В Южной Осетии можно услышать много разных историй про то, как вымирали села. Например, село Сарабуки опустело из-за постоянных обстрелов с грузинских позиций. Село дважды почти полностью сносили минометным огнем – там остались жить всего шесть семей, остальные перебрались в Цхинвал.
По рассказам местных жителей, покидали люди и более защищенные, чем Сарабуки, села, т.к. жить там было просто не на что. Какой смысл держать большое хозяйство в зоне конфликта? Постоянный страх завтра потерять все вынуждал заботиться о самом минимуме, необходимом для пропитания и поддержки городских родственников, – ну, разве что растили одного-двух телят или кабанчиков на продажу. Большинство старалось перебраться поближе к Цхинвалу и найти работу в городе. В первую очередь вымерли села в плохо защищенных анклавах, потом те, где не было школ и элементарной медицинской помощи.
В результате 20-ти лет конфликта, по мнению местных экспертов, начался процесс укрупнения сельских населенных пунктов, и в скором времени райцентрам республики предстоит превратиться в небольшие города. Многие села, как, например, Кросс, за последние 20 лет стали дачными поселками.
В итоге в Южной Осетии, которая видит себя в будущем сельскохозяйственной республикой, село находится на грани вымирания. Так охарактеризовала ситуацию заместитель министра экономического развития Южной Осетии Инна Грунвальд на прошедшем недавно круглом столе в медиацентре "ИР", посвященном перспективам социально-экономического развития республики:
"Село всегда могло прокормить себя и, более того, кормило город. А сейчас село уже себя прокормить не может. Мы наблюдаем отток населения из сельской местности. Мы объездили все районы республики, ситуация в селах катастрофическая. Я не могу сказать, что там не осталось людей – они есть, но нет инфраструктуры, нет жилья".
Старший ветеринарный врач Южной Осетии Владимир Лолаев сказал мне сегодня, что с такой точкой зрения не согласен. По его наблюдениям, в последнее время село на подъеме – растет количество фермерских хозяйств, заметно увеличилось поголовье в частных подворьях:
"В частных подворьях живности заметно прибавилось. В советское время нельзя было держать дома больше одной-двух коров, потому что не хватало земли для колхозов, а сейчас наоборот: все, что у нас есть, – это частное подворье и частные фермерские хозяйства. Это уже совсем другая динамика животноводства. Сегодня одна из насущных проблем в развитии животноводства – труднодоступность горных пастбищ. Дороги в горах часто размывают горные речки, выходящие из берегов после дождя. Раньше их постоянно ремонтировали, но сейчас этим делом мало занимаются. На выпасы нужно отвозить соль, продукты для чабанов, а если дороги нет, как ты погонишь в горы скот?"
Эти две точки зрения не так уж разнятся, как это может показаться на первый взгляд, считает депутат югоосетинского парламента Вадим Цховребов.
Сельское население сокращается, но на селе остаются те, кто готов работать, развивать свой бизнес, и им необходимо помочь: нужны программы государственной поддержки фермерских хозяйств, нужны новые имущественные отношения. Депутат считает, что пришло время передать крепким хозяйственникам право собственности на землю, в противном случае и они уйдут в город:
"К примеру, если я фермер, и земля принадлежит мне на правах собственности, то я могу взять под залог земли кредит в банке, взять технику в лизинг. А сейчас под какие гарантии можно дать фермеру деньги?! Под честное слово министра? Так дело не сдвинется. Но народ тоже одичал… всем хочется халявы, хочется чего-то бюджетного. Зачем трудиться, зачем копать? Я недавно взял в аренду 20 гектаров земли в деревне, нашел хорошие сорта винограда, планирую разбить там виноградник. Уйду на пенсию, будет у меня каждый год сто тонн вина – натурального, хорошего".
Вадим Цховребов говорит, что, по статистическим данным, республиканский оборот мясомолочного рынка составляет около четырех миллиардов рублей в год. Доля местного производства в нем менее 10%. Республиканский рынок продуктов питания – это настоящий Клондайк, хотя бы его половину можно и нужно отвоевать, уверен Вадим Цховребов:
"Когда все занимались транзитом спирта (был у нас такой поголовный бум), я первый начал оптом завозить в республику продукты питания. И, поверьте мне, доход от этого был в разы больше, чем от спирта. Если за месяц две машины со спиртом еле-еле перекинешь в Россию, то продукты я по 54-57 КамАЗов двадцатитонных привозил каждый месяц".
