Accessibility links

Легко ли быть небольшим?


Дмитрий Мониава
Дмитрий Мониава

Обычно мы рассматриваем политику сквозь призму интересов двух ведущих партий – «Грузинской мечты» Бидзины Иванишвили и «Национального движения» Михаила Саакашвили. Перед парламентскими выборами они, как и в 2016 году, задействовали значительные политические, финансовые и медийные ресурсы и увлекли за собой примерно три четверти избирателей. Но картина не будет полной, если мы не посмотрим на нее глазами т.н. малых партий. Их лидеров раздражает этот термин, но нового пока не придумал никто, да и звучит он не так обидно, как «слабые» или «не набравшие 5 процентов».

Крупные игроки видят в них важное средство усиления. Именно благодаря участию множества небольших политических объединений оппозиционное движение может показаться единым и всенародным, а избранный с использованием грязных технологий парламент – вполне легитимным и демократичным. Для самих «малых партий» ключевой является проблема индивидуальности. Они стремятся выделить черты, которые отличают их от остальных и делают достаточно привлекательными для того, чтобы грузинские избиратели, обычно голосующие за потенциальных победителей, обвели в бюллетенях «нетрадиционный номер». Действия в составе больших объединений помогают им получить крупные бонусы, но в то же время размывают их имидж.

Оппозиционные партии консультировались друг с другом в ходе борьбы за избирательную реформу и выступали против «Грузинской мечты» единым фронтом. Если мы проанализируем публикации тех месяцев, то увидим, что термины «оппозиция» и «объединенная оппозиция» постепенно вытесняли названия конкретных партий в критически важный для предвыборного позиционирования новых политических сил период. «Лело», «Граждане» Алеко Элисашвили, «Стратегия Агмашенебели» Георгия Вашадзе, разумеется, не могли остаться в стороне от ключевой темы, позволявшей атаковать власти с безупречной, по сути, позиции. Но при этом общее, как всегда, поглощало индивидуальное, а энергия «младших партнеров» постепенно превращалась в ресурс доминирующих сил.

В 1990 году все оппозиционные партии выступали за выход из СССР и против Компартии. Их лидеры часто стояли на митингах рядом и использовали похожие лозунги. Монолитного оппозиционного фронта не существовало, но отдельные слова, символы и образы сливались в коллективном сознании воедино. В результате самый сильный блок «Круглый стол – Свободная Грузия» во главе со Звиадом Гамсахурдия получил намного больше голосов, чем другие оппозиционные объединения, хотя сами политики и ведущие эксперты думали, что разница будет меньше.

В 2003 году лидеры «Революции роз» привлекли к сотрудничеству всех недовольных, которые могли усилить антиправительственное движение. Их поддерживали и соратники Гамсахурдия, мечтавшие о демонстративном унижении Шеварднадзе, и бывший Первый секретарь ЦК КПГ Джумбер Патиашвили с частью партийно-хозяйственной верхушки. Самой мощной партией альянса было «Нацдвижение». Более слабым, но критически важным для успеха, – объединение «Бурджанадзе-Демократы» (Зураб Жвания не хотел, чтобы его фамилия фигурировала в названии блока); позже оно слилось с партией Саакашвили. Чуть менее сильными по совокупности характеристик партнерами являлись Республиканская и Консервативная партии, которые в 2003-м входили в блок «Национальное движение – Демократический фронт». После «Революции роз» и парламентских выборов 2004-го они перешли в оппозицию. Поводом для этого послужило принятие конституционных поправок, создавших т.н. сверхпрезидентскую республику для Михаила Саакашвили. Получив всю полноту власти, «Нацдвижение» либо поглотило тактических партнеров, либо оттолкнуло их (те, разумеется, утверждали, что ушли сами). Все, что произошло с «республиканцами» и «консерваторами» в последующие годы, хорошо иллюстрирует главную проблему «партий второго ранга».

В 2006-м, перед выборами в органы местного самоуправления, они создали блок и заняли второе место, показав весьма неплохой результат в условиях, когда «Нацдвижение» все еще находилось на подъеме, а часть голосов получили лейбористы и «промышленники». Перед острой фазой политического кризиса 2007-08 годов они вместе с 8 другими оппозиционными партиями вошли в «Единый национальный совет». В тот период в них чаще видели часть единой оппозиции, чем отдельные партии, а их влияние на процесс выработки решений снизилось. Даже если мы оставим в стороне фактор олигарха Бадри Патаркацишвили, как закулисного вдохновителя альянса, то увидим, что на авансцену постепенно вышли братья Гачечиладзе, Саломе Зурабишвили и лидеры «Национального форума», обладавшие меньшим политическим опытом.

