Союз русских женщин Грузии «Ярославна», основанный в 90-х годах прошлого века, занимается решением проблем духоборов, молокан и представителей других этнических меньшинств в регионах Грузии. В рамках рубрики «Гость недели» председатель организации Алла Беженцева поделилась своим мнением и переживаниями по поводу грузино-российских отношений.
Алла Беженцева: Я горжусь своим происхождением, потому что я происхожу из смешанной семьи. Мама у меня грузинская княжна Месхишвили, а папа – переселенец из России. Он попал сюда в восьмилетнем возрасте, когда был голод на Волге и оттуда переселяли людей. Я горжусь потому, что моя мама происходила из семьи, в которой воспитывался Захарий Палиашвили, мой прапрадед был первым католическим священником-грузином. Мой папа был из более простой семьи, но тоже со своими законами – старорусскими, обрядными и т.д. Вот такая сложилась здесь семья. Мы так и росли на стыке двух культур – грузинской и русской. Моя невестка тоже грузинка, и я тоже ценю этот факт. По профессии я инженер-строитель. Когда меня спрашивают, почему я выбрала такую профессию, которая в свое время была очень сложной, – не знаю, я, наверное, люблю сложности в жизни.
Мзия Паресишвили: Со времени обретения независимости Грузии очень многие русские покинули ее. Вы, напротив, создали ассоциацию русских женщин в Грузии «Ярославна»...
Алла Беженцева: Когда в 90-е годы все было разрушено, какие проектные институты? Я осталась незадействованной, и это было для меня очень сложно после моей деятельности. Я преклоняюсь перед памятью Игоря Семеновича Богомолова, который создал тогда первое общественное движение – «Русское культурно-просветительское общество» (РКПО), и я пришла в это объединение, где возглавляла молодежный культурный отдел, и очень многое получила тогда, потому что я поняла, что люди, несмотря на то, что у нас не было света, транспорта, хотели общения. После этого ко мне стали обращаться женщины, в основном одинокие, потому что так сложилось в Грузии, что здесь в основном русская диаспора сложилась после Отечественной войны, потому что здесь были эвакуированные заводы. Появилась масса русского населения, и эти женщины или не успели создать свои семьи, или потеряли свои вторые половинки. Мы старались им помочь, и тогда возникла идея создания этой организации.
Наша организация была создана в 90-х годах, в 2002 году мы получили юридический статус, смогли создавать проекты, мы помогали духоборческим общинам. Тогда была неразбериха с приватизацией их земельных участков, с получением пенсий, приватизацией домов. Из-за незнания грузинского языка они элементарно не знали, как подать документы, где пройти эту регистрацию, то есть мы фактически давали им бесплатную помощь. Естественно, вторым вопросом было здравоохранение. И сейчас был большой проект, который я осуществляла в духоборческой и молоканской общинах, – это репродукционно-сексуальное здоровье. Мне казалось, что мы будем в основном работать с молодежью, чтобы давать навыки репродукционно-сексуального здоровья, но оказалось, что надо было работать со всей общиной, было очень много проблем и со старшим поколением, и средним.
Потом мы вообще обнаружили патологию в молоканской общине, и до сих пор мы в недоумении, почему в XXI веке произошел в этой общине такой генетический сбой. Что там происходит, почему это происходит? Жалко детей. Дети там с очень большими патологиями, да еще вдобавок находятся в страшной экономической ситуации. Нет школы, нет детского сада, ближайшая школа находится в 20 километрах, и они не могут физически ездить туда каждый день. Я столкнулась с тем, что несколько человек в возрасте до 14-15 лет вообще ни разу не ходили в школу.
Второй момент, который меня больше всего поражает, – это массовая миграция. Жалко, что одна из ведущих диаспор Грузии (нас было более 350 тысяч человек) настолько уменьшилась, что сейчас, по нашим данным, насчитывает не более 20-25 тысяч. Я всегда говорю, что мы искусственно стареем, то есть настолько идет миграция молодого и среднего поколения, что в основном у нас на местах осталось старшее поколение. Это вдвойне тяжелая проблема.
Мзия Паресишвили: А в чем причина – это русофобные настроения, экономическое положение?..
