ВЗГЛЯД ИЗ ТБИЛИСИ -- Первой инстинктивной реакцией многих грузин по поводу назревающего турецкого-армянского примирения было беспокойство. Причин три. Первая связана с транзитной функцией нашего государства. В течение многих лет Грузия привыкла к статусу страны, у которой дружественные отношения со всеми соседями, кроме России. Это ставило ее вне конкуренции в стратегических транспортных проектах – в особенности тех, что касaются нефти и газа. Армения также полностью полагалась на Грузию для транспортировки всех грузов (кроме тех, что шли в Иран и оттуда). Сейчас все это может измениться. Соответственно, уменьшатся транзитные доходы и политические дивиденды, проистекающие из контроля над стратегическими транспортными маршрутами.
Потери очевидны. Но насколько они драматичны? Во-первых, стратегически важные нефте- и газопроводы уже построены. До армяно-азербайджанского примирения еще, к сожалению, далеко, так что для транспортных проектов с участием Азербайджана Грузия останется предпочтительным партнером. Если произойдет чудо и решится Карабахский конфликт, экономическая и геополитическая выгода – в том числе и для Грузии – будет настолько велика, что слишком печалиться о транзитных прибылях не стоит. Для экономики Грузии функция транзитной территории важна, но, в отличие от 1990-х годов, перестала быть центральной: надежды на процветание мы прежде всего связываем с созданием привлекательного инвестиционного климата и развитием таких отраслей, как туризм, энергетика и сельское хозяйство.
Вторая сфера для беспокойства – преимущественно населенная этническими армянами провинция Самцхе-Джавахети. Давно идут разговоры о том, что здесь могут развиться сепаратистские настроения, но этому мешает отсутствие поддержки со стороны Еревана. Сдержанность последнего, в свою очередь, объясняется зависимостью Армении от транспортных коммуникаций через Грузию (см. выше). Примирившись с Турцией, Ереван осмелеет и станет более открыто поддерживать своих соотечествеников в Грузии – которых в Армении принято считать «притесненными». 1 сентября прошлого года президент Серж Саркисян уже публично заявил, что армянские власти будут поддерживать такие требования соотечественников, как придание армянскому языку регионального статуса в Джавахети, или защита прав армянской церкви в Грузии.
Во всем этом есть определенная логика. Правительство Армении действительно может, если очень захочет, способствовать активизации националистических групп среди своих соотечественников в Грузии, что способно привести к дестабилизации в Джавахети. Но зачем правительству Армении этого хотеть? Упомянутое заявление Саркисяна, которого активно критикуют националистические силы в его стране за «излишние» уступки Турции, было скорее реверансом в их сторону: мол, видите, я не собираюсь поступаться принципами. Но это не значит, что как только Ереван помирится с Анкарой, он сразу пойдет на открытый конфликт с Грузией, тем самым поставив себя в полную зависимость уже от Турции. Такое поведение трудно было бы счесть рациональным. Что касается языковых прав грузинских армян, или статуса армянской церкви в Грузии, то ничего катастрофического в дискуссиях на эту тему нет. К слову, Словакия и Венгрия не всегда соглашаются по вопросу прав венгерского меньшинства в Словакии: почему же об аналогичных вопросах нельзя говорить Еревану и Тбилиси?
Наиболее важная сфера беспокойства – изменение геополитического баланса сил на Южном Кавказе. Многие аналитики связывают турецко-армянское сближение с российско-грузинской войной в августе 2008 г. Именно в дни войны, 13-го августа 2008 года, турецкий премьер Реджеп Тайип Эрдоган поехал в Москву и объявил о «Платформе стабильности и сотрудничества». 7 сентября того же года, президент Турции Абдулла Гюль поехал с Ереван смотреть футбол и начинать примиряться с Арменией. По принципу post hoc, propter ergo hoc (после этого, следовательно, по причине этого), многие заключили что (1) турецко-армянское сближение – результат российско-грузинской войны и что (2) оно отвечает интересам России (делая Армению, как союзницу России, менее зависимой от Грузии). Усиление же позиций враждебно настроенной России на Южном Кавказе крайне неприятно для Грузии.