Вместе с ними «консерваторы» участвовали в парламентских выборах 2008 года, а «республиканцы» попробовали выступить самостоятельно, но не преодолели барьер. В 2010-м перед выборами в органы местного самоуправления «консерваторы» использовали старый бренд распавшегося «Национального совета», а «республиканцы» объединились со «Свободными демократами» Ираклия Аласания, который тогда считался очень перспективным, а также с партией Зурабишвили и «Новыми правыми». К слову, именно на тех выборах власти обкатали в полном объеме контроль явки сторонников с помощью координаторов и местных авторитетов, давление на семьи пробационеров и ряд других инструментов – бóльшая их часть успешно используется по сей день. Оппозиционные партии тогда набрали в столице 47,5% голосов, из них примерно половина досталась последовательным противникам Саакашвили, но в отличие от 2006 года это уже не рассматривалось как успех – планка была поднята гораздо выше.

В 2011-м, с приходом в политику Бидзины Иванишвили, началась «эпоха биполярности». «Республиканцы» и «консерваторы» вступили в нее вместе с «Грузинской мечтой». Давид Усапашвили стал председателем парламента, а Тина Хидашели (чуть позже) министром обороны. Иванишвили использовал их и Ираклия Аласания, прежде всего, для диалога с западными партнерами, тогда как Звиад Дзидзигури был призван демонстрировать связь новой правящей партии со «звиадистской» линией грузинской политики, и вместе с бывшим соратником Кобой Давиташвили работал с избирателями, ориентировавшимися на традиционные ценности. Но перед парламентскими выборами 2016-го Бидзина Иванишвили и «младшие боссы» «Грузинской мечты», после небольших разногласий, как и «националы» в свое время, пришли к выводу, что попутчики им не нужны. Отделившиеся (или отделенные – у каждого своя версия) «республиканцы» набрали 1,55%; вскоре после этого в партии произошел раскол. Перед выборами 2020 года она, описав сложную траекторию, 16 лет спустя вернулась к блоку с «Нацдвижением», а ее бывший председатель Давид Усупашвили присоединился к «Лело». «Консерваторы» же выступили самостоятельно и, судя по предварительным данным ЦИК, набрали 0,16% голосов.

В начале «нулевых» обе партии не располагали значительными ресурсами, но выглядели весьма перспективно. «Республиканцы» буквально фонтанировали идеями (децентрализация, парламентская республика и т.д.), привлекали либеральную молодежь и чувствовали себя уверенно в Аджарии. «Консерваторы» располагали неплохими возможностями для освоения «звиадистского» и, в целом, националистического и консервативного электората. Но после множества тактических шагов, каждый из которых был так или иначе логичен, оправдан политической необходимостью и, по сути, представлял «компромисс с реальностью», обе партии постепенно утратили яркие индивидуальные черты и политический суверенитет; часть бывших сторонников отвернулась от них. 15 лет назад о них писали как о значимых, пусть и не главных, силах, сегодня, как правило, не упоминают вообще.

Ждет ли другие «партии второго ранга» похожее будущее? «Грузинская мечта» предлагает им признать результаты выборов, а «Нацдвижение» призывает не делать этого. Комментаторы нередко путают бойкот и отказ от мандатов. В 2008-м лидеры оппозиции обвинили власти в фальсификации результатов – часть из них отказалась от мандатов, а некоторые решили все же войти в парламент. Лейбористы пошли другим путем – пятеро депутатов объявили бойкот (еще один не стал делать этого), но сохранили мандаты и исправно получали депутатскую зарплату. Таким образом, в 2008 году использовались обе формы протеста, но они оказались неэффективны, прежде всего потому, что «Христианские демократы» вошли в парламент и проблема отсутствия в нем оппозиции была снята. Пока непонятно, с чем мы столкнемся на сей раз – с отказом представителей всех партий от мандатов на основе личных заявлений, как это предусмотрено 39-й статьей Конституции (п. 5 пп. «а») и параллельным отзывом партийных списков из Центризбиркома, или с бойкотом по «лейбористскому образцу». Последний вариант устроил бы власти больше, поскольку со временем их оппоненты могут приостановить бойкот, например, в связи с рассмотрением жизненно важного законопроекта, тогда как отказ от мандатов – необратимый шаг. Если же мы подойдем к вопросу с формально-юридической точки зрения, то увидим, что новоизбранные депутаты не могут ни отказаться от мандатов, ни объявить бойкот до тех пор, пока парламент, приступив к работе, не подтвердит их полномочия.