Алла Беженцева: Я понимаю, что вы хотите сказать. Первая волна была, если вернуться к истокам, во время Звиада (Гамсахурдиа). Тогда из 7 тысяч духоборческой общины сразу, за год, осталось 2,5 тысячи. Эта цифра сама говорит за себя. Там ничего такого не было сказано, просто всех руководителей этнических общин (не только духоборческих) в Самцхе-Джавахети собрали в Абастумани, и один лидер этого движения сказал: «Мы духоборцев пока не трогаем, мы их любим». Это «пока не трогаем» их настолько насторожило, что произошел массовый отъезд. Сейчас, в наше время, такая массовая миграция происходит не из-за политической ситуации, а больше из-за экономических проблем и языкового барьера. Если сейчас посмотреть статистику единых экзаменов, фактически, если не знаешь грузинского языка, ты не можешь сдать эти экзамены.
Мзия Паресишвили: А то, что существует программа «Один плюс четыре»...
Алла Беженцева: Это работает только на армянскую и азербайджанскую диаспоры. На русских она не распространяется, хотя президент нам обещал. Нельзя не брать в расчет то, что, когда я выезжаю в регионы, хотим мы того или нет, до сих пор во многих местах язык общения остался русским. Конечно, это плохо. Когда ты живет в государстве, ты должен знать в первую очередь государственный язык. Но, к сожалению, это наша действительность. Если даже взять весь Кавказ, то язык общения на Кавказе все равно пока остается русским. Мы с соседями – армянами, азербайджанцами – говорим на русском. Те же наши грузины говорят с ними на русском. От этого нельзя отойти. Я поражаюсь, когда целые государственные программы не уделяют внимания этим аспектам. Надо быть дальновидными.
Мзия Паресишвили: Вы сами пытаетесь как-то помочь местному населению выучить государственный язык?
Алла Беженцева: Да, мы пытаемся. У меня был проект, спонсированный Еврокомиссией, он фактически шесть лет длился в регионах – в Цалке, Дманиси, Болниси, также здесь, в Тбилиси. Он пользовался очень большой популярностью. В рамках этого проекта мы бесплатно, интерактивным методом обучали грузинскому языку. Мы не делали основного акцента на грамматику, а просто снимали комплекс у людей и в примитивной игровой манере заставляли, в полном смысле этого слова, хотя бы на бытовом уровне общаться на грузинском языке. Это очень большой плюс для этнического населения, потому что грузинский язык очень сложный. Лично я никак не могу говорить на хорошем литературном языке, хотя свободно читаю на грузинском, понимаю грузинскую речь, а воспроизводить ее я не могу на грузинском языке.
Вторая ситуация, которая сейчас происходит, – вы, наверное, будете удивлены, четыре года у нас проходят курсы русского языка. Это проект моего сына – Александра Беженцева, который возглавляет Союз русской молодежи в Грузии. Вы не представляете, какая популярность у этого курса. К нам пришли работники реестра, банков, врачи, у нас есть даже слушатели из налоговой полиции и т.д. То есть наше грузинское титульное население пришло к тому пониманию, что для более высокого уровня своего профессионализма они сейчас должны знать и русский язык.
Мзия Паресишвили: Вы сейчас больше работаете с молоканами, духоборами. Какое положение у них?
Алла Беженцева: Ну, тогда было семь деревень, сейчас остались три, где более или менее живут духоборы. Несколько семей живут в Ефимовке, в Орловке, одна семья в Сосновке и в основном в Гореловке. И в Дманисском районе они живут. Что касается молокан, то очень большая община осталась здесь, в Тбилиси, и в трех районах, в малом количестве, в Кахетии – в Лагодехском, Сагареджойском и Сигнахском районах.
Мзия Паресишвили: Как проходит интеграция этих людей?
Алла Беженцева: Те общины, если, допустим, взять дманисских духоборов, они больше ассимилировались, потому что там большее количество смешанных браков. То есть наши духоборки замужем за грузинами, армянами, азербайджанцами и т.д. Эти смешанные браки дали толчок тому, что легче прошла их интеграция, и даже уже многие из них говорят на грузинском языке, что меня очень радует, в отличие от гореловских: там они находятся больше в изоляции, и у них почти нет смешанных браков. Там эта проблема незнания государственного языка уже стоит более остро. Они в растерянности, и это дает еще один импульс тому, что молодежь уезжает. Если взять наших кахетинских молокан, например, в Ульяновке (сейчас село Магаро) молоканские дети ходят в грузинскую школу и уже свободно владеют грузинским языком, правда, их осталось малое количество.
