ПРАГА---Коба Чумбуридзе, инженер-архитектор советских времен. Большим увлечением в его жизни стали переводы поэзии с многих языков мира на грузинский язык. В его копилке хранится древняя китайская, бенгальская, немецкая, французская и кавказская поэзия. Всего переводов со 128 языков. Он считает, что переводчик должен знать несколько языков. Коба Чумбуридзе поделился интересной историей о том, как казахский писатель, знаток тюркских языков Олжас Сулейменов в ходе работы над «Словом о полку Игореве» обнаружил, что это произведение было написано не на русском языке и гораздо позже, чем это указано в официальных источниках. Коба Чумбуридзе также написал книгу о древних грузинских спортивных состязаниях, и теперь работает над тем, чтобы возродить старые традиции.
Коба Чумбуридзе: Во времена Советского Союза, в конце 70-х, вышла книга «АЗ и Я» Олжаса Сулейменова – это русскоязычный казахский писатель, очень хороший писатель и очень добросовестный. Почему я, инженер, знаю этот чисто филологический труд, – потому что я был диссидентски настроен и услышал, что эта книга пошла в конфискацию, сразу после выхода весь тираж был изъят, потому что кто-то прочел и у какого-то русского человека волосы дыбом встали, он сразу поднял в панику и изъял ее. У меня были друзья-книголюбы, которые как-то умудрились достать один экземпляр и дали мне на несколько дней. Я читал, чтобы успеть в отведенный срок, потому что очередь на нее в Грузии была большой, все хотели ее прочесть. Он говорит там о тюркизме, какие слова с казахского могут быть в русском языке. Ну, это индоевропейский язык, русский язык очень похож на санскрит индийского языка. Это одно семейство – и русский, и английский, и французский, и немецкий. Вот грузинский язык – это очень маленькая семейка, там всего несколько языков, и очень ограниченное количество говорит на этих языках, а на индоевропейском говорит больше половины мира. И естественно то, что Олжас Сулейменов говорил, но русские все равно обиделись, что «очаг», «уют», «медь» и многие другие слова, о которых они думали, что это исконно русские слова, – нерусские.
И тогда он там же, в этой книге, делает анализ, что «Слово о полку Игореве» – не XII века, а произведение о Дмитрии Донском – фальсификация XIV века, и ничем не доказано, что русские в XII веке написали «Слово о полку Игореве», потому что он там делает астрономический анализ, что затмение солнца тогда не могло произойти в это время, а могло произойти спустя два века после того, что русские приписывают, углубляют свою историю. Там же у него рассказана история о том, что в салоне библиофилов кто-то сказал, что он наткнулся на оригинал «Слова о полку Игореве», оказалось, что этим тогда занимался какой-то ученый-монах в XIX веке, и он сделал несколько экземпляров, как бы оригиналов XII века, и оказывается многие купились на это, и он заработал деньги, – вот такая была история.
Амина Умарова: У меня такое ощущение, что переводчик должен больше знать, чем написал сам поэт…
Конечно, переводчик должен знать больше, потому что стих по-другому пишется, а перевод – это, по-моему, рутинный научный труд. Пока я не «поймаю» стихотворение, не перевожу, потому что стихотворение – это какой-то феномен, оно должно затронуть тебя
Коба Чумбуридзе: Да, должен. Потому что иной раз стихотворение пишется необразованным мальчишкой. Допустим, Артюр Рембо – выдающийся французский поэт, в которого влюблена вся Франция, и я тоже, потому что он прекраснейший поэт, он, по-моему, до 20 или 22 лет писал стихи, а потом забросил, – странная у него была биография, но он не знал даже французскую грамматику. Самые красивые французские стихи он писал. Конечно, переводчик должен знать больше, потому что стих по-другому пишется, а перевод – это, по-моему, рутинный научный труд, если о хорошем переводе идет речь. Я, например, когда перевожу Рембо или, допустим, кого-то другого, особенно когда я переводил старых китайцев, там очень интересно было вникнуть в суть, что он хочет сказать. Пока я не «поймаю» стихотворение, не перевожу, потому что стихотворение – это какой-то феномен, оно должно затронуть тебя. Поэтому я долго искал, читал университетские семинары в интернете по разборке этого стихотворения, и если я не доходил до сути, то не переводил его, а если я наткнулся на что-то, это стихотворение затронуло мою душу, я понимаю, что хотел сказать этот китайский поэт тысячи лет тому назад, и сразу сажусь за перевод. Конечно, нужно тут образование.
