Можно считать это парадоксом, но ни один внутрибхазский скандал, коих с начала года гремело хоть отбавляй, не смог так кардинально перегруппировать местные элиты, как церковный вопрос – блюдо в стандартном меню абхазской политики почти экзотическое в виду его малой востребованности. Это в Армении или Грузии церковь - статус, но про Абхазию этого никак не скажешь. Религиозное влияние на умы ограничено до завидно цивилизованного уровня. Более веротерпимого народа, чем абхазы - еще поискать.
Мы, конечно же, в Бога верим, но клерикализм, буйным цветом распустившийся на постсоветском пространстве, Абхазию слава тому Всевышнему как-то миновал. Простой пример: когда, допустим, речь заходит о женитьбе, для подавляющего числа абхазов в длинном списке необходимых требований к предполагаемому партнеру конфессиональная принадлежность жениха или невесты или не значится вовсе или, в редких случаях. маркируется как необязательное условие. Смотрят на национальность, фамилию, род, социальное положение, региональное происхождение, владение абхазским языком, и т.д., но пункт «вероисповедание» находится в полном небрежении. По части религиозной индифферентности, мы дадим сто очков вперед, кому угодно.
Удивительно, но границу между двумя условными политическими лагерями, на которые разделилось абхазское общество после выборов 2004 года, не сумели размыть даже столь чувствительные и актуальные для общества материи, как повальная коррупция или угроза утраты части территории. Казалось, что «багапшизм» и «хаджимбизм» стали незыблемыми аксиомами абхазского мировосприятия и страна обречена долгие годы влачить существование в рамках такого «мироустройства». И дурная привычка любую важную для страны проблему обсуждать, исходя не из ее существа, а учитывая политические интересы одной из групп, напрочь душила на корню всякую конструктивную дискуссию. Скорее всего, и церковный конфликт мало что изменил бы в расстановке сил, если бы не одно «но». И это «но» – архимандрит Дорофей.
Страну, после победы в кровопролитной войне с Грузией, и затем дальнейшего признания ее независимости со стороны России, охватил идейный кризис. В идеале, о том, каким быть государству, любой абхазский политик вам расскажет, не скупясь на эпитеты. Но как достичь «идеала»? На эту тему, пусть тезисно (не говоря уже о развернутой программе действий), никто говорить просто не в состоянии. Столь единодушная немота вызвана не тем, что абхазская элита состоит из сплошь меланхоличных тугодумов. Просто при составлении плана, каждый из элитариев вынужден будет принять во внимание тысячи причин, которые впоследствии помешают ему данный план реализовать.
Чтобы взобраться на Олимп и удержаться на нем, нужно угодить всем: кто давал деньги на выборы, кто сводил с нужными людьми, кто оказывал силовую поддержку, кто заседал в избирательном штабе, и т.д. Это во время выборов все живут политическими лозунгами и здравицами, а по их завершении у каждого появляется возможность реализовать потаенную мечту отца Федора - иметь свой свечной заводик. И никакого желания покушаться на стабильное изобилие даров земных и небесных, что-то менять в устоявшейся системе, даже на начальном пути не возникает - себе дороже.
И, видимо, поэтому любая идея хождения во власть воспринимается обществом как желание просто «порулить», ничего не меняя. И никакой разницы, Иванов ли это, Петров или Сидоров. Отсюда и безразличие к трескучим реформаторским идеям, которые кажутся формальными и лживыми.
Но, вот из недвижимого болотного марева, внезапно проступило лицо архимандрита Дорофея, умное и понятное. О том, что такие лица есть, мы давно забыли. Он и его команда появились с идеей и конкретным, расписанным до мелочей планом. Обрисовал угрозы и трудности, даже те, о существовании которых мы и не подозревали, и просто сказал: «Мы ЭТО сделаем, обязательно сделаем, чего бы ни стоило, потому, что иного пути нет».
И вдруг в тотально светской Абхазии церковная тема как будто взорвала протухший консенсус. Все пришло в движение и казавшиеся недвижимыми бастионами лагеря «багапшистов» и «хаджимбистов» стали разваливаться на глазах. На их месте появились новые группы по интересам в таких конфигурациях, которые еще пару месяцев назад невозможно было представить. И внезапно вспыхнувший интерес далеко выходит за рамки темы церковного раскола. Страна просто обречена вновь разделиться. Но это уже будет деление на других принципах – системных: тех, кто за реформы, и тех, кого вполне устраивает нынешняя «стабильность».
