когда инвесторы просматривают, например, все эти данные, что здесь есть еще элементы коррупции и так далее, то, само собой, они не инвестируют в Грузию свои капиталы. И, исходя из этого, в последнее время уровень инвестиций очень маленький. Это не только из-за мирового финансового кризиса, это из-за административных проблем, коррупции, проблем в судебной системе. Так что такие факты очень влияют.
Кети Бочоришвили: А почему в таких случаях не действует антимонопольная политика? Этот вопрос к Гие Хухашвили.
Гия Хухашвили: Одним из факторов нормального развития экономики является создание нормальной, здоровой конкурентной среды. А гарантом такой среды, конечно же, должна являться эффективная, а не формальная, антимонопольная система. Но такой эффективной системы у нас не существует. А чего не существует, то не может действовать. Это ведь тоже косвенная коррупция? Когда есть интерес в политических кругах создать монопольные системы, монопольно заниматься тем или иным бизнесом. Конечно же, эта политическая элита, которая, к сожалению, часто заседает в парламенте, не заинтересована принимать соответствующие законы, чтобы обеспечить реальную, конкурентную и либеральную среду. Не псевдолиберальную, то есть то, что происходит сегодня, а либеральную реально. Антимонопольная служба как раз становится гарантом такой либеральной среды, а политическую элиту это не устраивает. Это все-таки системная проблема. Я вам говорил, что у нас есть сейчас как бы формация номенклатурного капитализма. Когда номенклатура является руководством бизнеса, то есть она сама и занимается бизнесом. Не имеют значения конкретные факты - это системная проблема в Грузии, и как раз об этом говорится в докладе Госдепа. Я приветствую, что они наконец-то заметили, что эта проблема в Грузии существует.
Кети Бочоришвили: Давид Нармания, вы согласны с таким мнением?
Давид Нармания: Согласен, потому что после 2006 года мы не имеем закона о антимонопольной деятельности, не имеем конкретной государственной службы, которая работает по этим вопросам. Исходя из этого, мы имеем очень крупные компании, которые сильно влияют, и реально монополисты и олигополисты, например, на рынке топлива, на рынке информации, и так далее. Когда наша политика стала связана с политикой Европейского Союза, и мы приняли ENP (European Neighbourhood Policy) - план, то исходя из этого, ЕС дал конкретные директивы Грузии. Под влиянием ЕС в декабре 2010 года в Грузии приняли антимонопольную стратегию и идет реформирование службы конкуренции, но конкретных результатов пока мы не имеем.
Кети Бочоришвили: А какой выход? Следовать этой регуляции или есть еще какие-то радикальные меры, которые могли бы исправить ситуацию? При желании властей, конечно.
Давид Нармания: Да, в основном это политическая воля государства. Нужны конкретные шаги, перевести это в стратегии, изучать ситуацию на рынке и так далее. И, когда есть реальные монополии и олигополические компании, надо им мешать, чтобы не повышались цены на продукции, не было влияния на экономику, и т.д.
Кети Бочоришвили: У меня создалось впечатление, что все-таки получается какой-то своеобразный замкнутый круг.
Давид Нармания: Да, это так. Знаете, с чем это еще связано? В последнее время мы имеем большой уровень инфляции. Когда на рынке много монополий и олигополий, они, само собой, повышают цены, и потребительские товары стоят гораздо дороже, чем например, в прошлом году. Исходя из этого, бюджет принимает НДС гораздо больше, чем в прошлом году. Для государства это хороший момент, потому что это прямо связано с доходной частью бюджета. Но у нас есть очень большая социальная проблема, свыше 40% населения живет ниже минимального уровня, так что это очень большая проблема. Проблема в том, что у нас экономическая и социальная политика не связаны друг с другом.
