80 лет назад, 28 ноября – 1 декабря 1943 года, в Иране прошла первая конференция "Большой тройки" – лидеров антигитлеровской коалиции, – и на ней в значительной степени было определено будущее Евразии.
После предложений встретиться в Исландии, Африке, Шотландии, Каире, Анкаре, Багдаде и долгих уговоров Сталин всё же выехал за пределы собственной державы, но не изменил личному правилу, которому следовал с 1918 года до конца своих дней, – не появляться на землях, не занятых Красной армией. Встреча прошла там, где предложил советский диктатор, – в Тегеране, в северной части Ирана, оккупированной войсками СССР в августе 1941 года. Причиной этого была не только забота вождя о безопасности. Здесь, в Тегеране, развернулся первый акт той дипломатической драмы, которая продолжилась в Ялте и завершилась в Потсдаме. В результате нее погибли сотни тысяч мирных жителей, миллионы были изгнаны из мест постоянного проживания, а десятки, а потом и сотни миллионов попали в коммунистическое рабство.
Неслучайно Сталин настаивал на Тегеране – здесь у него была техническая возможность узнать содержание конфиденциальных разговоров могущественных собеседников. Для этого их следовало заманить в советское посольство, начинённое скрытыми микрофонами. Поэтому Кремль прибег к дезинформации. Черчилль вспоминал: "Молотов, прибывший в Тегеран за 24 часа до нашего приезда, выступил с рассказом о том, что советская разведка раскрыла заговор [нацистской агентуры], имевший целью убийство одного или более членов „большой тройки“… и поэтому мысль о том, что кто-то из нас должен постоянно разъезжать туда и обратно, вызывала у него глубокую тревогу. (…) Я всячески поддерживал просьбу Молотова к президенту переехать в здание советского посольства".
Эта выдумка Сталина породила мощный информационный след, усиленный его же пропагандистами и мемуаристами госбезопасности уже после войны и тянущийся до наших дней. Мифические гитлеровские заказные убийцы встречаются в воспоминаниях бывшего командира отряда НКГБ "Победители" Дмитрия Медведева, главы 4-го управления НКГБ Павла Судоплатова, а также в известном советско-французском фильме "Тегеран-43".
А после того как Рузвельт устроился в советском посольстве, у чекистов отпадала необходимость попытаться подслушать ещё и переговоры в здании британской миссии, находившейся поблизости. Ведь на двусторонние переговоры премьер сам ходил к президенту, в том числе потому, что последний являлся инвалидом, прикованным к креслу.
Cын главы НКВД Серго Берия в воспоминаниях подробно описал, как госбезопасность не только прослушивала "буржуев", но и проводила тщательный анализ их бесед – и в предельно сжатые сроки. Не исключено, что для красного словца Серго Лаврентьевич преувеличил собственную роль в этой оперативной работе, но в целом фрагмент его мемуаров выглядит правдоподобным:
Все разговоры Рузвельта и Черчилля должны были прослушиваться, расшифровываться и ежедневно докладываться лично Сталину. (…) Позднее я узнал, что разговоры прослушиваются в шести-семи комнатах советского посольства, где остановился президент Рузвельт. Все разговоры с Черчиллем происходили у него именно там. Говорили они между собой обычно перед началом встреч или по их окончании. Какие-то разговоры, естественно, шли между членами делегаций и в часы отдыха.
Что касается технологии – обычная запись, только магнитофоны в то время были, конечно, побольше. Все разговоры записываются, обрабатываются. Но конечно же Сталин не читал никогда да и не собирался читать весь этот ворох бумаг. Учтите ведь, что у Рузвельта, скажем, была колоссальная свита. Представляете, сколько было бы часов записи? Конечно, нас интересовал в первую очередь Рузвельт. Необходимо было определить и его, и Черчилля по тембру голоса, обращению. А микрофоны… находились в разных помещениях.