Архимандрит Дорофей своей одержимостью кому-то подарил надежду, а кого-то испугал. И это радует. Ведь одержимыми мiр спасается.
Мы, конечно же, в Бога верим, но клерикализм, буйным цветом распустившийся на постсоветском пространстве, Абхазию слава тому Всевышнему как-то миновал. Простой пример: когда, допустим, речь заходит о женитьбе, для подавляющего числа абхазов в длинном списке необходимых требований к предполагаемому партнеру конфессиональная принадлежность жениха или невесты или не значится вовсе или, в редких случаях. маркируется как необязательное условие. Смотрят на национальность, фамилию, род, социальное положение, региональное происхождение, владение абхазским языком, и т.д., но пункт «вероисповедание» находится в полном небрежении. По части религиозной индифферентности, мы дадим сто очков вперед, кому угодно.
Удивительно, но границу между двумя условными политическими лагерями, на которые разделилось абхазское общество после выборов 2004 года, не сумели размыть даже столь чувствительные и актуальные для общества материи, как повальная коррупция или угроза утраты части территории. Казалось, что «багапшизм» и «хаджимбизм» стали незыблемыми аксиомами абхазского мировосприятия и страна обречена долгие годы влачить существование в рамках такого «мироустройства». И дурная привычка любую важную для страны проблему обсуждать, исходя не из ее существа, а учитывая политические интересы одной из групп, напрочь душила на корню всякую конструктивную дискуссию. Скорее всего, и церковный конфликт мало что изменил бы в расстановке сил, если бы не одно «но». И это «но» – архимандрит Дорофей.
Страну, после победы в кровопролитной войне с Грузией, и затем дальнейшего признания ее независимости со стороны России, охватил идейный кризис. В идеале, о том, каким быть государству, любой абхазский политик вам расскажет, не скупясь на эпитеты. Но как достичь «идеала»? На эту тему, пусть тезисно (не говоря уже о развернутой программе действий), никто говорить просто не в состоянии. Столь единодушная немота вызвана не тем, что абхазская элита состоит из сплошь меланхоличных тугодумов. Просто при составлении плана, каждый из элитариев вынужден будет принять во внимание тысячи причин, которые впоследствии помешают ему данный план реализовать.
Чтобы взобраться на Олимп и удержаться на нем, нужно угодить всем: кто давал деньги на выборы, кто сводил с нужными людьми, кто оказывал силовую поддержку, кто заседал в избирательном штабе, и т.д. Это во время выборов все живут политическими лозунгами и здравицами, а по их завершении у каждого появляется возможность реализовать потаенную мечту отца Федора - иметь свой свечной заводик. И никакого желания покушаться на стабильное изобилие даров земных и небесных, что-то менять в устоявшейся системе, даже на начальном пути не возникает - себе дороже.
И, видимо, поэтому любая идея хождения во власть воспринимается обществом как желание просто «порулить», ничего не меняя. И никакой разницы, Иванов ли это, Петров или Сидоров. Отсюда и безразличие к трескучим реформаторским идеям, которые кажутся формальными и лживыми.
Но, вот из недвижимого болотного марева, внезапно проступило лицо архимандрита Дорофея, умное и понятное. О том, что такие лица есть, мы давно забыли. Он и его команда появились с идеей и конкретным, расписанным до мелочей планом. Обрисовал угрозы и трудности, даже те, о существовании которых мы и не подозревали, и просто сказал: «Мы ЭТО сделаем, обязательно сделаем, чего бы ни стоило, потому, что иного пути нет».
И вдруг в тотально светской Абхазии церковная тема как будто взорвала протухший консенсус. Все пришло в движение и казавшиеся недвижимыми бастионами лагеря «багапшистов» и «хаджимбистов» стали разваливаться на глазах. На их месте появились новые группы по интересам в таких конфигурациях, которые еще пару месяцев назад невозможно было представить. И внезапно вспыхнувший интерес далеко выходит за рамки темы церковного раскола. Страна просто обречена вновь разделиться. Но это уже будет деление на других принципах – системных: тех, кто за реформы, и тех, кого вполне устраивает нынешняя «стабильность».
Архимандрит Дорофей своей одержимостью кому-то подарил надежду, а кого-то испугал. И это радует. Ведь одержимыми мiр спасается.
