Он мог стать актером, режиссером или даже моряком. О последнем мечтал еще ребенком – очень хотелось носить тельняшки. Еще любил сказки – Андерсена, скандинавские... Он сам напоминает какого-то сказочного персонажа или, скорее, сказочника. Его последняя сказка – это серия работ в стиле поп-арт, созданных под впечатлением от старинных открыток. Художник, автор одних из первых в Грузии перформансов, и человек, который одолжил Серго Параджанову «Мертвого воробья» – Олег Тимченко.
На улице, которая носит имя грузинского философа, несколько домов под номером 12. Мне нужен тот, у которого голубая табличка с белым номером, а не наоборот, потому что есть еще белые цифры на голубом фоне. Постучалась. Грузная женщина, открывшая ворота, указывает на дом выше: Олег Тимченко живет там. Все-таки надо было искать белое на голубом.
Продается все. Кроме искусства. Но это не точно
92-й год. В Тбилиси идет гражданская война. В городе периодически стреляют. Привычная жизнь оборвалась – горожане еще только пытаются понять, как им теперь жить дальше. Ход времени, кажется, не остановился лишь в одном месте. На рынке. И тогда Олег Тимченко решает сделать его своим выставочным пространством. В 4 утра, договорившись с администрацией самого «живого», как называет его сам художник, места в городе – «дезертирского рынка», он привез туда около 50 картин. Развесил их в картофельном, мясном, сырном, овощном рядах и стал ждать утра:
«Люди в шоке были. Они стали вынужденными зрителями этой выставки. Представляете, за один день сколько людей ее увидели? Насколько разных людей! И профессора ходили, и простые люди, были люди, которые вообще не знали, что такое картина. Они спрашивали: что это – фото? Я говорил, нет, не фото. Что это – живопись, что это нарисовано? А некоторые спрашивали, мол, что такое нарисовано, что такое живопись? Ну, не видели люди, были такие, татарки, к примеру, которые зелень продавали. Постепенно они так осваивались, смотрели».
Олег Тимченко сразу объявил: на этой выставке не продается ни одна работа. Т.е. будет продаваться все: мясо, сыр, овощи, фрукты – все, кроме искусства. Впрочем, впечатленная публика уже не собиралась сдаваться: не имея возможности заплатить, люди предлагали художнику в обмен на картины поросят, кур, алкоголь, словом, все, что могли, но Тимченко остался непреклонным.
На деле искусство, конечно, продается. На этом, собственно, и построена вся современная арт-сфера. Сегодня искусство и бизнес – неразделимы, говорит Тимченко. Даже студенты художественной академии, по его словам, в первую очередь думают о том, как создать то, что можно будет продать. Ведь, если ты Дэмиан Херст, к примеру, то твоя скульптура может стоить все £50 миллионов.
Впрочем, в Грузии, как говорит Олег Тимченко, арт-бизнеса как такового практически не существует. Все делается больше на уровне энтузиазма – выставки салонного типа или современного искусства, которое еще принято называть сontemporary art. Впрочем, в обоих случаях зачастую довольно однообразные. И, несмотря на то, что акцент сегодня полностью перенесен на продаваемость арта, зарабатывать исключительно живописью в Грузии могут далеко не все художники. Олег Тимченко – один из тех, кому это удается. Хотя это его особо не радует:
«Это ужасно, когда ты этим зарабатываешь. В этом ничего хорошего нет. Своего времени жалко – я все это время мог бы делать какие-то фантастические другие вещи, а мне приходится делать то, что просят, то, что надо. Обычно то, что я предлагаю из новых выставок, это не хотят. Хотят маленького размера, в подарок, на день рождения, на свадьбу или для себя дома повесить, для интерьера. В основном хотят что-то из моего сказочного периода, вещи, которые я уже давно не рисую».
Сказочный период, о котором говорит Тимченко, стал в определенном смысле его визитной карточкой. Гномы, карлики и, конечно же, инфанты – принцессы в пышных платьях с печальными глазами. Его просят писать их снова и снова, правда, каждый раз с определенными коррективами – или размерами поменьше, или другой цветовой гаммы, чтобы гармоничней смотрелись в интерьере. «Ну, вы поняли, как в одном известном фильме – «такого же, но без крыльев», – говорит Тимченко.
