ЦХИНВАЛИ---Сегодня лидер югоосетинской оппозиции Алла Джиоева, находящаяся в больнице, в письменной форме потребовала объяснений от исполняющего обязанности президента Южной Осетии Вадима Бровцева за учиненный 9 февраля силовиками погром ее штаба. Алла Джиоева заявила, что намерена привлечь к суду всех виновных в нанесении побоев ей и ее сторонникам. Оппозиционерка не исключает и обращения в Страсбургский международный суд.
Алла Джиоева находится в кардиологическом отделении республиканской больницы, куда ее перевели из реанимации. «Маски-шоу» местных силовиков спровоцировали у немолодой уже женщины гипертонический криз. Так власти предотвратили инаугурацию, которую Алла Алексеевна намеревалась провести 10 февраля наперекор решению Верховного суда Южной Осетии, отменившего ее победу на ноябрьских выборах, и планам российских кураторов, у которых, очевидно, свои виды на президентское кресло.
Позже Генпрокуратура заявила, что таким оригинальным образом она хотела вызвать Джиоеву на допрос в качестве свидетеля. Около двухсот вооруженных омоновцев – это, по всей видимости, охрана курьера, доставившего повестку, а побоев вообще не было: все это ложь и вымыслы оппозиции.
О том, что произошло с Джиоевой, она рассказала мне по телефону. Учитывая состояние ее здоровья, я не стал настаивать на подробностях, чтобы не волновать больного человека
«Я никогда в жизни не боялась физической боли… Но как они пытались нас морально унизить, раздавить, в т.ч. и меня, уже немолодую женщину, которая всю жизнь посвятила воспитанию подрастающего поколения. Я упрашивала их отпустить меня, потому что они вчетвером тянули меня в разные стороны. Я умоляла: отпустите меня, и я пойду туда, куда вы хотите меня забрать, но это был глас вопиющего в пустыне – они были глухи, немы и слепы, раздираемые только жуткой ненавистью, и я не могла понять, откуда она в них».
В больничную палату, где сейчас находится Джиоева, никого, кроме членов семьи, не пускают. Подступы к больной охраняют автоматчики, но при этом никаких обвинений или решений суда об аресте ей не предъявлено. Сама Алла Алексеевна объясняет свою изоляцию тем, что власти просто не хотят, чтобы люди увидели ее, почерневшую от побоев:
«Сегодня многие из медперсонала хотели зайти ко мне, чтобы выразить слова поддержки, и даже отсюда их выпроваживали, я уже не говорю о журналистах. Если не было побоев, то почему они не пускают журналистов, чтобы они своими глазами могли убедиться, что этого действительно нет? Но следы сохраняются и до сегодняшнего дня, поэтому, кончено, я изолирована».
За все происходящее Алла Джиоева возлагает ответственность на Бровцева как гаранта конституционных прав граждан Южной Осетии:
«Бровцев - пусть он не имеет никакого отношения к осетинскому народу, и волею судьбы оказался премьер-министром Южной Осетии - сегодня исполняет обязанности главы государства, следовательно, он несет ответственность за все, что здесь происходит. Я по-прежнему буду требовать от него, чтобы мне предъявили постановление, по которому этот варварский набег на мой штаб был осуществлен, и если Россия не предпримет никаких действий по защите моих прав, то я буду обращаться в международные инстанции».
При этом Джиоева понимает: закон о защите интересов российских граждан, находящихся за рубежом, здесь не работает. Российская сторона объясняет это тем, что в республике почти все имеют двойное гражданство, и если за всех заступаться, то югоосетинские власти расценят это как вмешательство во внутренние дела суверенного государства. Российский эксперт Алексей Ващенко говорит, что невмешательство России в подобных случаях подвергает сомнению легитимность ее действий в августе 2008 года; тогда ведь российская сторона мотивировала свои действия необходимостью защищать интересы и жизни своих граждан. А теперь-то что?
«Эти события, так или иначе, связаны. Получается, когда нам надо, мы признаем, что там живут наши граждане, и российская, и югоосетинские прокуратура вмешивается. Но раз уж они начали, и прецедент уже есть 2008 года, значит, ребята, давайте, работайте и дальше, а не так: сегодня хотим – вмешиваемся, а завтра не хотим – не вмешиваемся. Тем более, между Россией и Южной Осетией заключено соглашение о сотрудничестве в правоохранительной области».
В случае если преследования властей не прекратятся, Алла Джиоева оставляет за собой право просить политическое убежище за пределами Южной Осетии и России, потому что у нее есть все основания опасаться не только за свою жизнь, но и за жизни членов ее семьи.