Амина Умарова: А как у вас получается с китайских иероглифов переводить? Вы с английского переводите?
Коба Чумбуридзе: Это очень интересный вопрос. Англичане делают подстрочники очень высокого уровня, потому что я в этих подстрочниках ловлю стихотворение автора, его душу – это во-первых. Во-вторых, в «гугле» переводчик, правда, очень искаженно, но дает перевод, и это служит мне страховкой, что может в подстрочнике по другому направлению шли, и почему. Я хотел перевести одно стихотворение и никак не мог понять, что хочет сказать этот человек, и потом я наткнулся на спор между двумя китайскими профессорами по поводу того, что может означать вот эта строка. У них такой интересный был спор, но ни один не был прав, по-моему, но, когда я углубился в это стихотворение прекрасного поэта Ду Фу (712-770), то понял, что он хотел сказать, и я его перевел, и английский подстрочник был ближе, чем спор этих двух ученых. Они сами не могут понять, разобраться до конца в этих иероглифах, но идея человеческая же не совсем зависит от того, как иероглиф графически выглядит – идею надо улавливать.
Амина Умарова: А как у вас складываются отношения с современными поэтами, произведения которых вы выбрали для переводов на грузинский язык?
Меня интригуют очень сложные задачи, математические – чем сложнее стих перевести, тем я более мотивирован
Коба Чумбуридзе: Там очень интересная вещь, что есть такой закон – я это позже узнал, для меня это трудно технически, – надо договориться с автором, получить его согласие, в случае если он только что ушел из жизни, в течение 70 лет его родственники имеют право сказать тебе: «какое ты имеешь право переводить без нашего позволения?» Я перевожу как-то ради интереса или ради образца, что вот это есть современная поэзия. И еще одно «но»: когда я перевожу старых поэтов, то я сторонник «конвенционного» стихотворения, т.е. в котором есть узаконенная рифма. А современные поэты – они более велибристы, я даже не понимаю, как их переводить, потому что это как проза – просто надо перевести и все, там никакой техники не нужно, никакого напряжения не нужно, чтобы это на грузинском передать. Меня интригуют очень сложные задачи, математические – чем сложнее стих перевести, тем я более мотивирован.
Амина Умарова: Батоно Коба, еще вы возрождаете, скажем так, старинный грузинский спорт, состязания. Откуда это у вас? Это тоже связано с поэзией – может быть, когда вы углубились, узнали, что раньше как-то что-то было?
Коба Чумбуридзе: Я случайно, 30 лет тому назад, нашел ребят, которые занимались восстановлением старинных грузинских единоборств. Грузия – такая страна, у которой не было долгих мирных периодов – 10 лет, 20 лет, опять война, – в течение всей истории. Мне очень интересно было, как смогли эти 3-4 миллиона человек на этом сложном полигоне выжить и сохранить свою культуру, поэтому я углубился в этот вопрос – просто интересно было, ради хобби. Я тогда еще не переводил ничего. Я начал систематизировать эти знания, друзья у меня были продвинутые в этом вопросе, и я им помогал сначала, а потом продолжил и 15 лет писал книгу о грузинских боевых искусствах. Я успел побывать президентом соответствующей федерации, и вот после долгих лет я возобновил этот труд, потому что увидел, что мои знания и опыт в этом деле нужны людям, потому что сейчас молодежь этим заинтересовалась. Они позвали меня, и мы вместе это все восстанавливаем, потому сейчас для этого более или менее хорошие условия – больше, чем было 30 лет тому назад.
