После вчерашних драматических событий у Абхазского драмтеатра (некоторые СМИ у нас называют место проведения митинга оппозиции "театральной площадью", хотя это просто площадка, перекресток) в абхазской общественно-политической жизни возникла уникальная ситуация; я, во всяком случае, такой не припомню. Сужу по сегодняшним многочисленным разговорам со знакомыми: люди не только обсуждают, как обычно бывает, перипетии случившегося, но и как бы параллельно с теми, кто должен в понедельник, 4 марта, принять решение, ломают головы над путями выхода из создавшегося положения, над этой "задачей с пятью неизвестными". Имею в виду пять пунктов резолюции-ультиматума оппозиционного митинга.
4 марта, кстати, – удивительно многозначная дата в новейшей истории Абхазии. День установления советской власти в 1921-м, который отдельные группы коммунистов Абхазии до сих пор пытаются сделать праздничным выходным днем в республике. День рождения в 1949-м второго президента РА Сергея Багапша. И день смерти в 2010-м первого президента Абхазии Владислава Ардзинба, с чем сегодня у большинства эта дата прежде всего и ассоциируется. А теперь ко всему этому добавился и день в 2013-м, когда должен быть дан ответ на требования оппозиции… Впрочем, очень даже может быть, что никакой особой вехой этот будущий день в историю Абхазии не войдет и в скором времени позабудется.
…Еще совсем недавно, на протяжении почти всего прошлого года, обстановка в Абхазии представлялась мне весьма стабильной, а политическое будущее Александра Анкваба вполне безоблачным. В самом деле, одержав в августе 2011-го чистую победу в первом же туре президентских выборов над двумя серьезными конкурентами, он затем вызвал одобрение и надежды в обществе, убрав из властной команды ряд, мягко говоря, непопулярных личностей. А год назад, в феврале прошлого года, его позиции еще больше, как ни парадоксально это звучит, укрепило покушение на его жизнь: ведь даже оппозиционные политики тогда заявляли, что это "покушение на нашу государственность". Затем впервые за всю историю аналогичных покушений было объявлено, что преступление раскрыто, большая часть подозреваемых арестована (передача обвинительных заключений в суд, правда, затянулась). И многим, в том числе и мне, представлялось, что ничто по большому счету не должно помешать Александру Золотинсковичу твердо держать государственный руль в руках еще восемь с половиной лет, включая второй избирательный срок.
Но в конце прошлого года на абхазском внутриполитическом небосклоне стали сгущаться тучи, предвещая бурю. Политическая оппозиция во главе с партией "ФНЕА" сумела "оседлать" недовольство двукратным повышением тарифов на электроэнергию широких масс добросовестных плательщикам за нее (впрочем, можно не сомневаться, что к этим недовольным без зазрения совести присоединились и многие из тех, кто давно уже забыл, что это такое – платить за электричество). Получилась действительно нескладуха – рост расходов при замороженных зарплатах, да еще добросовестных как бы наказали за их добросовестность: раньше они платили "за себя и за того парня", а теперь стали платить за него же в два раза больше. А еще стал исчерпываться кредит доверия к президенту, от которого многие ждали, что он "железной рукой" наведет правопорядок во вверенной ему стране.
А еще и сам Александр Анкваб стал допускать явные промахи в своих действиях и высказываниях. Увы, при всем своем уважении к его опыту, хватке, воле, грамотности и интеллекту (помню, как еще в бытность его, по сути, в политэмиграции в Москве один мой друг-журналист после случайной дорожной встречи с ним делился своим восхищением: "У него не голова, а компьютер!") вынужден это констатировать. Чего стоит одна только история с запретом бельгийскому профессору Бруно Коппитерсу, начавшему было читать курс лекций в АГУ, продолжить его. Кстати, как поясняли потом представители абхазского гражданского общества, ей предшествовало следующее: "Отвечая на запросы из Абхазии, Евросоюз, наконец-то, поддержал инициативу по сотрудничеству в области образования без какой-либо привязки к грузинским программам – исключительно межуниверситетские контакты, какие успешно развиваются во многих рейтинговых российских вузах. В дальнейшем предполагался приезд в АГУ профессоров из университетов Италии, Португалии и других европейских стран. Также есть информация о том, что европейцы, наконец, выделили 10 мест в вузах одной из европейских стран для абхазских студентов, причем, проблем с визами и российскими паспортами не должно быть. Видимо, кто-то хочет сорвать с таким трудом начавшийся процесс установления легальных взаимоотношений между АГУ и европейскими университетами – предполагалось подписание меморандумов о сотрудничестве, что могло открыть дорогу и нашим преподавателям к европейским аудиториям, и нашим студентам к европейскому образованию"…
Александр Золотинскович долго хранил молчание, а потом выдал такое, что еще больше повергло многих в недоумение: "Нас трудно сбить с толку. Читал, что испугались, что студенты неправильно воспримут. У меня такой боязни нет. У нас умные студенты. Они правильно все воспринимают. Мы говорим: хотите читать лекции, пожалуйста, дайте возможность нам читать лекции у вас в Европе и в мире". То есть главное – это сохранить гордый паритет? Но как быть, если эти странные западноевропейцы не осаждают пока АГУ и СОИ просьбами о присылке в Сорбонну и прочие их университеты наших преподавателей?