Все разговоры Рузвельта и Черчилля должны были прослушиваться, расшифровываться и ежедневно докладываться лично Сталину
Какие-то вопросы, вполне понятно, обсуждали и представители военных штабов. Словом, выбрать из всей этой многоголосицы именно то, что нужно Сталину, было, разумеется, не так просто. Диалоги Рузвельта и Черчилля, начальников штабов обрабатывались в первую очередь. По утрам, до начала заседаний, я шел к Сталину.
Основной текст, который я ему докладывал, был небольшим по объему, всего несколько страничек. Это было именно то, что его интересовало. Сами материалы были переведены на русский, но Сталин заставлял нас всегда иметь под рукой и английский текст.
В течение часа-полутора ежедневно он работал только с нами. Это была своеобразная подготовка к очередной встрече с Рузвельтом и Черчиллем.
Он вообще очень тщательно готовился к любому разговору. У него была справка по любому обсуждаемому вопросу и владел предметом разговора досконально. Вспоминаю, как он читал русский текст и то и дело спрашивал:
– Убежденно сказал или сомневается? Как думаешь? А здесь? Как чувствуешь? Пойдёт на уступки? А на этом будет настаивать?
Без английского текста, собственных пометок, конечно, на все эти вопросы при всем желании не ответишь. Поэтому работали серьезно. Учитывали и тот же тембр голоса, и интонацию.
Хотя союз Великобритании с США в 1941–1945 годах был тесным, между Лондоном и Вашингтоном существовали расхождения, и американские лидеры относились к бывшей метрополии с определённой осторожностью, иногда видели в ней соперника, а нередко – архаичных колониальных угнетателей. Великобритания с её обширными заморскими владениями по населению и территории превосходила Соединённые Штаты и вполне могла претендовать на роль одного из лидеров послевоенного мира.
Сталин по корреспонденции с обеими главами государств, а также по другим источникам в общих чертах знал об этом, как и о том, что Рузвельт сильно недооценивал экспансионистские устремления СССР и рассматривал "дядюшку Джо" как партнёра на долгие годы после победы над странами "оси". Как выяснилось, партнёра в том числе и по деколонизации Азии.
Читая протоколы конференции, сложно отделаться от мысли, что в прослушивании не было острой необходимости: каждый из двух лидеров свободного мира стремился поодиночке заполучить Сталина как союзника в противодействии другому англоязычному партнёру, и оба рассказывали ему о противоречиях между ними.
Рузвельт решил первым встретиться с главой СССР без Черчилля и, пытаясь привлечь Сталина на свою сторону, щедро предложил ему часть торгового флота Америки и даже Британии после войны, затем высказал интерес к сырью из СССР (на оба предложения "дядя Джо" ответил согласием). Президент США также заявил о планах мирного освобождения Индокитая от французского господства, а Индии – от британского, причём договорился даже до советизации второй по населению страны мира: "…Для Индии не подходит парламентская система правления… было бы лучше создать в Индии нечто вроде советской системы, начиная снизу, а не сверху". Главы США и СССР согласились проработать этот вопрос позже, причём Рузвельт попросил обсуждать будущее британской колонии без Черчилля. Сталин, получивший сведения об англо-американских противоречиях как рычаг давления на обоих, ответил обтекаемо: "Конечно, люди, стоящие в стороне от Индии, смогут более объективно смотреть на вещи".
На проходившем также 28 ноября уже пленарном – трёхстороннем – заседании, касавшемся военно-стратегических вопросов, Сталин начал отговаривать союзников от масштабного наступления в Италии и далее через Альпы и высадки в Югославии, предлагая сосредоточить все силы для комбинированного удара во Франции – с севера и с юга. Для партнёров по коалиции он мотивировал это тем, что "Оверлорд" – тяжёлая операция, поэтому не следует распылять войска по нескольким направлениям. Кроме того, её необходимо провести чем раньше, тем лучше – весной, так как в августе пойдут дожди и план сорвётся. Фактический же мотив Сталина был иным: сделать так, чтобы Восточную и Центральную Европу и Балканы заняла Красная армия или, на худой конец, местные коммунистические партизаны, а не вооружённые силы демократических государств.
