Accessibility links

Грузинский Евротур. Начало


Дмитрий Мониава
Дмитрий Мониава

2 февраля в Тбилиси царило приподнятое настроение, а стылое небо, усыпанное крупными, как бриллианты маркизы де Помпадур, звездами напоминало гигантский флаг Евросоюза. Решение Европарламента об отмене виз для граждан Грузии, безусловно, имеет существенное практическое значение, но намного интереснее его психологические последствия. Оно стало еще одним, пусть косвенным, подтверждением сближения с Европой, столь важного для большей части общества, и очередным шагом к избавлению от геополитической и культурной клаустрофобии, что терзает грузин со времен падения Константинополя.

Первые нити, соединяющие Европу и Грузию сегодня, были протянуты еще в эллинистическую эпоху, а взаимный политический интерес возник после начала крестовых походов и ослабления Византии. Кстати, именно тогда Грузия впервые прикоснулась к идеям, которые стали краеугольным камнем европейской демократии. За тридцать лет до того, как в противоположном углу христианского мира была подписана Великая хартия вольностей, группа заговорщиков попыталась создать законодательное собрание и резко ограничить власть монарха. Корона подавила выступление благодаря компромиссному соглашению с высшей аристократией, права которой расширились, а это впоследствии помогло Грузии избежать ужасов восточного деспотизма. С учетом реалий XII века было бы смешно считать произошедшее шагом к Европе, но от сугубо азиатских традиций страна тем не менее отдалилась.

Грузинский Евротур. Начало
please wait

No media source currently available

0:00 0:07:06 0:00
Скачать

Отсутствие спорных вопросов и частичное совпадение интересов делало отношения средневековой Грузии с европейскими государствами весьма доброжелательными. А единственная стычка между европейцами и грузинами произошла в мае 1445 года, когда Жоффруа де Туаси, командовавший эскадрой, которую герцог Бургундии снарядил для борьбы с османами, вознамерился ограбить один из грузинских портов, впрочем, вскоре после высадки бургундцы попали в плен к князю Гуриели.

Когда Грузия ослабла под натиском турок и персов и начала взывать о помощи, короли Испании и Франции (а хотя бы и Папа Римский) не смогли бы оказать ее, даже если бы очень захотели. Проливы были перекрыты, ресурсы ограничены, а успешная координация усилий маловероятна. Но интересно другое: в советскую эпоху историки часто писали о том, что Грузия обратилась за помощью к Москве, поскольку европейцы не пришли к ней на выручку. Казалось бы, всего лишь констатация лестного для самолюбия россиян факта, но в подтексте, который раскрывался в ходе сопутствующих дискуссий, таился намек на приоритетность «европейского сценария» для Грузии, так и не реализованного из-за решений Луи XIV или лордов Адмиралтейства. Сложно сказать, замечали ли подобные нюансы в Москве, но именно благодаря им студенты ГССР начинали воспринимать Россию как своего рода «Эрзац-Европу», а сближение с ней как паллиативную меру.

Старая империя, несмотря на весь связанный с ней негатив, оградила Грузию от внешних посягательств и познакомила ее с новейшими достижениями европейской мысли. Это подкрепляло лояльность грузинской элиты, хотя потребность в промежуточном звене в процессе дальнейшей европеизации со временем снизилась, если не отпала вовсе. В 1918 году Россия подписала Брестский мир и вывела войска из Закавказья, тем самым сложив с себя обязательства по защите Грузии, а вскоре стало очевидно, что большевики влекут ее к бесконечной борьбе с европейскими державами. Тогда глава Первой республики Ной Жордания высказался в том духе, что если Россия сделает выбор в пользу Востока и «азиатского фанатизма», то Грузия останется с Западом, каким бы несовершенным он ни казался, и депутаты устроили ему овацию. Вообще, размышляя о российско-грузинских отношениях, следует учитывать не только политические, но и культурно-цивилизационные приоритеты. Грузинская элита всегда относилась к поискам некоего «особого евразийского пути» с подчеркнутым равнодушием, и, наконец, Мераб Мамардашвили в знаменитом интервью 20 августа 1990 года будто бы подвел черту под давним спором: «Мы не можем зависеть от того, как русские решат свою судьбу».

Примерно столетие назад грузинские интеллигенты получили повод для (подчас весьма артистичных) рассуждений о том, как скорбит их душа, когда варвары лезут на старушку-Европу с топорами, изображая Родиона Раскольникова. Но речь не только о риторической уловке. Грузинам и в самом деле претит мысль о неизбежном, чуть ли не священном противостоянии с Западом, которое время от времени овладевает российским обществом, и дело тут, вероятно, в разности исторических судеб.

Московские обозреватели часто видят в грузинских консерваторах естественных союзников и не всегда понимают, что они в большинстве своем не поддержат Россию, если та решится на всеобъемлющее противостояние с Европой, и, возможно, станут не менее яростными «западниками», чем их соотечественники-либералы. Чтобы убедиться в этом, достаточно внимательно прислушаться к их заявлениям; впрочем, выискивать доказательства следует без фанатизма, поскольку при обостренном желании обнаружить соответствующий подтекст можно даже в замечательной «виноградной сцене» из кинофильма «Отец солдата».

Европарламент отменил визы 2 февраля, спустя ровно четверть века после того, как 2 февраля 1992 года отряды Военного совета расстреляли демонстрацию «звиадистов» близ Центрального вокзала Тбилиси. Вспоминая те промозглые, темные постсоветские времена, тот уровень понимания стоящих перед страной вызовов, следует признать, что многое изменилось к лучшему. Грузия вновь вступила в период догоняющего развития и столкнулась со всеми политическими соблазнами, что мучили Европу пять, а то и восемь десятилетий назад. Кое-что у нее получается лучше, чем у других республик бывшего СССР, но для финишного рывка ей понадобится поколение с иным мироощущением, для которого Европа станет не мечтой, а судьбой. По большому счету именно для него и отменяются визы и поднимаются шлагбаумы (правда, оно вряд ли поймет, как можно было путешествовать по Европе мысленно, но, кажется, это к лучшему).

25 февраля 1921 года дипломат Зураб Авалишвили, стоя в толпе, наблюдал за тем, как грузинский посланник Акакий Чхенкели в парадном экипаже направляется в Елисейский дворец, дабы вручить верительные грамоты президенту Мильерану. Авалишвили, три года добивавшийся признания независимости Грузии западными державами, позже вспоминал, что тогда он повторял молитву «Ныне отпущаеши» и думал о том, как посол Вахтанга VI Сулхан-Саба Орбелиани безуспешно пытался привлечь внимание Людовика XIV к бедам своей страны. Он был счастлив и еще не знал, что Красная армия уже вступает в Тбилиси, а посему все, что происходит перед его глазами, не имеет никакого смысла.

Повторение этой истории в наши дни менее вероятно, но все же возможно, однако опыт советского периода указывает на то, что смещение государственных границ не ведет к непременному исчезновению ментальных рубежей и исторических приоритетов, а значит, бесконечно авантюрный (и отчасти философский) роман о Европе и Грузии будет продолжен в любом случае.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции

XS
SM
MD
LG