Accessibility links

Я не Китовани


Лаша Бугадзе
Лаша Бугадзе

Как печально и трагично, что для среднестатистического абхаза, вооруженного пропагандой, мы и Тенгиз Китовани – «одна сторона», грузины...

В удручающем видео человек абхазской национальности оскорбляет путчиста, которому за 80 (как его именовали в 90-е, и кем он, безусловно, был). Оказывается, тяжело смотреть не только на то, как у кого-то появляется желание линчевать пусть исторического преступника вроде упомянутого путчиста, но и на то, что для этого «среднестатистического абхаза» Грузия и грузины – все еще «Китовани». Тем более что укреплению этих стереотипов вместе со многими другими факторами способствуют кремлевские политтехнологи.

Наверное, сложно найти в Грузии человека, который бы политически или по-человечески идентифицировал бы себя с пожилым горе-генералом. Наоборот, одно упоминание его имени и фамилии травматически напоминает войну в Тбилиси и трагическую абхазскую авантюру. Китовани – тень прошлого, полного ошибок, предательства и трагизма, абсурда тридцатилетней давности, старого и по возможности подзабытого кошмара, который, оказывается, для кого-то опять связан с нами...

В то же время, где мы, где он? Что нас связывает с коллективным или конкретным Китовани, если не неотрефлексированное прошлое?! Прошлое, которому забвением и неприятием вынесли приговор, но так никогда и не нашли времени для его осмысления. Хотя среднестатистический грузин, в отличие от среднестатистического абхаза, в большей степени забыл и возненавидел это прошлое (возможно, из-за поражения в войне, возможно, из-за желания развиваться или больших возможностей), а там, также в большей степени, прошлое вновь функционально и искусственно актуализировано. Если бы не труд, затраченный на сохранение искусственного конфликта, обреченного на забвение, сомневаюсь, что современный грузин и абхаз или осетин и грузин сегодня бы вновь по лекалам 90-х не выносили друг друга.

Представьте цивилизованное пространство, скажем, Евросоюз (который, действительно, одно из самых цивилизованных пространств в вульгарном мире нашего времени), где между грузином, абхазом и осетином стоял бы не ограничительно-поработительный и империалистическо-милитаристический Кремль, но структура, ориентированная на реальное урегулирование конфликта. Возможность искусственной эскалации взаимной ненависти как минимум дошла бы до нижайшей отметки, а со временем и вовсе растаяла бы, так как кто бы не проповедовал упоение злом, для людей, будь то абхаз, осетин, грузин или русский – в целом неестественно питаться злом, неприятием мира и свободы.

Империализм искусственно привязывает нас к неурегулированному прошлому, делает невозможной нормальную коммуникацию, на пользу собственным целям отторгает нас друг от друга, в это время, так или иначе, все мы разделяем одну судьбу, если невозможно не желать спастись и хорошо жить в этом полного правд или набитом ложью мире.

Уверен (так как не раз становился тому свидетелем), что ни в абхазском, ни в осетинском социуме не хотят существовать прошлым, забетонированным в ненависти, так же, как современный русский – не знаю, сколько миллионов (один мой коллега говорил, что таких в России 14 миллионов), – считает невозможной жизнь в условиях опасного для нас, для них и для мира режима. Но режим на то и режим, чтобы заставить тебя жить не в свою, а в его пользу.

На сей раз мы пленные всех тех анахронизмов, в которых N-абхаз, у которого нет условий для рефлексии над историей и прошлым (и, соответственно, нет способностей ввиду отсутствия условий), встречает исторически неотрефлексированнного Китовани в запрещающей историческую рефлексию путинской России, и так как прошлому объективно не вынесли приговор ни в Тбилиси, ни в Сухуми, ни в Москве, то поезд, в котором оказались вместе грузин 50-х и застрявший в 50-х абхаз, еще не вышел и не скоро выйдет из потемневшего от несправедливости лабиринта. Так как этот поезд как в прямом, так и в аллегорическом смысле вот уже десятилетия движется по заминированным империей землям...

Совсем не случайно, что мрачный Достоевский именно со встречи в поезде начинает, как правило, свои безысходные романы.

Это поезд (из) прошлого, уже тронувшийся, но никуда не прибывший, ставший тенью, но все же опасный как корабль-привидение бессмертных мертвецов, где не люди, а их убогие призраки сталкиваются между собой. Где даже этот несчастный Китовани не похож на того отвратительного, закостенелого в собственном невежестве жестокого «генерала Китовани». Это только неотрефлексированный и одеревеневший от страха беззащитный старый человек, про которого не то что я, мое поколение, те, кто старше или младше меня, но и сам он мог бы сказать: «Вы в чем-то ошибаетесь, я – не Китовани».

Во всяком случае, мы точно не есть он...

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции

XS
SM
MD
LG