Accessibility links

Олигарх-самодержец, царь-миротворец и президент-бизнесмен


Дмитрий Мониава
Дмитрий Мониава

На минувшей неделе в тбилисских кафе, скверах, СМИ и социальных сетях безраздельно властвовали «пикейные жилеты», обсуждавшие результаты президентских выборов в США. Они спорили без умолку и предрекали такие потрясения, что судьба Атлантиды казалась забавным водным аттракционом. И вся Грузия вслед за ними играла в прятки со своими страхами.

Отдельные комментаторы указывали на преемственность во внешней политике США, неизменность приоритетов и межпартийный консенсус и говорили о том, что, даже если новый президент начнет действовать на международной арене как бизнесмен (на это, собственно, и рассчитывают в Кремле), он сразу же поймет, что издержки от обрушения нынешнего мирового порядка будут неимоверно высоки. Но в целом информационное пространство переполняли устрашающие полифонические вариации на тему «мы все умрем».

Раз уж экспертное сообщество твердо решило пощекотать себе нервы, возможно, следует рассмотреть экстремальный сценарий и представить, что в США восторжествует «новый изоляционизм», популисты увлекут Европу в пучину «националистического ренессанса» и на пороге действительно покажется медведь в ушанке и валенках с балалайкой наперевес.

Олигарх-самодержец, царь-миротворец и президент-бизнесмен
please wait

No media source currently available

0:00 0:06:24 0:00
Скачать

Грузинское руководство твердо придерживается правила – страна ни при каких обстоятельствах не должна восприниматься Кремлем, да и кем бы то ни было, как «цель номер один». Ею, скорее всего, станет Украина, а Бидзина Иванишвили, завершающий приватизацию политического пространства Грузии, получит время для того, чтобы слепить из подручных материалов правительство, которое проведет финляндизацию наиболее эффективным образом. На скамейке запасных у него найдутся и Паасикиви, и Кекконены, и даже любители евразийской интеграции, равно как и националисты всех степеней радикальности, ярые атлантисты для альтернативных сценариев и универсальные карманные оппозиционеры. Разумеется, возможность смены курса не тождественна намерению ее осуществить, однако следует отметить, что в бизнес-плане Бидзины Иванишвили нет места для танков, гордо пылающих на фоне разрушенных городов.

Но пока баланс сил в регионе незыблем; стороны почти не скрывают, что ждут, когда визави свернет себе шею, и, вынеся за скобки главные вопросы, ведут переговоры о чем-то третьестепенном, то и дело попадая в когнитивные ловушки. В Москве, к примеру, переоценивают значение визовой проблемы и торговых преференций для Грузии, а в Тбилиси недооценивают чувствительность русских к проблеме расширения НАТО. Сам стиль двусторонних отношений по-прежнему напоминает поведение бывших супругов, продолжающих что-то доказывать друг другу, ревновать и мстить по мелочам. Иногда кажется, что стороны стремятся не к прорыву, а к некоему моменту в грядущем, когда, склонившись над хладным трупом, можно будет с маниакальном упорством твердить: «Вот теперь-то ты видишь, что я прав!» И это отнюдь не ненависть, а сложное сочетание разнонаправленных чувств, воспоминаний и стереотипов, похожее на паутину. И, возможно, в ее центре находится не память о вторжении 1921 года или развале СССР, а нечто иное.

Первые три четверти XIX столетия не были безмятежны, но абсолютное большинство грузин (прежде всего, аристократов) хранило верность империи; процесс сближения продолжался и достиг апогея в период между пленением Шамиля и присоединением Батума. Однако Александр III, стремясь, по выражению Сергея Ольденбурга, «придать России больше внутреннего единства путем утверждения первенства русских элементов страны», усилил политику русификации (она стала актуальной проблемой для Грузии чуть позже, чем для западных областей империи), которая была продолжена Николаем II. В начале его царствования, по мнению Витте, Кавказ русифицировали «не нравственным авторитетом, не духом, а насилием и полицейскими приемами». Еще одна цитата из мемуаров бывшего премьера: «хотя Кавказ и покорен русскими солдатами, но громадное количество офицеров и начальников этих солдат были местные туземцы... А потому, спустя несколько десятков лет после завоевания Кавказа, когда эти туземцы в известной степени уже прославили нашу армию, нашу доблесть, – сказать, что в военной и государственной службе туземцы нам более не нужны – по меньшей мере крайне близоруко, если не употребить более жесткое слово». Так возникла отчужденность, а когда власти повели наступление на грузинский язык и культуру, это было воспринято как смертельная угроза, подобная той, что создавали религиозной идентичности грузин прежние завоеватели. Нарастание сопротивления сделалось неизбежным. Сегодня многие российские эксперты озабочены статусом их родного языка в постсоветских республиках и, должно быть, смогут понять, что чувствовали представители других народов полтора столетия назад и почему они так нервно реагируют на словосочетание «русский мир» (если точнее, считают прилагательное «русский» в нем отрицанием всего «нерусского»).

Попытка форсировать процесс русификации создала предпосылки для взрывного роста национализма. Тогда-то и возник тот самый обоюдоострый конфронтационный стиль общения с бесконечным обменом обвинениями, ударами и стремлением доказать свою правоту во что бы то ни стало. Он сформировался до событий 1918-21 годов и ничуть не изменился в советскую эпоху, умело скрываясь за строками романов, кадрами фильмов, шутками в прокуренных тамбурах поездов дальнего следования, и подчинил себе взгляды и вкусы целых поколений. Но важно понять, что мосты были сожжены еще при «царе-миротворце» и его неудачливом сыне.

Основой для прорыва в двусторонних отношениях может стать лишь общность интересов, но говорить о ней пока не приходится. Стороны далеки от эмоциональной стабильности, неспособны четко обозначить свои приоритеты и постоянно намекают на то, что оппонент вскоре пойдет на невыгодные для него уступки под давлением обстоятельств. Хотя достигнутые таким образом договоренности, к примеру, о нейтралитете Грузии или выводе российских войск из самопровозглашенных республик (это уж как карта ляжет), всегда будут восприниматься как временные, и их нарушат при первой же возможности. Психологи, вероятно, усмотрели бы за подобным состоянием что-то очень личное, непроговоренное, закопанное в глубинах подсознания и отвратительное, как попытка изнасилования, однако все продолжают вести себя так, словно речь идет о высоком искусстве кризисной дипломатии.

Если нынешний мировой порядок все же рухнет, как предсказывают «пикейные жилеты», русские и грузины, скорее всего, не сумеют прийти к взаимопониманию и даже выработать новый стиль общения и в конце концов причинят друг другу еще больше боли и вреда. Так что будет намного безопаснее, если на данном этапе в мире и в регионе все останется как есть.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции

XS
SM
MD
LG