В ходе вчерашнего интервью глава администрации республики Южная Осетия Борис Чочиев отметил, что объединение северных и южных осетин в рамках единого субъекта в составе России остается главной стратегической задачей для разделенного этноса.
В cвоем интервью на вопрос о перспективах объединения Северной и Южной Осетии Борис Чочиев ответил:
«Осетия объединится, но в данный момент есть множество препятствующих этому политических нюансов, которые надо учитывать. Нам для начала надо работать над укреплением независимости государства, параллельно проводя и практические шаги по интеграции. Наше поколение реализовало вековую мечту предков – добилось независимости. Второй наш шаг – это объединение Осетии в составе России. Тем более что наш народ высказался за это на референдуме 1992 года».
По сути, слова Бориса Илиозовича означают следующее. Объединение – это не абстрактная мечта и не планы на ближайшее будущее, это цель на перспективу, своего рода осетинский сионизм. Но эти планы не должны смешивать с задачами на перспективу ближайшую – развитие республики.
По мнению российского политолога Владимира Новикова, как бы критически не относились к этим стремлениям эксперты и официальные политики, что бы они ни говорили о невозможности осуществления этих планов, – идея объединения неистребима.
Создание единого субъекта многими осетинами воспринимается едва ли не как единственная возможность противостоять ассимиляционным процессам, сохранить свою идентичность.
Владимир Новиков напомнил идею о том, что осетины должны быть растворены соседними этносами, которую высказал в 1913 году Иосиф Сталин в своей работе «Марксизм и национальный вопрос», где говорится, что северные осетины рано или поздно будут ассимилированы русскими, а южные – грузинами.
«В русском варианте была не столько ассимиляция, сколько интеграция, причем на весьма привилегированные позиции с последующим обрусением, – говорит Владимир Новиков. – Осетин выдвигали на значимые посты – в областях военных, инженерных и т.п., поэтому русификация для них была достаточно комфортной. А в Грузии применялась практика прямого жесткого давления: меняйте фамилию, меняйте национальность, пишите грузинским шрифтом».
Наверное, поэтому и тяга к объединению неодинакова на юге и севере, и степень этноцентризма на северном и южном склонах Кавказского хребта различная.
Быть может, поэтому южане всегда откликались на проблемы северных сородичей, например, в их конфликте с ингушами, чего не скажешь о северянах.
По мнению армянского политолога Гагика Авакяна, южан хоть и меньше, но именно на юге сконцентрирована пассионарная энергия этноса.
Население Южной Осетии, в отличие от обществ северокавказских республик, отстояло свои избирательные права, не допустило превращения их в формальную процедуру. Трудно представить, что южане позволили бы своим депутатам отменить прямые всенародные выборы главы республики, а североосетинское общество легко «проглотило» эту оплеуху.
Если сегодня Южная Осетия демонстрирует стремление к развитию, формированию новой национальной идеи, то на севере этого не видно, говорит Гагик Авакян:
«Все, что я видел в Северной Осетии, – это довольно мифологизированный взгляд на свое прошлое, и достоинство настоящего в том, чтобы быть форпостом России на Кавказе, окруженном исключительно врагами. Я не представляю, как из этого материала можно создать национальную идею. Трудно себе представить, что местная интеллектуальная и политическая элиты готовы взять на себя такую задачу и сформировать идею».
Кроме того, по мнению Гагика Авакяна, если южные осетины видят в этом объединении гарантии безопасности на перспективу и начало нового осетинского пути, то северное большинство пока не демонстрирует особого желания броситься в объятия своих южных братьев:
«Я не вижу какого-то интересного развития в этом проекте. Более того, я опасаюсь, что остатки осетинской пассионарности, которые существуют только в Южной Осетии, будут таким образом размыты, произойдет поглощение югоосетинской ментальности».
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
В cвоем интервью на вопрос о перспективах объединения Северной и Южной Осетии Борис Чочиев ответил:
«Осетия объединится, но в данный момент есть множество препятствующих этому политических нюансов, которые надо учитывать. Нам для начала надо работать над укреплением независимости государства, параллельно проводя и практические шаги по интеграции. Наше поколение реализовало вековую мечту предков – добилось независимости. Второй наш шаг – это объединение Осетии в составе России. Тем более что наш народ высказался за это на референдуме 1992 года».
По сути, слова Бориса Илиозовича означают следующее. Объединение – это не абстрактная мечта и не планы на ближайшее будущее, это цель на перспективу, своего рода осетинский сионизм. Но эти планы не должны смешивать с задачами на перспективу ближайшую – развитие республики.
По мнению российского политолога Владимира Новикова, как бы критически не относились к этим стремлениям эксперты и официальные политики, что бы они ни говорили о невозможности осуществления этих планов, – идея объединения неистребима.
Создание единого субъекта многими осетинами воспринимается едва ли не как единственная возможность противостоять ассимиляционным процессам, сохранить свою идентичность.
Владимир Новиков напомнил идею о том, что осетины должны быть растворены соседними этносами, которую высказал в 1913 году Иосиф Сталин в своей работе «Марксизм и национальный вопрос», где говорится, что северные осетины рано или поздно будут ассимилированы русскими, а южные – грузинами.
«В русском варианте была не столько ассимиляция, сколько интеграция, причем на весьма привилегированные позиции с последующим обрусением, – говорит Владимир Новиков. – Осетин выдвигали на значимые посты – в областях военных, инженерных и т.п., поэтому русификация для них была достаточно комфортной. А в Грузии применялась практика прямого жесткого давления: меняйте фамилию, меняйте национальность, пишите грузинским шрифтом».
Наверное, поэтому и тяга к объединению неодинакова на юге и севере, и степень этноцентризма на северном и южном склонах Кавказского хребта различная.
Быть может, поэтому южане всегда откликались на проблемы северных сородичей, например, в их конфликте с ингушами, чего не скажешь о северянах.
По мнению армянского политолога Гагика Авакяна, южан хоть и меньше, но именно на юге сконцентрирована пассионарная энергия этноса.
Население Южной Осетии, в отличие от обществ северокавказских республик, отстояло свои избирательные права, не допустило превращения их в формальную процедуру. Трудно представить, что южане позволили бы своим депутатам отменить прямые всенародные выборы главы республики, а североосетинское общество легко «проглотило» эту оплеуху.
Если сегодня Южная Осетия демонстрирует стремление к развитию, формированию новой национальной идеи, то на севере этого не видно, говорит Гагик Авакян:
«Все, что я видел в Северной Осетии, – это довольно мифологизированный взгляд на свое прошлое, и достоинство настоящего в том, чтобы быть форпостом России на Кавказе, окруженном исключительно врагами. Я не представляю, как из этого материала можно создать национальную идею. Трудно себе представить, что местная интеллектуальная и политическая элиты готовы взять на себя такую задачу и сформировать идею».
Кроме того, по мнению Гагика Авакяна, если южные осетины видят в этом объединении гарантии безопасности на перспективу и начало нового осетинского пути, то северное большинство пока не демонстрирует особого желания броситься в объятия своих южных братьев:
«Я не вижу какого-то интересного развития в этом проекте. Более того, я опасаюсь, что остатки осетинской пассионарности, которые существуют только в Южной Осетии, будут таким образом размыты, произойдет поглощение югоосетинской ментальности».
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