«Я оставляю за собой это право, если развитие событий будет такое, какое я констатирую сегодня, если будут эти избиения и преследования, - говорит Алла Джиоева. - Я поставила вопрос: в чем моя вина перед осетинским и российским народом? Быть может, моя вина в том, что меня избрали? Если мне ничего другого не оставляют, если мои многочисленные обращения к первым лицам российского государства и кандидатам в президенты России и Южной Осетии остались гласом вопиющего в пустыне, то какой смысл тогда с ветряными мельницами бороться…»
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
Алла Джиоева находится в кардиологическом отделении республиканской больницы, куда ее перевели из реанимации. «Маски-шоу» местных силовиков спровоцировали у немолодой уже женщины гипертонический криз. Так власти предотвратили инаугурацию, которую Алла Алексеевна намеревалась провести 10 февраля наперекор решению Верховного суда Южной Осетии, отменившего ее победу на ноябрьских выборах, и планам российских кураторов, у которых, очевидно, свои виды на президентское кресло.
Позже Генпрокуратура заявила, что таким оригинальным образом она хотела вызвать Джиоеву на допрос в качестве свидетеля. Около двухсот вооруженных омоновцев – это, по всей видимости, охрана курьера, доставившего повестку, а побоев вообще не было: все это ложь и вымыслы оппозиции.
О том, что произошло с Джиоевой, она рассказала мне по телефону. Учитывая состояние ее здоровья, я не стал настаивать на подробностях, чтобы не волновать больного человека
«Я никогда в жизни не боялась физической боли… Но как они пытались нас морально унизить, раздавить, в т.ч. и меня, уже немолодую женщину, которая всю жизнь посвятила воспитанию подрастающего поколения. Я упрашивала их отпустить меня, потому что они вчетвером тянули меня в разные стороны. Я умоляла: отпустите меня, и я пойду туда, куда вы хотите меня забрать, но это был глас вопиющего в пустыне – они были глухи, немы и слепы, раздираемые только жуткой ненавистью, и я не могла понять, откуда она в них».
В больничную палату, где сейчас находится Джиоева, никого, кроме членов семьи, не пускают. Подступы к больной охраняют автоматчики, но при этом никаких обвинений или решений суда об аресте ей не предъявлено. Сама Алла Алексеевна объясняет свою изоляцию тем, что власти просто не хотят, чтобы люди увидели ее, почерневшую от побоев:
«Сегодня многие из медперсонала хотели зайти ко мне, чтобы выразить слова поддержки, и даже отсюда их выпроваживали, я уже не говорю о журналистах. Если не было побоев, то почему они не пускают журналистов, чтобы они своими глазами могли убедиться, что этого действительно нет? Но следы сохраняются и до сегодняшнего дня, поэтому, кончено, я изолирована».
За все происходящее Алла Джиоева возлагает ответственность на Бровцева как гаранта конституционных прав граждан Южной Осетии:
«Бровцев - пусть он не имеет никакого отношения к осетинскому народу, и волею судьбы оказался премьер-министром Южной Осетии - сегодня исполняет обязанности главы государства, следовательно, он несет ответственность за все, что здесь происходит. Я по-прежнему буду требовать от него, чтобы мне предъявили постановление, по которому этот варварский набег на мой штаб был осуществлен, и если Россия не предпримет никаких действий по защите моих прав, то я буду обращаться в международные инстанции».
При этом Джиоева понимает: закон о защите интересов российских граждан, находящихся за рубежом, здесь не работает. Российская сторона объясняет это тем, что в республике почти все имеют двойное гражданство, и если за всех заступаться, то югоосетинские власти расценят это как вмешательство во внутренние дела суверенного государства. Российский эксперт Алексей Ващенко говорит, что невмешательство России в подобных случаях подвергает сомнению легитимность ее действий в августе 2008 года; тогда ведь российская сторона мотивировала свои действия необходимостью защищать интересы и жизни своих граждан. А теперь-то что?
«Эти события, так или иначе, связаны. Получается, когда нам надо, мы признаем, что там живут наши граждане, и российская, и югоосетинские прокуратура вмешивается. Но раз уж они начали, и прецедент уже есть 2008 года, значит, ребята, давайте, работайте и дальше, а не так: сегодня хотим – вмешиваемся, а завтра не хотим – не вмешиваемся. Тем более, между Россией и Южной Осетией заключено соглашение о сотрудничестве в правоохранительной области».
В случае если преследования властей не прекратятся, Алла Джиоева оставляет за собой право просить политическое убежище за пределами Южной Осетии и России, потому что у нее есть все основания опасаться не только за свою жизнь, но и за жизни членов ее семьи.
«Я оставляю за собой это право, если развитие событий будет такое, какое я констатирую сегодня, если будут эти избиения и преследования, - говорит Алла Джиоева. - Я поставила вопрос: в чем моя вина перед осетинским и российским народом? Быть может, моя вина в том, что меня избрали? Если мне ничего другого не оставляют, если мои многочисленные обращения к первым лицам российского государства и кандидатам в президенты России и Южной Осетии остались гласом вопиющего в пустыне, то какой смысл тогда с ветряными мельницами бороться…»
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