Кроме того, Сталин, к радости партнёров, заявил, что в принципе готов нарушить пакт о нейтралитете с Японией 1941 года, но пока не дал внятных обещаний о сроках, чтобы заставить себя упрашивать: "Это может иметь место, когда мы заставим Германию капитулировать".
Так он выторговывал лучшие из возможных условий для последней стадии Второй мировой: концентрацию собственных сил для поступательной экспансии – в ходе натиска на запад сначала занять по максимуму территории Европы в то время, пока союзники ослабляют Японию, а затем, сосредоточив необходимые войска, атаковать агонизирующую Страну Восходящего Солнца и захватить ещё и часть Азии.
Этим было вызвана и сдержанность советского вождя относительно предложения союзников совместно принудить Турцию вступить в войну против Германии: "…Я сомневаюсь, что Турция вступит в войну. Она не вступит в войну, какое бы давление мы на неё ни оказывали". Для Сталина было предпочтительнее, чтобы Балканы завоёвывала Красная армия, а не британско-турецкие войска.
На второй трёхсторонней встрече – неформальной – за ужином поздним вечером того же дня Сталин предложил отобрать у Германии земли восточнее Одера и отдать их Польше. Этот план он предлагал британцам ещё с декабря 1941 года, но сейчас он впервые получил одобрение Черчилля, который в связи с такой перекройкой границ также дал понять, что согласен с тем, что большинство земель Западной Беларуси и Западной Украины, отторгнутых Красной армией у Польши в сентябре 1939 года, останутся в составе СССР. Это было вызвано желанием ослабить Германию, и вероятно, что это согласие Черчилля, к которому вскоре присоединился и Рузвельт, вылилось в реки крови немецкого гражданского населения через год с небольшим.
Чтобы "застолбить" за собой страны Балтии, Сталин пошёл на уловку. В тот момент, когда Рузвельт заговорил о создании зоны свободной навигации из Атлантики в Балтийское море через Кильский канал, вождь сделал вид, что переводчик ошибся, и резко заявил: Латвия, Эстония и Литва "проголосовали путём волеизъявления о присоединении к Советскому Союзу, и поэтому этот вопрос не подлежит обсуждению". Дав собеседникам себя "успокоить" – речь шла немного о другом, – Сталин согласился с интернационализацией Кильского канала, но по итогам этого инцидента выходило, что Черчилль и Рузвельт молчаливо соглашались с советской аннексией стран Балтии. Через пару дней американский президент подтвердил это в двусторонней беседе со Сталиным.
Удивление вызывают не только манеры обсуждения проблем на этом четырёхдневном мероприятии – обходительность лидеров свободного мира с деспотом, но и то, что не обговаривалось. В частности, Рузвельт не ставил вопроса даже не о полном прекращении, а лишь о сокращении поставок Сталину по ленд-лизу. Ведь у союзников появлялся весомый аргумент: в дополнение к фронту в Италии следовало готовить, а затем обеспечивать свои войска во Франции. Однако, наоборот, поток даже вырос – в 1943 году США поставили в СССР товаров на 2,9 миллиарда долларов, а в 1944-м – 3,4 миллиарда, то есть на 15% больше.
29 ноября вождь попытался закрепить успех прошлого дня относительно пространства в Европе, которое предстояло покорить Красной армии. Тем более что Черчилль по итогам беседы с Рузвельтом сам просил о стратегических советах относительно действий в Средиземноморье в следующем году: "Чтобы решить, какой путь нам избрать, мы хотим услышать точку зрения маршала Сталина по поводу общего стратегического положения, так как военный опыт наших русских союзников приводит нас в восхищение и воодушевляет нас".
