На минувшей неделе самопровозглашенные эксперты по Турции атаковали и без того возбужденный коллективный грузинский разум – они были неукротимы, как гунны, и неисчислимы, как покемоны. Их мрачные пророчества вперемешку с вдохновенным враньем покрыли все информационное пространство, подобно нефтяным пятнам после крушения танкера.
Ввиду того, что президент Эрдоган продолжает закручивать гайки и, кажется, не собирается останавливаться, как герой Чарли Чаплина у конвейера в фильме «Новые времена», больше всего говорят о вероятном формировании в Турции весьма свирепого режима, который непременно рассорится с Западом. Печально поводив пальцем по карте, можно предположить, что это изолирует Грузию в глубине «Великого авторитарного пространства»; столь фатальные стратегические последствия для страны имело разве что падение Константинополя в XV веке. Такие панические выводы встречаются повсеместно, однако проистекают они не только из исторически обусловленного страха перед «геополитическим одиночеством». Тут присутствует и прагматичный расчет; правящие круги Грузии разучивают новую роль: если ситуация в Турции продолжит ухудшаться, грузинские представители начнут артистично рассказывать в западных столицах о том, что «весь покрытый зеленью, абсолютно весь, Остров Демократии на Кавказе есть»... и так далее в духе известной песенки, дабы получить максимум бонусов при минимуме обязательств.
Кстати, идею о чудесном «Острове европейской демократии» в океане азиатчины привез в Грузию в далеком 1920-м Карл Каутский (да-да, тот самый, Карл, который переписывался с Энгельсом). Грузинская элита вцепилась в нее, как беспризорник в леденец, и не выпускает по сей день, поскольку она эффективна для позиционирования страны во внешнем мире и вместе с тем позволяет тайком любоваться собственной исключительностью.
В том же году большевики и кемалисты достаточно легко нашли общий язык, что стало одной из главных причин утраты Грузией независимости и ряда территорий. Те события не то чтобы зеркально отражаются в дне сегодняшнем, но, безусловно, создают повод для легкого беспокойства граждан и разветвленных спекуляций политических комментаторов.
Никто не знает, как далеко зайдет Эрдоган, но, возможно, есть один индикатор, позволяющий оценить масштаб его амбиций и серьезность намерений с известной степенью достоверности. 22 сентября прошлого года The National Interest опубликовал статью бывшего начальника штаба планирования Минобороны Германии Ханса Рюле, который, педантично разложив по полочкам множество фактов, пришел к выводу, что нынешнее турецкое руководство попытается завладеть ядерной дубинкой. Владимир Ленин снабжал Мустафу Кемаля золотом и винтовками и считал, что таким образом создает Западу серьезные проблемы. Как поступит Владимир Путин, если турецкий коллега намекнет, что ему срочно требуются технологии и материалы для создания ядерного оружия?
Помимо тех экспертов, которые играют на страхах телезрителей так же виртуозно, как Лиана Исакадзе на скрипке, есть и другие – они утверждают, что турецкие власти немножечко покуролесят в области прав человека, но вскоре вернут страну в прежнюю колею и в объятия Запада. Не всегда очевидно, чем подкреплены подобные прогнозы глубоким знанием предмета или стереотипами мышления, порожденными упрощенной биполярной моделью противостояния объединенного Запада и России. Она не оставляет места для особого статуса какой-либо страны, будь то сам Китай, Иран или «обновленная Турция», но рассматривает каждую из них исключительно в качестве проводника интересов Вашингтона или Москвы. Быть может, мантры о том, что все в Турции вернется на круги своя, прежде всего, призваны заглушить страх перед вполне вероятным крушением пусть и некорректной, но привычной черно-белой картины мира, безнадежно устаревшей еще в конце холодной войны.
Часто комментаторы представляют ситуацию так, будто Турция всегда возвращалась к некоему «прежнему», исходному, желательному в рамках кемалистской традиции состоянию после каждого переворота. Но ведь вслед за ними возникали все новые и новые разломы в обществе; левые и правые, курдские сепаратисты и турецкие националисты, исламисты и секуляристы менялись, ожесточались и корректировали тактику. И Турция каждый раз становилась не прежней, а новой. Если фасад здания выглядит так же, как и десятки лет назад, из этого вовсе не следует, что внутри не крушат перегородки и даже несущие стены.
Здесь, вероятно, будет уместно вспомнить теорию Элвина Тоффлера о «волнах» развития. В XX веке кемалисты втащили Турцию в индустриальную эпоху «второй волны», используя кнут намного чаще, чем пряник (то же самое сделали большевики с Россией). А сегодня обе страны сталкиваются с вызовами, порожденными «третьей волной», однако в большинстве случаев и власть, и общество пытаются сформулировать свой ответ на языке минувшей эпохи. Но ни в Москве, ни в Стамбуле не любят рассуждений о «цивилизационной параллельности» России и Турции.
В поисках экстремальных ощущений можно прыгать c парашютом и бегать наперегонки с голодным медведем, но можно и просто задуматься о том, каково нам будет жить между Россией Путина и Турцией Эрдогана при дальнейшем ухудшении ситуации. Впрочем, в сложные времена грузины нередко обнаруживали в себе способность к внутренней мобилизации и добивались успеха, опираясь исключительно на свои, весьма ограниченные силы (находить союзников после этого становилось не в пример легче). А терпеть болезненные поражения, как правило, приходились тогда, когда внешним факторам придавалось определяющее значение и возникала психологическая зависимость от них, как совсем недавно при Саакашвили, при меньшевиках или при правителе Кахетии Александре II на рубеже XVI и XVII веков. В любом случае отказываться от исторического оптимизма не стоит, поскольку, утратив его, Грузия потеряет себя.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