Параджанов и мертвый воробей
«Какие из своих работ вы бы никогда не продали?» «Какие? –- переспрашивает художник, – эти работы уже давно проданы». Впрочем, есть все-таки одна картина, с которой он вряд ли расстанется.
«Мертвого воробья» он написал тогда, когда думал, что живопись – это уже пройденный этап для него. Целый год он не притрагивался к кистям и краскам – обдумывал новые идеи, занимался коллажами, искал новые средства самовыражения. А потом приютил больного воробья. Два дня поил и кормил его, выхаживал. Но воробей так и не взлетел – на третий день Олег нашего его мертвым и решил, что должен его написать. Дома завалялся крохотный холст, краски тоже были – «Воробей» появился через час, и скоро эту картину захотел купить Сергей Параджанов. До этого Олег Тимченко режиссеру-мистификатору никогда не отказывал, но это был особый случай:
«Ему понравился воробушек. Для меня это, конечно, огромный стимул был в то время. Он никогда не врал, никому не подыгрывал. Если ему что-то не нравилось, он прямо в лицо говорил. Авторитетов для него не существовало. И вот он предложил купить этого воробья. Я, при всем уважении, отказался. Он и до этого несколько работ покупал. Отдавал по частям, специально, чтобы я деньги сразу не потратил. По 5 рублей, по 10 рублей. У меня как зарплата была – я поднимался к нему, и он мне их выдавал. Меня устраивало. И вот, когда я ему про воробья сказал – не могу и все, – он говорит: ладно, тогда одолжи на три месяца. Одолжил. Потом поднимаюсь, смотрю, картина наоборот висит, вверх тормашками, а Параджанов говорит: «Так фатальнее». Так и правда фатальнее».
«Я тоже могу как Пиросмани»
Живопись сама по себе – это часть большого целого, говорит Тимченко. В ней важны содержание, идея, но при этом автором талантливой, даже фантастической живописи может быть и ребенок. Такой работы, что ни одному художнику не приснится, говорит Олег Тимченко:
«Дети не думают, им это не нужно, они рисуют чисто на эмоциональном уровне. Я всегда поражаюсь, это никакой логике не подчиняется, не садится ни в какие рамки. Они делают абсолютно особые вещи и настолько точно попадают... Кстати, Серго (Параджанов) всегда ходил на детские выставки. И мне тоже говорил: «Ходи обязательно, там ты научишься большему, чем в своей академии».
В этом смысле художником-ребенком всю свою жизнь оставался Нико Пиросмани. Один из тех художников, про которых определенная категория людей, как правило, не имеющая отношения к искусству, любит говорить: «Я тоже так могу». Тимченко объясняет все предельно просто: если бы Пиросмани умел рисовать – это была бы катастрофа, говорит он. Именно его «неумение» и сделало его тем, кем он стал. Неповторимая линия и утрирование на первый взгляд напоминают детские рисунки. Хотя нет, так и есть: Тимченко считает, что Пиросмани удалось сохранить детскую непосредственность, оставаться ребенком во взрослой жизни:
«Сейчас все утрируют. Это пошло после Малевича. Экспрессионизм, модерн-арт, потом кубизм, абстракция – это все от утрирования пошло, а у Пиросмани это естественно получалось. Он как мог, так и рисовал. По-другому не умел. Был настоящим самородком. В этом сила. Он никогда не врал – то, что чувствовал, то и делал. Он не знал законов перспективы, и не хотел знать. У него есть картина, где на первом плане маленькие фигуры, а сзади – большая. Буфетчик, когда повесил эту картину у себя в духане, спросил: «Никала, почему впереди маленькие фигуры? Наоборот ведь должно быть». А Пиросмани говорит: «Это хороший человек, поэтому я его большим нарисовал». Он как ребенок мыслил».
Олег Тимченко считает, что в живописи уже произошло все, что могло произойти. Сегодня, когда у людей есть безграничный доступ к информации, когда все можно, все дозволено, говорит художник, единственное, чем можно «зацепить» публику, – удивить ее. Так, будто бы невзначай, не заставляя долго смотреть и ни к чему не обязывая.
И жили они долго и счастливо. На улице, носящей имя философа, в доме с голубой табличкой. С кошкой Пиццикато, инфантами, гномами и «Мертвым воробьем» в первом ящике комода у кровати.