Сталин охотно дал совет: для успеха операции "Оверлорд" необходим десант в южной Франции – до высадки в Нормандии, либо одновременно с ней, либо спустя некоторое время. А с наступлением в Италии спешить не следует.
Военный опыт наших русских союзников приводит нас в восхищение и воодушевляет нас
Черчилль продолжал настаивать на скорейшем взятии Рима, а также проведении в первой половине 1944 года отвлекающих операций на Балканах, но второй день показал, кто стал неофициальным лидером мероприятия. Отвечая на холодный вопрос Сталина о продолжительности конференции, союзники не пытались набивать себе цену. Рузвельт заявил, что "готов находиться в Тегеране до тех пор, пока в Тегеране будет находиться маршал Сталин", а Черчилль пошёл ещё дальше: "…Я готов навсегда остаться в Тегеране".
Вождь же отреагировал асимметрично: используя обходительность как слабость, он продавливал решение о майской атаке во Франции. Поэтому на благожелательные высказывания ответил жёстко – на грани хамства: "Мы, русские, ограничены сроком пребывания в Тегеране. Мы могли бы пробыть здесь в течение 1 декабря, но 2-го мы должны уехать. Президент помнит о том, что мы с ним условились о 3–4 днях". А потом и перешёл эту грань: "…Я хотел бы узнать у англичан, верят ли они в операцию “Оверлорд” (по высадке в Нормандии. – А. Г.), или они просто говорят о ней для того, чтобы успокоить русских?"
Рузвельт, желая разрядить обстановку, перевёл разговор на праздничный ужин, за которым Сталин продолжил работу, отпуская колкости в сторону Черчилля, и как бы между делом предложил казнить от 50 до 100 тысяч пленных офицеров и сержантов вермахта и СС. Рузвельт попытался обратить всё в шутку, а ужаснувшийся Черчилль стал горячо возражать. Вероятно, подобная реакция британского лидера была вызвана тем, что он вспомнил, что с подобным предложением Сталин уже обращался к нему на личной встрече в Москве в августе 1942 года – но там это предложение было сделано вскользь и не обсуждалось. Подобная инициатива вождя объяснялась его желанием упредить быстрое воссоздание немецкой армии союзниками, чтобы она не стала препятствием для потенциального красного марша к Гибралтару. Очевидно, что два остальных собеседника ещё не понимали этого и их отказ был обычным следованием международному праву, обычаям и традициям войны. Тем не менее этот пункт Сталин наверняка рассматривал как отступное и, отпустив пару шуток о "германофилии" Черчилля, не стал настаивать в этом вопросе.
Британский лидер решил сделать примирительный шаг – причём, как он свидетельствовал в мемуарах, в пику Рузвельту: "Тот факт, что президент встречался с маршалом Сталиным в частном порядке и жил в советском посольстве (хотя Черчилль подтолкнул его к последнему. – А. Г.), что он избегал встречи со мной наедине с тех пор, как мы выехали из Каира, несмотря на наши прежние близкие отношения и на то, что наши важнейшие дела переплетались самым тесным образом, побудил меня стремиться к личной беседе со Сталиным".
И 30 ноября около полудня, в день своего рождения, Черчилль пошёл к Сталину на поклон в одиночку, причём, уверяя в серьёзности намерений относительно "Оверлорда", совершил два действия в пользу Кремля.
Во-первых, он рассказал вождю, что между Лондоном и Вашингтоном существует противоречие, т.к. американский президент настаивает на американо-британском десанте против японцев в Бенгальском заливе уже в марте в 1944 года, а он, премьер-министр, не стремится к этому. Помимо прочего, подобная операция должна была оттянуть часть сил от войны в Средиземноморье. Черчилль не сказал "дядюшке Джо", что одной из причин его нежелания форсировать события на этом направлении было то, что американцы хотели вооружать силы бирманского сопротивления, а это могло усилить в дальнейшем местное движение за независимость от Британии.
