Accessibility links

То давний спор грузин между собою...


Дмитрий Мониава
Дмитрий Мониава

Конституция Грузии похожа на бескрайнее минное поле: пара неверных шагов – и смертоносные заряды начнут взрываться один за другим.

Комиссия, работающая над новыми поправками к Основному закону, одобрила предложение эксперта-конституционалиста Вахтанга Хмаладзе, которое предусматривает передачу права избрания президента Грузии коллегии, состоящей из 150 депутатов парламента и 150 представителей местного самоуправления. Поскольку выборы в эти органы проводятся в разное время, подразумевается, что данный вариант лучше отразит волю избирателей и обеспечит большую легитимность, чем избрание главы государства исключительно парламентариями. Представив общественности принятие предложения Хмаладзе как разумный компромисс, «Грузинская мечта» стремится завершить дискуссию о всенародном избрании президента.

Грузия дважды за четверть века двинулась к созданию президентской республики и оба раза испуганно отпрянула назад. Звиад Гамсахурдия так и не успел разобраться в сути своих полномочий и использовать их с умом. Оппозиция атаковала не только его самого, но и институт президентства как нечто диктаторское по своей природе. В первые годы после свержения Гамсахурдия на само слово «Президент» будто бы наложили табу, что уж говорить о соответствующей модели. Шеварднадзе тогда занимал должность со сложным названием «Глава государства – председатель парламента», и ему не хватало инструментов для того, чтобы стабилизировать ситуацию в республике, словно провалившейся в преисподнюю.

То давний спор грузин между собою...
please wait

No media source currently available

0:00 0:05:22 0:00
Скачать

К середине 90-х большая часть грузинского общества окончательно убедилась в том, что Томас Гоббс был, несомненно, прав, когда утверждал, что страх перед законом предпочтительней страха перед насильственной и, как правило, внезапной смертью, и предоставила Шеварднадзе карт-бланш на наведение порядка. Но против новой Конституции с сильной президентской властью резко выступил Джаба Иоселиани, и его борьба с Шеварднадзе удивительным образом отразила расщепление национального сознания между отвращением к деспотизму и ужасом перед беззаконием.

Последним грузинским правителем «сталинского типа» являлся Георгий III, отец царицы Тамар, которая в 1184 году была вынуждена пойти на весьма существенные уступки аристократии; академик Джавахишвили полагал, что с этого момента власть грузинских монархов следует считать ограниченной. С формально-юридической точки зрения его гипотеза спорна, впрочем, с тех пор ни один из грузинских царей не мог и, как правило, не пытался править наперекор мнению и привилегиям элиты. Советские историки считали слабость короны безусловным злом, из-за нее нельзя было проводить масштабные реформы, успешно бороться с внешними врагами и феодальной раздробленностью, но вместе с тем такое положение вещей препятствовало мертвящему давлению, что оказывает на общество и культуру неограниченное единовластие.

Тот давний спор Шеварднадзе и Иоселиани о Конституции, эпиграфом к которому (помимо ряда статей Уголовного кодекса) могла бы послужить формула Тита Ливия «Закон спасительней для слабых, чем для сильных», не только напоминает о борьбе грузинских монархов с необузданной феодальной вольницей, но и подталкивает пытливые умы к еретическим рассуждениям о том, что для полного счастья Грузии требуется не окончательная победа порядка над хаосом, а их парадоксальный симбиоз.

Как только правителю удается упрочить свое положение в стране, где всего одна фраза в повелительном наклонении может навсегда испортить отношения, значительная часть элиты (как правило, не без причины) начинает вопить о тирании. Обе стороны мобилизуют свои столь необходимые для развития страны ресурсы и тратят их на борьбу друг с другом. Интеллектуалы же делятся на три лагеря: одни превращаются в «охранителей», другие изображают Свободу с картины Делакруа, третьи же, смежив веки, монотонно твердят: «Чума на оба ваши дома». Дискуссия о форме правления постоянно становится заложницей этого конфликта, поскольку, как и в случае с Гамсахурдия, атакам подвергаются не только политики, но и институты, на которые они опираются.

Ситуация усугубляется тем, что второй переход к парламентской модели начал Михаил Саакашвили, когда пытался пересесть в кресло премьер-министра через несколько лет после того, как трансформировал президентскую республику образца 1995 года в гиперпрезидентскую. Это был какой-то конституционный Армагеддон. Вместе с тем Саакашвили предоставил оппозиции массу поводов для превращения давней неприязни многих граждан к институту президентства в ненависть. Именно она, как весьма специфическое средство легитимации, и позволит «Грузинской мечте» отобрать у президента последние полномочия и продавить решение о коллегии выборщиков.

Всенародные выборы (фактически бесправного) президента в парламентской республике и в самом деле нонсенс, и австрийское исключение из общего правила ничего, по сути, не меняет. Но проблема заключается в том, что в данный момент требуется обезопасить государство не от соблазнов демагогического популизма или президента-самодура, а от влияния Бидзины Иванишвили, управляющего страной из-за кулис. Следует ли рассматривать прямые выборы президента в столь необычной ситуации как средство укрепления народовластия (или хотя бы соответствующей иллюзии)? Демократическая общественность, безусловно, может назвать создание коллегии выборщиков покушением на права граждан и провести соответствующую пропагандистскую кампанию, но ей не следует превращать прямые выборы президента в фетиш (к сожалению, мы движемся именно в этом направлении). Иначе дискуссия станет такой же бессмысленной, как в 90-х, когда то ли пьяные, то ли обколотые автоматчики могли иронично поинтересоваться у припозднившихся сограждан, какую республику они предпочитают – президентскую или парламентскую (реальный случай; все остались живы).

Конституционная комиссия подверстывает Основной закон под нынешний расклад сил, что когда-нибудь обязательно приведет к новому кризису и очередному пакету поправок. Описывая желаемое будущее, политологи и юристы часто используют формулировку – «Нам нужен сильный парламент и сильный президент», но это зачастую лишь игра слов, не подкрепленная конкретными предложениями. А поиск равновесия между свободой и самоограничением в Грузии еще не завершен, и он, скорее всего, затянется на десятилетия.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции

XS
SM
MD
LG