Другая молоканская община в Сагареджойском районе находится в большей изоляции, они фактически не знают грузинского языка. Мы столкнулись с такой проблемой, что, к примеру, у 17-летнего парня вообще не было никаких документов. Проблемы также с фактами рождения, и это не только у таких замкнутых русских диаспор. Это больше возникает в деревнях и регионах у этнических общин. В одной азербайджанской деревне почти 32 ребенка не имели свидетельства о рождении. Это было вообще парадоксально. Наш реестр очень поддержал нас. Мы написали обращение, и выездная комиссия на местах по свидетельству соседей и т.д. определяла возраст ребенка и выдавала свидетельство о рождении, чтобы этот ребенок мог на юридическом основании посещать школу, детский сад и т.д.
Мзия Паресишвили: Глядя на эти трудности, как вы видите будущее Грузии?
Алла Беженцева: Первое, что меня всегда поражало и чем я всегда гордилась, – что я из Тбилиси, что у нас особенный толерантный народ. Когда мы говорили «тбилисец», – это было такой определяющей терминологией, что этот человек во всех отношениях душевный, порядочный, он не имел национальности – это был настоящий человек. Я хочу, чтобы этот менталитет, эта толерантность и это звание «тбилисец» вернулись к нам, чтобы мы были более внимательны друг к другу, и не надо этих националистических излияний. К сожалению, некоторые СМИ буквально провокационно, своими возгласами и лозунгами провоцируют, особенно молодежь, к негативному отношению друг к другу. Не секрет, что грузинская и российская молодежь в последние годы выросла в антагонизме друг к другу, они не знают друг друга, и у них создался какой-то барьерный образ врага. Я не хочу, чтобы это было.
Мзия Паресишвили: После смены власти, прихода «Грузинской мечты» все отмечают смягчение риторики по отношению к России...
Алла Беженцева: Я бы не сказала, чтобы она особенно изменилась. Я всегда воюю с одной такой терминологией и всегда об этом говорю – и при предыдущей власти, и сейчас: когда что-то освещается и говорится, не надо говорить «русеби», а надо говорить «русети», если они недовольны их политикой.
Мзия Паресишвили: То есть не «русские», а «Россия», да?
Алла Беженцева: Да, понимаете, не надо, потому что у обывателя (я не хочу никого оскорбить), когда он слышит эту терминологию, сразу возникает «русеби». Понимаете, что я хочу сказать? Это не должно быть таким определяющим термином. Если действия каких-то государственных чиновников друг другу не нравятся, надо терминологию употреблять очень аккуратно. Это очень определяющий момент именно сейчас в грузино-российских отношениях.
Мзия Паресишвили: Тем не менее Грузия не может обойти стороной именно тот факт, что серьезные территориальные проблемы у нее связаны именно с фактором России...
Алла Беженцева: Естественно, первый фактор – территориальный. Я считаю, что это очень сильная боль, и мне не хотелось бы, чтобы от этого страдали люди. Когда произошла ситуация 2008 года, наша организация, тогда у нас был первый проект Еврокомиссии, обратилась к донорам, и они разрешили часть наших зарплат и расходов в этом проекте потратить на нужды людей, которые были здесь в качестве беженцев. Мы тогда помогали 700 беженцам. Правда, все тогда больше питанием занимались, но мы – нет. Может быть, тут сыграла моя женская логика, просто я увидела, что люди были элементарно без одежды, без предметов гигиены и т.д. Мы действовали как «горячая линия», узнавали, предположим, что ребенку с церебральным параличом нужны были особые памперсы, мужчины попросили (извините) нижнее белье... Несмотря на то, что, казалось бы, да, мы русские, как мы вот так... Это всеобщая боль. Когда происходит трагедия, она не имеет национальности. От этого пострадали женщины, старики, дети, погибли молодые люди. Ко мне присоединятся не только матери Грузии, но и матери России. С этой точки зрения – это всеобщая боль. Я не хочу, чтобы эта боль продолжалась, и желаю всем вам, чтобы наши дети больше не жили в таких ситуациях.
В завершение я хочу сказать, что всегда ценю обе стороны, потому что не могу себя разрубить пополам – на русскую и грузинскую стороны. Я чту и русскую культуру, и грузинскую. Так и в жизни у меня получилось: я получила здесь орден Чести и в России я получила орден Екатерины Второй. Я считаю, что это очень символично, и я буду стараться по мере возможности (пусть никому не покажется это громкими словами – это душевный порыв), чтобы эти народы были дружны друг с другом, чтобы этого негатива, который есть в последнее время между нами, не было. А для этого нужна мудрая государственная политика и народная дипломатия. Народ должен сам делать выводы.