Сталин, получив ещё и такой рычаг, просто обнаглел, намекнув на сепаратный мир с Германией, если высадка в Нормандии не произойдёт в мае – что зафиксировано в стенограмме: "Он [Сталин] опасается, что отсутствие этой операции может вызвать очень нехорошее чувство одиночества".
Британский премьер продолжил увещевать собеседника и совершил второй шаг в его сторону: подарил Сталину карту, составленную на основе данных британской разведки, где освещалось положение в Югославии. Тем самым намекая, что вторжение в эту страну для него не принципиально, он только укрепил Сталина в его нежелании пускать британцев на Балканы.
Затем к переговорщикам присоеденился Рузвельт, трое начали завтракать в 13.40, и президент США сообщил Сталину о его победе – принято решение о начале операции "Оверлорд" в мае 1944 года при поддержке десанта на юге Франции. Рузвельт не хотел понимать, что Сталин своими рекомендациями предотвратил освобождение значительной части Европы с юга, чтобы поработить её с востока. В результате всё пошло с ещё большей выгодой для Сталина – "Оверлорд" начался 6 июня, и пока во второй половине 1944 года англо-американцы изгоняли нацистов из Франции, Красная армия завоёвывала придунайские страны.
30 ноября вечером "Большая тройка" праздновала в британской дипмиссии день рождения Черчилля, и, не терзая друг друга переговорами, обменивалась любезностями. Подвыпивший премьер перешёл грань между комплиментом и лестью, и, провозгласив тост за Сталина, заявил, что последний "заслуживает стоять вместе с великими представителями российской истории и заслуживает титула “Великого Сталина”". Властитель Кремля в ответ дал волю чёрному юмору, самоиронично намекнув, что величия он достиг казнями: "Легко быть героем и великим лидером, если имеешь дело с такими людьми, как русские. …Красная армия сражается героически, но… русский народ ничего другого и не мог ждать от своих вооружённых сил. …Даже люди не слишком героические и даже трусы в России становятся героями. Те, кто не стал [ими], погибли".
На четвёртом заседании, 1 декабря, похмельный Черчилль, желая ослабления Германии и оправдываясь перед обвинениями в любви к немцам, высказался за укрепление сталинского ВПК: "Советский Союз должен отобрать у Германии все машины и станки". Это и было сделано в 1944-1947 годах в ходе демонтажей, что позволило промышленности СССР восстановиться уже осенью 1947 года и полным ходом развернуть подготовку Третьей мировой, в чём Сталин ещё в марте 1946 года упреждающе обвинил бывшего британского премьера: "Черчилль стоит теперь на позиции поджигателей войны. …У него имеются друзья не только в Англии, но и в Соединенных Штатах… Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера (…) Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными".
Вероятно, в стремлении Черчилля ослабить Германию присутствовал элемент иррациональности, поскольку 1 декабря 1943 года он предложил расчленить это государство, а также прирезать к Польше ещё и часть Прусской Силезии – Оппельнский округ, на что Сталин выдал заготовку, полную разнузданного вранья: "Русские не имеют незамерзающих портов на Балтийском море. Поэтому русским нужны были бы незамерзающие порты Кенигсберг и Мемель и соответствующая часть территории Восточной Пруссии. Тем более, что исторически это исконно славянские земли. Если англичане согласны на передачу нам указанной территории, то мы будем согласны с формулой, предложенной Черчиллем".
У СССР тогда был незамерзающий порт на Балтике – латвийская Лиепая (Либава). Восточную Пруссию никогда не заселяли славяне, там жили балтские племена пруссов, впоследствии германизованные. Кроме того, чтобы получить Мемель, Советам вовсе не обязательно было присоединять Восточную Пруссию – этот город под названием Клайпеда в 1923-1939 годах входил в состав Литвы, которую СССР аннексировал в 1940 году. Но главное, что Сталин сам планировал присоединить к Польше не только Оппельнский край, но и отодвинуть границы Польши ещё дальше на Запад (что он и сделал в 1945 году). То есть в 1943-1945 годах он сделал так, что Черчилль выторговывал у Сталина осуществление части сталинского же замысла.