Или вот на встрече с членами Общественной палаты президент вдруг с явным раздражением заговорил об упреках ему в том, что в Абхазии не запускаются производства и не создаются новые рабочие места: надо, мол, сперва воссоздать коммуникации… Понятно, что создать эффективно функционирующее производство куда труднее, чем отремонтировать, скажем, филармонию: сделали дело – и вот она стоит, красавица! Но ведь ясно, что альтернативы курсу на развитие собственной экономики нет, иначе в Абхазии будет расти и расти класс иждивенцев. А коммуникации можно воссоздавать еще лет двадцать. А потом начинать их заменять…
Что касается вчерашнего дня, то Александр Анкваб в целом продемонстрировал умение держать удар. Я, правда, не согласен с некоторыми восторгами интернет-комментаторов. Прийти на митинг оппозиции – это не "гроссмейстерский ход" и не высшая математика, это простая арифметика. У президента после визита делегации митингующих было два варианта: идти или не идти. Но второй был заведомо проигрышным. "Забаррикадироваться" в президентском дворце – это значило бы и проявить неуважение к собравшемуся народу, и показать слабину, и распалить людей, уже настроенных на бессрочный митинг. Когда он взял тайм-аут на три-четыре дня для ответа на требования митинга, это тоже было наиболее в той ситуации верным решением. И уступка под напором митингующих, и решительный безапелляционный отказ, – все это было бы хуже.
И еще. Сразу несколько встреченных мною сегодня зрителей вчерашнего репортажа по ТВ начинали разговор с того, что им не понравилось, как грубо и вызывающе разговаривали с президентом некоторые из митингующих. Бывает, что вот такая деталь может заметно качнуть общественное мнение. Причем свое негативное отношение к этому высказывали отнюдь не приверженцы власти.
Ну, а какое решение эти люди считают оптимальным для принятия в понедельник, 4 марта? (Я, кстати, никого не опрашивал, сами начинали рассуждать на эту тему). По поводу первого пункта резолюции митинга одна женщина высказалась так: пусть повышение энерготарифов будет, но не на сто, а на пятьдесят процентов; а потом, через какое-то время, еще можно будет поднять: вот так, понемногу, и надо поднимать, как это обычно и делалось. Относительно отставки правительства почти все мои собеседники проявили редкое единодушие: "Если в жертву будет принесен премьер-министр Леонид Лакербая, то несправедливее и абсурднее решения трудно представить. Он и хозяйственник, и умный, грамотный человек, и настоящая "рабочая лошадка". А вот один из собеседников вспомнил, что в декабрьском послании парламенту президент заявил о своем намерении для устранения параллелизма в работе исполнительной власти ликвидировать вообще кабмин как структуру, правда, не оговорив при этом сроки; так вот, может, это и будет подходящий случай воплотить данную задумку в жизнь? Вопрос об общественном телевидении моих собеседников как-то не очень волновал, но с недоумением вспоминали непонятное заявление президента вчера о том, что ему самому непросто попасть на государственное телевидение. Что касается последнего пункта резолюции – в случае игнорирования изложенных требований поставить вопрос об отставке президента, то тут чаще всего, помимо непонимания правового механизма такой постановки вопроса, люди выражали опасения, что у нас может завариться "революционная каша".
Один из собеседников уточнил в связи с моим вчерашним репортажем на "Эхо Кавказа", что следует говорить о переходе под оппозиционные знамена отнюдь не всей партии "Единая Абхазия", а только некоторых ее руководителей; и связан, мол, этот переход с тем, что Золотинскович ведет подготовительную работу для проведения съезда "ЕА", на котором планируется избрать новое руководство партии. Наконец, некоторые рассуждали о планах проведения "ответного" митинга сторонников президента: мы, мол, побольше людей соберем, хоть пять тысяч, и придут ли туда лидеры оппозиции, если их позовут? А мне, по правде сказать, хотелось бы, чтобы обошлось без этого памятного по 2004 году соревнования, кто соберет митинг многочисленней, без этой "игры мускулами".