Подобные оценки, в лучшем случае, чрезмерно упрощают картину. Война действительно послужила катализатором процесса, но сближение двух стран происходит потому, что отвечает национальным интересам Турции и Армении, а не России. Эрдоган выбрал удобный момент, чтобы объявить о своей «платформе» именно в Москве, чтобы заручиться поддержкой России. Но сама идея проистекает из концепции «политики многих измерений» (не путать с «многополярностью») турецкого министра иностранных дел Ахмеда Давутоглу и служит цели повысить влияние этой страны в турецком «ближнем зарубежье». С другой стороны, президент Саркисян пригласил своего турецкого коллегу на футбол еще до войны. Вряд ли это радует Россию, которая хотела бы монополизировать влияние на Южном Кавказе, но у нее нет ресурсов остановить процесс. Для нее единственный мотив приветствовать турецкую «платформу» – надежда на то, что ее осуществление приведет к исключению Запада из политики Южного Кавказа. Но это не отвечает интересам ни одной из трех стран региона. Поэтому Россия и Турция не смогли бы достичь этого даже совместными действиями.
Для Турции, ожидаемые результаты сближения с Арменией – повышение ее влияния на Южном Кавказе, ослабление влияния агрессивно анти-турецкой армянской диаспоры, и устранение одного из препятствий в отношениях с Западом. Армения выходит из географической изоляции, станет менее зависима как от Грузии, так и от России, чем у нее тоже снимается одно из препятствий для более тесного сотрудничества с Западом. В самой Армении ослабится влияние ультранационалистических (в основном связанных с диаспорой) партий: выход дашнаков из правящей коалиции является шагом в этом направлении. В целом, регион может стать более открытым к Европе и к Западу: не случайно именно европейцы и особенно американцы являются самыми активными спонсорами турецко-армянских процессов.
Мы еще не знаем, будут ли ратифицированы протоколы о турецко-армянском сотрудничестве, подписанные министрами двух стран в Цюрихе 10 октября 2009 года – соответственно станет ли турецко-армянское сближение реальностью. Очень может быть, что процесс сорвется из-за отсуствия прогресса в решении Карабахского конфликта. Но если соглашение все-же будет ратифицировано, то Грузия окажется в стратегически более выигрышной, а не проигрышной, позиции.
Потери очевидны. Но насколько они драматичны? Во-первых, стратегически важные нефте- и газопроводы уже построены. До армяно-азербайджанского примирения еще, к сожалению, далеко, так что для транспортных проектов с участием Азербайджана Грузия останется предпочтительным партнером. Если произойдет чудо и решится Карабахский конфликт, экономическая и геополитическая выгода – в том числе и для Грузии – будет настолько велика, что слишком печалиться о транзитных прибылях не стоит. Для экономики Грузии функция транзитной территории важна, но, в отличие от 1990-х годов, перестала быть центральной: надежды на процветание мы прежде всего связываем с созданием привлекательного инвестиционного климата и развитием таких отраслей, как туризм, энергетика и сельское хозяйство.
Вторая сфера для беспокойства – преимущественно населенная этническими армянами провинция Самцхе-Джавахети. Давно идут разговоры о том, что здесь могут развиться сепаратистские настроения, но этому мешает отсутствие поддержки со стороны Еревана. Сдержанность последнего, в свою очередь, объясняется зависимостью Армении от транспортных коммуникаций через Грузию (см. выше). Примирившись с Турцией, Ереван осмелеет и станет более открыто поддерживать своих соотечествеников в Грузии – которых в Армении принято считать «притесненными». 1 сентября прошлого года президент Серж Саркисян уже публично заявил, что армянские власти будут поддерживать такие требования соотечественников, как придание армянскому языку регионального статуса в Джавахети, или защита прав армянской церкви в Грузии.