До этого момента радикальная позиция «малых партий» будет способствовать тому, чтобы Иванишвили и Саакашвили относились к ним, как к ценному активу, а разочарованные сторонники думали, что неизбежную победу украли (хоть ее и не подтверждают не только цифры ЦИК, но и параллельного подсчета и экзитполов). Но затяжная борьба в формате «объединенная оппозиции против власти», как и в 2008, грозит им эрозией индивидуальности и постепенной вассализацией – уже сегодня некоторые представители «Нацдвижения» призывают противников «Грузинской мечты» признать главенствующую роль Михаила Саакашвили, и тенденция, вероятно, усилится. Конечно, в «уличном формате» противостояния лидеры, вне зависимости от силы их партии, попробуют примерить на себя роль народных трибунов и продвинуться в рейтинге за счет боевитости и ораторских качеств, но рассматривать эти перспективы всерьез можно будет лишь после того, как митинги начнут выглядеть столь же внушительно, как в 2003, 2008 или 2012 годах, общественность примется внимательно следить за ними и не устанет в течение нескольких дней и даже недель. А малочисленные, затухающие акции не предоставят такого шанса.

Если оппозиционным партиям – сейчас или год-полтора спустя – все же удастся добиться проведения досрочных выборов, то они, по всей вероятности, пройдут в условиях тотальной поляризации, что будет выгодно и Иванишвили, и Саакашвили, но не абсолютному большинству других лидеров. Иллюзии о том, что они смогут как-то сдерживать и даже воспитывать «партию власти», были развеяны дважды – после «Революции роз» и выборов 2012-го, но все еще актуальны. Слово «воспитывать» – не метафора, а точная цитата из частной беседы 2012 года с руководителем одной из «малых партий», входивших в победившую коалицию. Он, должно быть, думал так же и в 2003-м. Что ж, – воспитывали, как умели, а под конец еле унесли ноги. Не следует думать, что Михаил Саакашвили или Бидзина Иванишвили сильно изменились за последние годы.

Не все лидеры смотрят на свои детища как на долгосрочный политический проект, который на первом этапе подразумевает освоение определенного электорального сегмента и игру во второй лиге (5-7%), с постепенным продвижением вверх. И пафос выступлений, и сообщения инсайдеров указывают на то, что Мамука Хазарадзе и Георгий Вашадзе, едва создав свои партии, со всей серьезностью собирались возглавить кабинет. Вообще, «Лело» и «Стратегия Агмашенебели» провели одни из самых худших кампаний в истории грузинских выборов по параметру цена/качество. Они вели себя так, словно предвыборный процесс – это некая волшебная мясорубка, в которую можно запихнуть огромные деньги и получить на выходе гарантированный рост рейтинга, не задумываясь о креативе и общей стратегии. Но важнее другое – мечтающая о власти «малая партия» стремится обработать весь электорат в целом, а не его конкретные сегменты. А значит, использует общие формулировки, чтобы угодить всем одновременно, и сама наносит удар по собственной индивидуальности.

«Гирчи» в этом аспекте является более удачным проектом, хотя, эксплуатируя радикально либеральные идеи, его лидеры провели слишком четкие разделительные линии, и уменьшили тем самым перспективу быстрого расширения электората – не только представители «консервативного большинства», но и многие умеренные либералы вряд ли приблизятся к ним в ближайшем будущем. Впрочем, партия почти наверняка закрепится в занятой нише на долгие годы, как это сделали республиканцы в 90-х – они удерживали «ядро» электората, несмотря на все неудачи, вплоть до последнего времени.

Главная проблема «Европейской Грузии», вероятно, заключается в том, что она, обладая ограниченными ресурсами, стремилась играть наравне с двумя ведущими партиями. Ее руководство, тянувшееся к большой политике, в какой-то момент начало терять контакт с (потенциально) своим сложносоставным электоратом. Его часть они оторвали от «Нацдвижения» после раскола в 2017-м, а другая всегда видела в лидерах «ЕГ» проводников либеральных идей. Против них сработал и «Алгоритм 1990 года» (когда оппозиционные партии делают идею смены власти безусловным приоритетом, большинство избирателей голосуют за самую сильную из них), и, возможно, уход части радикальных либералов к «Гирчи». В конечном счете, «Европейская Грузия» не дотянула (хотя бы) до тех результатов, которых добились в 2003-м «Бурджанадзе – Демократы», что, безусловно, ударит по ее претензиям на особую роль в грузинской политике.