Амина Умарова: В Панкиси, например, я знаю, что до сих пор существуют конные состязания…
Примерно 25 лет назад я переводил научный труд чеченца Чахкиева «Сабли рая», и вот там я многое прочел и понял, что мы очень близки – и оружие у нас схожее, и костюм, и техника созидания этого оружия
Коба Чумбуридзе: Ну, это общекавказское. Я считаю, что, наверное, если я перечислю и опишу эти конные состязания, вы мне скажете, что «это у нас тоже проводилось», обязательно вы вспомните что-то. Есть у нас около 15 конных состязаний, игра с мячом на конях не такая, как английская, они там молотком бьют по мячу, а у нас вроде теннисной ракетки – это очень красивое зрелище. Потом есть «кабахи»: устанавливают мачту, на нее подвешивают какой-то приз, и всадник на коне на ходу должен стрелой или маленьким копьем его сбросить и поймать – это тоже очень интересная и красивая игра. Есть обыкновенные гонки – кто быстрее на лошадях проскачет какую-то дистанцию. Есть танцы на коне – танцует всадник, танцует конь – очень красивое зрелище. Это все были военно-прикладные состязания, потому что спорта же не было до XIX века. Сейчас мы имеем все это – борьба спортом называется, бокс спортом называется, а раньше все это было обыкновенным военно-прикладным искусством. Кстати, 25 лет или больше тому назад я переводил научный труд чеченца Чахкиева «Сабли рая», и вот там я многое прочел и понял, что мы очень близки – и оружие у нас схожее, и костюм, и техника созидания этого оружия, маленькими стальными проволочными колечками они вязали себе защитный костюм…
Амина Умарова: Кольчугу…
Коба Чумбуридзе: Да, кольчугу, – вот это очень интересная техника и очень схожая, потому что по соседству жили, делились друг с другом, или военные трофеи, когда они конфликтовали. Очень часто конфликтовали грузины и кистинцы. В грузинской литературе много стихов про то, как они конфликтовали с кистинцами, наверное, и в кистинской литературе есть подобное. Вот таким образом они обменивались своими знаниями – или в конфликтах, или в дружбе.
Амина Умарова: Все эти спортивные состязания только для мужчин?
Коба Чумбуридзе: Нет. У нас есть одно состязание, о котором я раньше читал, что оно есть и в Киргизии: женщина скачет на коне, всадник должен настичь ее и дотронуться, после чего он может жениться на этой девушке. Но это очень редко удавалось, потому что женщины тоже у нас на Кавказе и в Средней Азии были хорошими джигитами.
Амина Умарова: Да, хорошими наездницами…
Коба Чумбуридзе: Да. В Грузии есть много упражнений, когда мужья тренировали своих жен, потому что когда они уходили на войну, они должны были защитить себя без мужчины. У нас очень много интересных материалов, как женщины умудрялись отбить двух-трех нападающих.
Амина Умарова: Как вы думаете, сейчас, в экономически слабой Грузии, есть потенциал возродить все эти старинные состязания? Потому что, если это связано с лошадьми, ковкой мечей, костюмами, это довольно-таки дорого.
Наша задача – спасти базовые знания и записать их. Экономически мы не так слабы, чтобы не костюмировать это. Главное, что есть заинтересованность молодежи
Коба Чумбуридзе: Очень дорогое это удовольствие. Но сейчас условия постепенно улучшаются. Наша задача – спасти базовые знания и записать их. 30 лет назад, когда я это начал изучать, у меня была только своя рука архитектора-художника, чтобы записать эти движения со слов стариков. Это поколение уже ушло. Если бы мы 30 лет тому назад все это не записали, оно потерялось бы вообще, потому что сейчас новое поколение уже меньше знает об этом. Вот, мы спасли. Но тогда не было денег, а сейчас есть мобильные телефоны, мы можем заснять все это, и даже видео, мы можем аудио записать. Сейчас легче, конечно. Экономически мы не так слабы, чтобы не костюмировать это, – правда, не в таких грандиозных масштабах, как раньше было, но все равно начнем, и с годами, главное, чтобы спасти, главное, что есть заинтересованность молодежи, медленно мы пойдем вперед.