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
4 марта, кстати, – удивительно многозначная дата в новейшей истории Абхазии. День установления советской власти в 1921-м, который отдельные группы коммунистов Абхазии до сих пор пытаются сделать праздничным выходным днем в республике. День рождения в 1949-м второго президента РА Сергея Багапша. И день смерти в 2010-м первого президента Абхазии Владислава Ардзинба, с чем сегодня у большинства эта дата прежде всего и ассоциируется. А теперь ко всему этому добавился и день в 2013-м, когда должен быть дан ответ на требования оппозиции… Впрочем, очень даже может быть, что никакой особой вехой этот будущий день в историю Абхазии не войдет и в скором времени позабудется.
…Еще совсем недавно, на протяжении почти всего прошлого года, обстановка в Абхазии представлялась мне весьма стабильной, а политическое будущее Александра Анкваба вполне безоблачным. В самом деле, одержав в августе 2011-го чистую победу в первом же туре президентских выборов над двумя серьезными конкурентами, он затем вызвал одобрение и надежды в обществе, убрав из властной команды ряд, мягко говоря, непопулярных личностей. А год назад, в феврале прошлого года, его позиции еще больше, как ни парадоксально это звучит, укрепило покушение на его жизнь: ведь даже оппозиционные политики тогда заявляли, что это "покушение на нашу государственность". Затем впервые за всю историю аналогичных покушений было объявлено, что преступление раскрыто, большая часть подозреваемых арестована (передача обвинительных заключений в суд, правда, затянулась). И многим, в том числе и мне, представлялось, что ничто по большому счету не должно помешать Александру Золотинсковичу твердо держать государственный руль в руках еще восемь с половиной лет, включая второй избирательный срок.
Но в конце прошлого года на абхазском внутриполитическом небосклоне стали сгущаться тучи, предвещая бурю. Политическая оппозиция во главе с партией "ФНЕА" сумела "оседлать" недовольство двукратным повышением тарифов на электроэнергию широких масс добросовестных плательщикам за нее (впрочем, можно не сомневаться, что к этим недовольным без зазрения совести присоединились и многие из тех, кто давно уже забыл, что это такое – платить за электричество). Получилась действительно нескладуха – рост расходов при замороженных зарплатах, да еще добросовестных как бы наказали за их добросовестность: раньше они платили "за себя и за того парня", а теперь стали платить за него же в два раза больше. А еще стал исчерпываться кредит доверия к президенту, от которого многие ждали, что он "железной рукой" наведет правопорядок во вверенной ему стране.
А еще и сам Александр Анкваб стал допускать явные промахи в своих действиях и высказываниях. Увы, при всем своем уважении к его опыту, хватке, воле, грамотности и интеллекту (помню, как еще в бытность его, по сути, в политэмиграции в Москве один мой друг-журналист после случайной дорожной встречи с ним делился своим восхищением: "У него не голова, а компьютер!") вынужден это констатировать. Чего стоит одна только история с запретом бельгийскому профессору Бруно Коппитерсу, начавшему было читать курс лекций в АГУ, продолжить его. Кстати, как поясняли потом представители абхазского гражданского общества, ей предшествовало следующее: "Отвечая на запросы из Абхазии, Евросоюз, наконец-то, поддержал инициативу по сотрудничеству в области образования без какой-либо привязки к грузинским программам – исключительно межуниверситетские контакты, какие успешно развиваются во многих рейтинговых российских вузах. В дальнейшем предполагался приезд в АГУ профессоров из университетов Италии, Португалии и других европейских стран. Также есть информация о том, что европейцы, наконец, выделили 10 мест в вузах одной из европейских стран для абхазских студентов, причем, проблем с визами и российскими паспортами не должно быть. Видимо, кто-то хочет сорвать с таким трудом начавшийся процесс установления легальных взаимоотношений между АГУ и европейскими университетами – предполагалось подписание меморандумов о сотрудничестве, что могло открыть дорогу и нашим преподавателям к европейским аудиториям, и нашим студентам к европейскому образованию"…
Александр Золотинскович долго хранил молчание, а потом выдал такое, что еще больше повергло многих в недоумение: "Нас трудно сбить с толку. Читал, что испугались, что студенты неправильно воспримут. У меня такой боязни нет. У нас умные студенты. Они правильно все воспринимают. Мы говорим: хотите читать лекции, пожалуйста, дайте возможность нам читать лекции у вас в Европе и в мире". То есть главное – это сохранить гордый паритет? Но как быть, если эти странные западноевропейцы не осаждают пока АГУ и СОИ просьбами о присылке в Сорбонну и прочие их университеты наших преподавателей?
