Финальным аккордом 2013 года стали два террористических акта в Волгограде. Эта трагедия, случившаяся в канун новогоднего праздника, снова актуализировала все сюжеты, связанные с Северным Кавказом. Каким был ушедший год для самого сложного и проблемного региона России? Какие цели и задачи были реализованы российской властью, а какие провалены? Можно ли ожидать новых изменений? И в каком направлении они могут быть реализованы?
Ушедший год для Северного Кавказа был до предела насыщен событиями. И если начало года было отмечено некоторым снижением количества террористических инцидентов, то серия атак в Волгограде (заметим, что предновогодние акции вытеснили на второй план октябрьский взрыв автобуса) воочию продемонстрировала, что с оптимистическими прогнозами относительно затухания активности подполья спешить не следовало. Волгоградские трагедии произвели значительный эмоциональный эффект, в первую очередь потому, что после взрыва в столичном аэропорту Домодедово в январе 2011 года российские регионы за пределами Северного Кавказа не переживали масштабных террористических акций.
Наверное, не будет преувеличением сказать, что 2013 год прошел под знаком подготовки к Олимпийским играм в Сочи. Данный тезис правомерен для всей России, но для Северного Кавказа эта символика имеет особое значение, поскольку самый турбулентный российский регион находится в непосредственной близости от столицы белой Олимпиады.
«Сочинскую проблему» на северокавказском направлении российские власти пытались решать тремя способами. Первый – это политика кадровых изменений. Два субъекта РФ (Дагестан и Кабардино-Балкария) пережили смену высшего руководства. Демонстративно был выведен из игры многолетний мэр Махачкалы Саид Амиров, чье неформальное влияние выходило далеко за рамки функциональных обязанностей руководителя дагестанской столицы. При этом возможный уход с североосетинского политического Олимпа Таймураза Мамсурова интенсивно обсуждался в прессе и в социальных сетях.
И хотя новые главы Дагестана и Кабардино-Балкарии имеют разное образование и жизненный опыт, их биографии объединяет то, что, будучи уроженцами северокавказских республик, они достигли значительных карьерных успехов на общероссийском уровне. В 2013 году центральная власть решила использовать их потенциал. И если в случае с Юрием Коковым, заступившим на свою управленческую вахту в декабре 2013 года, делать какие-либо выводы преждевременно, то в ситуации с Рамазаном Абдулатиповым некоторые предварительные итоги подвести уже можно. Его деятельность показала, что новый глава Дагестана сделал ставку на более жесткие методы. Это касается не только вопросов адаптации вчерашних боевиков к мирной жизни, но и попыток централизации властной системы республики в целом. Впрочем, нельзя исключать, что Абдулатипов вернется к более гибким методам. Просто потому, что в отличие от Чечни или Ингушетии Дагестан намного более трудно привести к единообразию и «вертикали». Слишком сложные конгломераты проблем здесь существуют. И в нынешнем виде они сформировались не только и не столько из-за какой-то особой региональной архаики, а в силу того, что светские институты власти, что называется, «просели». И не в последнюю очередь из-за отсутствия должного внимания со стороны центра. Но без них, очевидно, никакие точечные «зачистки» и смены кадрового состава не возымеют стратегического эффекта.
Вторым направлением «стабилизации» региона стал отказ от прямых выборов глав северокавказских республик. Собственно говоря, именно ради этого изначальная либерализация регионального управления (возврат к всенародному избранию губернаторов) была дополнена такой нормой, как право субъектов РФ самим определять порядок выборов. Дагестан и Ингушетия в 2013 году уже прошли через выборы своих глав депутатами республиканских парламентов. Что же касается Северной Осетии и Кабардино-Балкарии, то они сделали движение в том же направлении, приняв соответствующие новеллы к своему законодательству. И снова мы увидели стремление подходить ко всем северокавказским субъектам с «одним аршином». К тому же первые лица страны не раз мотивировали «кавказскую особость» некими социально-культурными отличиями. Непраздный вопрос: кто подталкивает республики региона к партикуляризму, тем самым противопоставляя Северный Кавказ остальной России?
Что же касается третьего направления, то это собственно меры по укреплению безопасности. К сожалению, трагедия в Волгограде показала, что акценты на безопасности олимпийских объектов явно недостаточны, поскольку для северокавказского подполья мишенью является вся Россия, а не только отдельные территории. Вопрос лишь в возможностях и ресурсах для реализации своих разрушительных целей и задач.
Таким образом, снова, как и ранее, подходы к Северному Кавказу были ограничены «стабилизационными» сценариями. Вопросы развития региона, его полномасштабной интеграции остались, как и ранее, за скобками. Социально-экономические же сценарии обсуждались в отрыве от этнополитических и религиозных контекстов. В итоге получалось, будто бы эти сюжеты существуют в параллельных мирах. Между тем социологические опросы ушедшего года свидетельствовали о том, что порядка 60-70% респондентов поддерживают лозунг «Хватит кормить Кавказ!», а «войны памятников и гимнов» (коих за прошедший год было немало) говорят о том, что внутренняя стена между северокавказскими республиками и остальной Россией остается.
И именно она является той основой, которая раз за разом актуализирует политическое насилие, взаимную ксенофобию и неадекватность. Сочинские игры, конечно, важны для продвижения имиджа России и утверждения ее внешнеполитических претензий. Однако проблемы Северного Кавказа не могут ограничиваться одним даже очень важным событием. Без их системного лечения с помощью одних лишь «заморозок» далеко не уедешь. 2013 год в этом плане не стал открытием. Но он в очередной раз подтвердил данный тезис. Ликвидация влиятельных полевых командиров не уничтожает подполья, а введение в бюрократические структуры новых управленцев и устранение старых не создает сильных институтов. Реактивность не может заменить собой стратегии, которая пока что не просматривается. Подождем до закрытия сочинской Олимпиады?