В республике около 100 тысяч гектаров горных пастбищ, на которых по самым скромным оценкам можно содержать около 100 тысяч голов крупного рогатого скота до семи месяцев в году, и около 13 тысяч гектаров пашни, т.е. более 20 соток на человека. Для сравнения, в Голландии, которая снабжает половину Европы молочной продукцией, цветами и ягодами, – пять соток на человека, в Японии – четыре сотки. Т.е. земли хватает, есть люди, готовые работать, есть государственная стратегия развития сельского хозяйства, под которую Россия готова выделять деньги. Непонятно, чего не хватает? Такое ощущение, что это и есть самая главная и самая сокровенная тайна республики.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
По рассказам местных жителей, покидали люди и более защищенные, чем Сарабуки, села, т.к. жить там было просто не на что. Какой смысл держать большое хозяйство в зоне конфликта? Постоянный страх завтра потерять все вынуждал заботиться о самом минимуме, необходимом для пропитания и поддержки городских родственников, – ну, разве что растили одного-двух телят или кабанчиков на продажу. Большинство старалось перебраться поближе к Цхинвалу и найти работу в городе. В первую очередь вымерли села в плохо защищенных анклавах, потом те, где не было школ и элементарной медицинской помощи.
В результате 20-ти лет конфликта, по мнению местных экспертов, начался процесс укрупнения сельских населенных пунктов, и в скором времени райцентрам республики предстоит превратиться в небольшие города. Многие села, как, например, Кросс, за последние 20 лет стали дачными поселками.
В итоге в Южной Осетии, которая видит себя в будущем сельскохозяйственной республикой, село находится на грани вымирания. Так охарактеризовала ситуацию заместитель министра экономического развития Южной Осетии Инна Грунвальд на прошедшем недавно круглом столе в медиацентре "ИР", посвященном перспективам социально-экономического развития республики:
"Село всегда могло прокормить себя и, более того, кормило город. А сейчас село уже себя прокормить не может. Мы наблюдаем отток населения из сельской местности. Мы объездили все районы республики, ситуация в селах катастрофическая. Я не могу сказать, что там не осталось людей – они есть, но нет инфраструктуры, нет жилья".
Старший ветеринарный врач Южной Осетии Владимир Лолаев сказал мне сегодня, что с такой точкой зрения не согласен. По его наблюдениям, в последнее время село на подъеме – растет количество фермерских хозяйств, заметно увеличилось поголовье в частных подворьях:
"В частных подворьях живности заметно прибавилось. В советское время нельзя было держать дома больше одной-двух коров, потому что не хватало земли для колхозов, а сейчас наоборот: все, что у нас есть, – это частное подворье и частные фермерские хозяйства. Это уже совсем другая динамика животноводства. Сегодня одна из насущных проблем в развитии животноводства – труднодоступность горных пастбищ. Дороги в горах часто размывают горные речки, выходящие из берегов после дождя. Раньше их постоянно ремонтировали, но сейчас этим делом мало занимаются. На выпасы нужно отвозить соль, продукты для чабанов, а если дороги нет, как ты погонишь в горы скот?"
Эти две точки зрения не так уж разнятся, как это может показаться на первый взгляд, считает депутат югоосетинского парламента Вадим Цховребов.
Сельское население сокращается, но на селе остаются те, кто готов работать, развивать свой бизнес, и им необходимо помочь: нужны программы государственной поддержки фермерских хозяйств, нужны новые имущественные отношения. Депутат считает, что пришло время передать крепким хозяйственникам право собственности на землю, в противном случае и они уйдут в город:
"К примеру, если я фермер, и земля принадлежит мне на правах собственности, то я могу взять под залог земли кредит в банке, взять технику в лизинг. А сейчас под какие гарантии можно дать фермеру деньги?! Под честное слово министра? Так дело не сдвинется. Но народ тоже одичал… всем хочется халявы, хочется чего-то бюджетного. Зачем трудиться, зачем копать? Я недавно взял в аренду 20 гектаров земли в деревне, нашел хорошие сорта винограда, планирую разбить там виноградник. Уйду на пенсию, будет у меня каждый год сто тонн вина – натурального, хорошего".
Вадим Цховребов говорит, что, по статистическим данным, республиканский оборот мясомолочного рынка составляет около четырех миллиардов рублей в год. Доля местного производства в нем менее 10%. Республиканский рынок продуктов питания – это настоящий Клондайк, хотя бы его половину можно и нужно отвоевать, уверен Вадим Цховребов:
"Когда все занимались транзитом спирта (был у нас такой поголовный бум), я первый начал оптом завозить в республику продукты питания. И, поверьте мне, доход от этого был в разы больше, чем от спирта. Если за месяц две машины со спиртом еле-еле перекинешь в Россию, то продукты я по 54-57 КамАЗов двадцатитонных привозил каждый месяц".
В республике около 100 тысяч гектаров горных пастбищ, на которых по самым скромным оценкам можно содержать около 100 тысяч голов крупного рогатого скота до семи месяцев в году, и около 13 тысяч гектаров пашни, т.е. более 20 соток на человека. Для сравнения, в Голландии, которая снабжает половину Европы молочной продукцией, цветами и ягодами, – пять соток на человека, в Японии – четыре сотки. Т.е. земли хватает, есть люди, готовые работать, есть государственная стратегия развития сельского хозяйства, под которую Россия готова выделять деньги. Непонятно, чего не хватает? Такое ощущение, что это и есть самая главная и самая сокровенная тайна республики.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