Или вот на встрече с членами Общественной палаты президент вдруг с явным раздражением заговорил об упреках ему в том, что в Абхазии не запускаются производства и не создаются новые рабочие места: надо, мол, сперва воссоздать коммуникации… Понятно, что создать эффективно функционирующее производство куда труднее, чем отремонтировать, скажем, филармонию: сделали дело – и вот она стоит, красавица! Но ведь ясно, что альтернативы курсу на развитие собственной экономики нет, иначе в Абхазии будет расти и расти класс иждивенцев. А коммуникации можно воссоздавать еще лет двадцать. А потом начинать их заменять…
Что касается вчерашнего дня, то Александр Анкваб в целом продемонстрировал умение держать удар. Я, правда, не согласен с некоторыми восторгами интернет-комментаторов. Прийти на митинг оппозиции – это не "гроссмейстерский ход" и не высшая математика, это простая арифметика. У президента после визита делегации митингующих было два варианта: идти или не идти. Но второй был заведомо проигрышным. "Забаррикадироваться" в президентском дворце – это значило бы и проявить неуважение к собравшемуся народу, и показать слабину, и распалить людей, уже настроенных на бессрочный митинг. Когда он взял тайм-аут на три-четыре дня для ответа на требования митинга, это тоже было наиболее в той ситуации верным решением. И уступка под напором митингующих, и решительный безапелляционный отказ, – все это было бы хуже.
И еще. Сразу несколько встреченных мною сегодня зрителей вчерашнего репортажа по ТВ начинали разговор с того, что им не понравилось, как грубо и вызывающе разговаривали с президентом некоторые из митингующих. Бывает, что вот такая деталь может заметно качнуть общественное мнение. Причем свое негативное отношение к этому высказывали отнюдь не приверженцы власти.
Ну, а какое решение эти люди считают оптимальным для принятия в понедельник, 4 марта? (Я, кстати, никого не опрашивал, сами начинали рассуждать на эту тему). По поводу первого пункта резолюции митинга одна женщина высказалась так: пусть повышение энерготарифов будет, но не на сто, а на пятьдесят процентов; а потом, через какое-то время, еще можно будет поднять: вот так, понемногу, и надо поднимать, как это обычно и делалось. Относительно отставки правительства почти все мои собеседники проявили редкое единодушие: "Если в жертву будет принесен премьер-министр Леонид Лакербая, то несправедливее и абсурднее решения трудно представить. Он и хозяйственник, и умный, грамотный человек, и настоящая "рабочая лошадка". А вот один из собеседников вспомнил, что в декабрьском послании парламенту президент заявил о своем намерении для устранения параллелизма в работе исполнительной власти ликвидировать вообще кабмин как структуру, правда, не оговорив при этом сроки; так вот, может, это и будет подходящий случай воплотить данную задумку в жизнь? Вопрос об общественном телевидении моих собеседников как-то не очень волновал, но с недоумением вспоминали непонятное заявление президента вчера о том, что ему самому непросто попасть на государственное телевидение. Что касается последнего пункта резолюции – в случае игнорирования изложенных требований поставить вопрос об отставке президента, то тут чаще всего, помимо непонимания правового механизма такой постановки вопроса, люди выражали опасения, что у нас может завариться "революционная каша".
Один из собеседников уточнил в связи с моим вчерашним репортажем на "Эхо Кавказа", что следует говорить о переходе под оппозиционные знамена отнюдь не всей партии "Единая Абхазия", а только некоторых ее руководителей; и связан, мол, этот переход с тем, что Золотинскович ведет подготовительную работу для проведения съезда "ЕА", на котором планируется избрать новое руководство партии. Наконец, некоторые рассуждали о планах проведения "ответного" митинга сторонников президента: мы, мол, побольше людей соберем, хоть пять тысяч, и придут ли туда лидеры оппозиции, если их позовут? А мне, по правде сказать, хотелось бы, чтобы обошлось без этого памятного по 2004 году соревнования, кто соберет митинг многочисленней, без этой "игры мускулами".
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