Ушедший год для Северного Кавказа был до предела насыщен событиями. И если начало года было отмечено некоторым снижением количества террористических инцидентов, то серия атак в Волгограде (заметим, что предновогодние акции вытеснили на второй план октябрьский взрыв автобуса) воочию продемонстрировала, что с оптимистическими прогнозами относительно затухания активности подполья спешить не следовало. Волгоградские трагедии произвели значительный эмоциональный эффект, в первую очередь потому, что после взрыва в столичном аэропорту Домодедово в январе 2011 года российские регионы за пределами Северного Кавказа не переживали масштабных террористических акций.
Наверное, не будет преувеличением сказать, что 2013 год прошел под знаком подготовки к Олимпийским играм в Сочи. Данный тезис правомерен для всей России, но для Северного Кавказа эта символика имеет особое значение, поскольку самый турбулентный российский регион находится в непосредственной близости от столицы белой Олимпиады.
«Сочинскую проблему» на северокавказском направлении российские власти пытались решать тремя способами. Первый – это политика кадровых изменений. Два субъекта РФ (Дагестан и Кабардино-Балкария) пережили смену высшего руководства. Демонстративно был выведен из игры многолетний мэр Махачкалы Саид Амиров, чье неформальное влияние выходило далеко за рамки функциональных обязанностей руководителя дагестанской столицы. При этом возможный уход с североосетинского политического Олимпа Таймураза Мамсурова интенсивно обсуждался в прессе и в социальных сетях.
И хотя новые главы Дагестана и Кабардино-Балкарии имеют разное образование и жизненный опыт, их биографии объединяет то, что, будучи уроженцами северокавказских республик, они достигли значительных карьерных успехов на общероссийском уровне. В 2013 году центральная власть решила использовать их потенциал. И если в случае с Юрием Коковым, заступившим на свою управленческую вахту в декабре 2013 года, делать какие-либо выводы преждевременно, то в ситуации с Рамазаном Абдулатиповым некоторые предварительные итоги подвести уже можно. Его деятельность показала, что новый глава Дагестана сделал ставку на более жесткие методы. Это касается не только вопросов адаптации вчерашних боевиков к мирной жизни, но и попыток централизации властной системы республики в целом. Впрочем, нельзя исключать, что Абдулатипов вернется к более гибким методам. Просто потому, что в отличие от Чечни или Ингушетии Дагестан намного более трудно привести к единообразию и «вертикали». Слишком сложные конгломераты проблем здесь существуют. И в нынешнем виде они сформировались не только и не столько из-за какой-то особой региональной архаики, а в силу того, что светские институты власти, что называется, «просели». И не в последнюю очередь из-за отсутствия должного внимания со стороны центра. Но без них, очевидно, никакие точечные «зачистки» и смены кадрового состава не возымеют стратегического эффекта.
Вторым направлением «стабилизации» региона стал отказ от прямых выборов глав северокавказских республик. Собственно говоря, именно ради этого изначальная либерализация регионального управления (возврат к всенародному избранию губернаторов) была дополнена такой нормой, как право субъектов РФ самим определять порядок выборов. Дагестан и Ингушетия в 2013 году уже прошли через выборы своих глав депутатами республиканских парламентов. Что же касается Северной Осетии и Кабардино-Балкарии, то они сделали движение в том же направлении, приняв соответствующие новеллы к своему законодательству. И снова мы увидели стремление подходить ко всем северокавказским субъектам с «одним аршином». К тому же первые лица страны не раз мотивировали «кавказскую особость» некими социально-культурными отличиями. Непраздный вопрос: кто подталкивает республики региона к партикуляризму, тем самым противопоставляя Северный Кавказ остальной России?
Что же касается третьего направления, то это собственно меры по укреплению безопасности. К сожалению, трагедия в Волгограде показала, что акценты на безопасности олимпийских объектов явно недостаточны, поскольку для северокавказского подполья мишенью является вся Россия, а не только отдельные территории. Вопрос лишь в возможностях и ресурсах для реализации своих разрушительных целей и задач.
Таким образом, снова, как и ранее, подходы к Северному Кавказу были ограничены «стабилизационными» сценариями. Вопросы развития региона, его полномасштабной интеграции остались, как и ранее, за скобками. Социально-экономические же сценарии обсуждались в отрыве от этнополитических и религиозных контекстов. В итоге получалось, будто бы эти сюжеты существуют в параллельных мирах. Между тем социологические опросы ушедшего года свидетельствовали о том, что порядка 60-70% респондентов поддерживают лозунг «Хватит кормить Кавказ!», а «войны памятников и гимнов» (коих за прошедший год было немало) говорят о том, что внутренняя стена между северокавказскими республиками и остальной Россией остается.
И именно она является той основой, которая раз за разом актуализирует политическое насилие, взаимную ксенофобию и неадекватность. Сочинские игры, конечно, важны для продвижения имиджа России и утверждения ее внешнеполитических претензий. Однако проблемы Северного Кавказа не могут ограничиваться одним даже очень важным событием. Без их системного лечения с помощью одних лишь «заморозок» далеко не уедешь. 2013 год в этом плане не стал открытием. Но он в очередной раз подтвердил данный тезис. Ликвидация влиятельных полевых командиров не уничтожает подполья, а введение в бюрократические структуры новых управленцев и устранение старых не создает сильных институтов. Реактивность не может заменить собой стратегии, которая пока что не просматривается. Подождем до закрытия сочинской Олимпиады?