Во всем этом есть определенная логика. Правительство Армении действительно может, если очень захочет, способствовать активизации националистических групп среди своих соотечественников в Грузии, что способно привести к дестабилизации в Джавахети. Но зачем правительству Армении этого хотеть? Упомянутое заявление Саркисяна, которого активно критикуют националистические силы в его стране за «излишние» уступки Турции, было скорее реверансом в их сторону: мол, видите, я не собираюсь поступаться принципами. Но это не значит, что как только Ереван помирится с Анкарой, он сразу пойдет на открытый конфликт с Грузией, тем самым поставив себя в полную зависимость уже от Турции. Такое поведение трудно было бы счесть рациональным. Что касается языковых прав грузинских армян, или статуса армянской церкви в Грузии, то ничего катастрофического в дискуссиях на эту тему нет. К слову, Словакия и Венгрия не всегда соглашаются по вопросу прав венгерского меньшинства в Словакии: почему же об аналогичных вопросах нельзя говорить Еревану и Тбилиси?
Наиболее важная сфера беспокойства – изменение геополитического баланса сил на Южном Кавказе. Многие аналитики связывают турецко-армянское сближение с российско-грузинской войной в августе 2008 г. Именно в дни войны, 13-го августа 2008 года, турецкий премьер Реджеп Тайип Эрдоган поехал в Москву и объявил о «Платформе стабильности и сотрудничества». 7 сентября того же года, президент Турции Абдулла Гюль поехал с Ереван смотреть футбол и начинать примиряться с Арменией. По принципу post hoc, propter ergo hoc (после этого, следовательно, по причине этого), многие заключили что (1) турецко-армянское сближение – результат российско-грузинской войны и что (2) оно отвечает интересам России (делая Армению, как союзницу России, менее зависимой от Грузии). Усиление же позиций враждебно настроенной России на Южном Кавказе крайне неприятно для Грузии.
Подобные оценки, в лучшем случае, чрезмерно упрощают картину. Война действительно послужила катализатором процесса, но сближение двух стран происходит потому, что отвечает национальным интересам Турции и Армении, а не России. Эрдоган выбрал удобный момент, чтобы объявить о своей «платформе» именно в Москве, чтобы заручиться поддержкой России. Но сама идея проистекает из концепции «политики многих измерений» (не путать с «многополярностью») турецкого министра иностранных дел Ахмеда Давутоглу и служит цели повысить влияние этой страны в турецком «ближнем зарубежье». С другой стороны, президент Саркисян пригласил своего турецкого коллегу на футбол еще до войны. Вряд ли это радует Россию, которая хотела бы монополизировать влияние на Южном Кавказе, но у нее нет ресурсов остановить процесс. Для нее единственный мотив приветствовать турецкую «платформу» – надежда на то, что ее осуществление приведет к исключению Запада из политики Южного Кавказа. Но это не отвечает интересам ни одной из трех стран региона. Поэтому Россия и Турция не смогли бы достичь этого даже совместными действиями.
Для Турции, ожидаемые результаты сближения с Арменией – повышение ее влияния на Южном Кавказе, ослабление влияния агрессивно анти-турецкой армянской диаспоры, и устранение одного из препятствий в отношениях с Западом. Армения выходит из географической изоляции, станет менее зависима как от Грузии, так и от России, чем у нее тоже снимается одно из препятствий для более тесного сотрудничества с Западом. В самой Армении ослабится влияние ультранационалистических (в основном связанных с диаспорой) партий: выход дашнаков из правящей коалиции является шагом в этом направлении. В целом, регион может стать более открытым к Европе и к Западу: не случайно именно европейцы и особенно американцы являются самыми активными спонсорами турецко-армянских процессов.
Мы еще не знаем, будут ли ратифицированы протоколы о турецко-армянском сотрудничестве, подписанные министрами двух стран в Цюрихе 10 октября 2009 года – соответственно станет ли турецко-армянское сближение реальностью. Очень может быть, что процесс сорвется из-за отсуствия прогресса в решении Карабахского конфликта. Но если соглашение все-же будет ратифицировано, то Грузия окажется в стратегически более выигрышной, а не проигрышной, позиции.