«Альянсу патриотов» и «Грузинскому маршу» повредило не только некомпетентное планирование или обвинения в связях с Кремлем, хотя они, несомненно, нанесли им урон, как и Нино Бурджанадзе – давние встречи с Владимиром Путиным изолировали ее от значительной части электората и лишили возможностей работы в национальном масштабе, которыми она, несомненно, обладала до этого. Перед самыми выборами (фактор времени важен) по «Альянсу» и «Маршу» неожиданным рикошетом ударили обвинения, адресованные «Грузинской мечтой» «Нацдвижению» в связи с уступкой Азербайджану спорных пограничных территорий и части монастыря Давид-Гареджи (т.н. Дело картографов). Атакуя Саакашвили, правящая партия перехватила у националистических и радикально-консервативных групп тему, которую они усердно эксплуатировали в течение долгого времени. На это направление Иванишвили бросил бывшего премьера, а ныне министра обороны Ираклия Гарибашвили, чтобы вернуть себе часть консервативного электората.

На выборах в органы местного самоуправления 2002 года Лейбористская партия получила в столице 26% – больше, чем блок «националов», «республиканцев» и «консерваторов» (24%). А потом партия, которая в конце 90-х освоила лозунги социальной справедливости и заблокировала успешное в других постсоветских республиках возрождение Компартии (Эдуард Шеварднадзе, скорее всего, способствовал этому, но документальных подтверждений нет), начала постепенно соскальзывать вниз. Ее результаты становились все хуже, зависимость от других партий возрастала. Полностью замкнутое на своего лидера политическое объединение в какой-то момент сильно отстало технологически, а попытки влить новое содержание в старую форму выглядели неубедительно. Оно, несомненно, могло превратиться в главную оппозиционную силу еще в «нулевых», а теперь присутствие пары лейбористов в парламенте рассматривается как большой успех партии, по сути, утратившей политический суверенитет.

Из других заметных в прошлом организаций, следует вспомнить «Зеленых» (0,07% на последних выборах по данным ЦИК). Партия могла опереться на разработанный европейскими коллегами комплекс идей, и подобно им занять скромную, но стабильную нишу в политической жизни, попросту состыковав спрос и предложение, но у ее руководителей (образованных, приятных в общении людей) не получилось почти ничего. Навыков и денег не хватало, среда не способствовала – большинство избирателей различало лишь два цвета – белый и черный (на красном фоне), но никак не зеленый.

После того, как в 2017-м на выборах мэра Тбилиси Алеко Элисашвили набрал 17,4% процента и занял второе место, его политический стиль не изменился – он по-прежнему опирается на импровизацию, а не системную работу. Он раньше лидеров «Лело» почувствовал, что консультативный формат и создание фантома «Единой оппозиции» (в тот момент, когда она не могла объединиться), создаст проблемы партиям, которые не хотят ассоциироваться с «националами» и «еврогрузинами». «Граждане» Элисашвили выступили на выборах хуже, чем ожидали комментаторы – главной причиной следует считать фатальную нехватку ресурсов и низкую технологичность. Многие призывали Элисашвили, бывшего президента Маргвелашвили, главу «Движения для народа» Анну Долидзе и других новых лидеров объединиться, скооперироваться с «Лело» и создать, наконец, пресловутую «третью силу». Но концентрация сил в данном случае стала бы и концентрацией политической наивности, а принимать решения было бы очень трудно, с учетом разнобоя мнений и масштабов амбиций Мамуки Хазарадзе. Опыт, который все они, потерпев неудачу, получили по отдельности, более ценен – в случае поражения блока, лидеры обвиняли бы друг друга и не анализировали ошибки.

Это не последние выборы в истории Грузии – даже если досрочные парламентские так и не будут назначены, в 2021-м граждане изберут мэров и органы местного самоуправления. Каким бы ужасным ни казалось недавнее голосование (его результаты не удовлетворяют никого, в том числе и «Грузинскую мечту»), следует посмотреть на недавние события как на ценный, хоть и болезненный опыт, позволяющий начать работу над ошибками. Это важнее всего для небольших партий, у которых нет денег и/или особых навыков – почти ничего, кроме неугасимой веры в собственную исключительность и непогрешимость.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции

XS
SM
MD
LG