День падения Сухуми – один из тяжелейших в новейшей истории Грузии. Десятки тысяч людей покинули родной край и стали вынужденно перемещенными лицами. Сколько людей бежало тогда из Абхазии, точно неизвестно. В созданной в 2004 году электронной базе зарегистрировано около 130 000 человек (128 781), но это далеко не все бежавшие. В Грузии статус временно перемещенного лица присваивается новорожденному, если один из родителей беженец. С учетом этого спустя четверть века в стране насчитывается чуть более 240 тысяч (243 778) беженцев из Абхазии.

Из Очамчире Диана Кереселидзе бежала вместе с родителями. Там она работала педиатром в местной поликлинике. Отец Николоз Кереселидзе был педагогом, мать Маргарита Кереселидзе-Берия – главой физиотерапевтического кабинета.

«30 сентября, в последний день, когда в Очамчире со стороны села Меркула наступали вражеские войска, мы покидали город со стороны Илорского моста. На большой машине родственника были я, мои родители, я забрала с собой еще маленького щенка. Мы приехали к нашему родственнику в село Орсантия. Но сколько можно было там жить, когда кроме нас там ютились еще 35 наших родственников-беженцев. В декабре 1993 года я приехала в Тбилиси, но здесь не было мест, и нам предложили поселиться в селе Цхваричамиа на турбазе «Юность» (район Мцхета). Мой отец там вскоре скончался – инфаркт. Может, и из-за недоедания, у нас ничего не было. Через десять лет из-за инсульта скончалась мама. Почему случился инсульт? Она ведь все эти годы нервничала. Из моей семьи осталась только я».

Сейчас Диане 70 лет, живет одна в Тбилиси в центре компактного поселения беженцев, семьей она так и не обзавелась.​

​Лали Ачарадзе, 64 года. Она из Гаргы, муж был полицейским, сама работала в торговой сети. Покинуть Абхазию ее семье из девяти человек помог этнический абхаз. Своих родителей Лали похоронила в Тбилиси, сын с семьей сейчас живет в Берлине, дочь – в Тбилиси, у Лали трое внуков. Сама проживает в Дигоми (Тбилиси) вместе с другими беженцами. Перед окном разбила маленький сад, там и рассказывает о своей жизни.

​«Для грузина самое важное – это земля. Много трудностей я повидала в жизни. Еще в Гаграх, как закончила школу, стала работать, и целых двадцать лет я не брала отпуск, даже декретный. Мой отец был простым рабочим, у него нас было четверо. Сколько он мог дать каждому из нас, чтобы мы в Гаграх жили нормально? Я работала с семи часов утра до часа ночи. Благодаря моему труду у нас и "Мерседес" был, и дом на сигнализации, я всего достигла своим трудом. Но потом я все потеряла, все, что у нас было, мы отдали, оставили там. Когда перешли в Адлер, у нас даже рубля не было. Чтобы нас выпустили, мне пришлось отдать им все золото, бриллианты, деньги – все, потому что нас было много – девять человек».

Зазе Чиковани было 22 года, когда он 27 сентября покинул Сухуми. Он жил с мамой на улице Гулия, 10. Вместе с ней шел через Чубери, на время остановились в Зугдиди, потом перебрались в Тбилиси. Маму недавно похоронил в Тбилиси. Живет один, безработный, единственный доход – пособие для беженцев в 40 лари, помогают друзья. Заза сожалеет, что воевал тогда.

«Допустим, можно потерпеть один день, один год, но это продолжается 25 лет, и не видно конца, нет конца. Да, дети появились, выросли, многие люди прошли адаптацию, но есть люди, которые этого не смогли. Здесь все не мое, правильно меня поймите. Каждую минуту думаю, что вернусь домой, сегодня, завтра, и вот так 25 лет. Если бы я знал, куда я шел, я многое бы изменил. Я очень ошибся, что воевал, потому что многие могут туда (в Абхазию) войти, но мы, которые воевали, никогда этого не сможем».

В отличие от Зазы, 53-летний Авто Гагуа тогда не взял в руки оружия. Он жил с родителями – Абелем Гагуа и Нелли Папава – в Сухуми на улице Карла Маркса, 12. После бегства из Абхазии некоторое время обосновался в Петербурге. Авто вернулся в Тбилиси 14 лет назад, женился. У него пятеро сыновей, старшему – 12, младшему – год. Живут большой семьей вместе с пожилыми родителями.

«После школы я работал на стройке, даже на строительстве Дома правительства (в Сухуми). Вот то здание, которое как визитная карточка войны, что стоит обугленное, невосстановленное. Я так и не смог закончить институт, учился на заочном и работал, но началась война. Я в ней не участвовал и не жалею об этом. Эта война была гражданская война, спровоцированная Россией. Когда меня вынудили покинуть дом, я еще тогда этого не осознавал, позже понял. Мне два-три года понадобились, чтобы как-то адаптироваться к другой жизни, все дело привычки».

Саломе Папава было семь лет, когда она с двумя сестрами и родителями покинула Сухуми на корабле. Сначала жили в Поти, потом в Петербурге. Там Саломе закончила среднюю школу, сейчас живет в тбилисском районе Глдани в собственной квартире вместе с родителями и десятилетней дочкой.

Саломе радостно сообщает, что не очень давно исполнила свою мечту: «В прошлом году мы были в Сухуми на несколько дней, повидали наш дом. Навестили и дом моей мамы, там живет абхазка. Кстати, она нам была очень рада. Она так хорошо встретила нас! Мы такого не ожидали, даже слезы у нее пошли... Она сама потеряла сына в этой войне. Она нам сказала, что все это вина политики, мы, мол, сами друг друга ведь не поубиваем».

Поездка помогла Саломе чуть отодвинуть воспоминания окутанного пылающим огнем Сухуми, в последний раз увиденного с корабля. Сейчас в ее памяти хранится, как выглядят ее дом, знакомая улица спустя четверть века. Да и бывшая соседка частенько передает привет из Сухуми.