Советский Союз должен отобрать у Германии все машины и станки
Тем не менее, премьер-министр ответил: "Это очень интересное предложение, которое я обязательно изучу".
В мемуарах британского лидера этот фрагмент переговоров приводится несколько по-иному: "Сталин сказал затем, что русские хотели бы иметь незамерзающий порт Кёнигсберг, и набросал возможную линию на карте. Таким образом, Россия оказалась бы как бы у самого затылка Германии. Если он это получит, он будет готов согласиться на мою формулу насчет Польши. Я спросил, как со Львовом. Сталин сказал, что он согласится на линию Керзона", по которой Львов оставался польским.
Поэтому, чтобы помочь партнёру в изучении своего предложения, Сталин менее чем через год дал красноармейцам разрешение не просто на истребление мирных жителей этого региона, а на настоящие зверства. Например, 21 октября 1944 года в деревне Неммерсдорф три десятка мирных жителей были убиты. Спустя три дня Вермахт отбил эту местность, и нацистская пропаганда разнесла сведения о расправе по всей Германии, чего Сталин и добивался.
Разбой был позволен 23 декабря 1944 даже постановлением Государственного комитета обороны (ГКО) №7192, согласно которому позволялось отправлять раз в месяц домой посылки – солдатам до 5 килограммов, офицерам – 10, генералам – 16. Красноармейцы не знали, что в тот момент Сталин уже думал о том, как отнять у них эти "трофеи", что он и сделал в 1946-1947 годах, устроив в СССР голод, в ходе которого умирающие колхозники несли в комиссионки, ломбарды, магазины ювелирторга и пункты кооперативной скупочной сети всё ценное, в том числе и награбленное в Германии. Так, с небольшими изменениями, вождь повторил опыт 1932-1933 годов по изъятию ценностей у населения – только не стал воссоздавать Торгсин, чтобы граждане не догадались, зачем их вновь морят голодом.
Знаменитая фотография Виктора Тёмина, где изображён плакат "Вот она, проклятая Германия!", к которому для наглядности приделано изображение руки, указывающей в нужном направлении, сделана в конце 1944 года именно в Восточной Пруссии. То есть речь шла о централизованной политике, тем более если вспомнить, что в эти месяцы Илья Эренбург в армейской газете "Красная звезда" публиковал стати, полные ненависти по отношению не только к солдатам Вермахта, но и к немцам как народу, и был одёрнут в "Правде" лишь 14 апреля 1945 года.
Затем на Потсдамской конференции Сталин поставил союзников перед фактом – немцы сбежали с территорий, которые он предлагал присоединить к Польше и СССР, и Советский Союз получает часть Восточной Пруссии, которая впоследствии стала Калининградской областью. Что же до Львова, который по устной договорённости с Черчиллем в таком случае должен был войти в состав Польши, то Сталин не сдержал своё слово. 16 августа 1945 года по договору Москвы с марионеточным польским Временным правительством национального единства, ратифицированному 5 февраля следующего года, этот город вошёл в состав УССР.
Поразительно, но 1 декабря 1943 года в Тегеране Сталин вполне честно сказал, зачем ему нужна Восточная Пруссия. И в 1945 году здесь, в самом западном городе РФ, была создана – точнее, использована немецкая – база ВМФ. В 1946 году Балтфлот был разделён на два флота: Северо-Балтийский флот (с января 1947 г. — 8-й ВМФ), главная военно-морская база – Таллинн, и Юго-Балтийский флот (с января 1947 г. — 4-й ВМФ), главная военно-морская база – Пиллау, который вскоре стал закрытым городом Балтийском. Четвёртый флот должен был лишь базироваться в Балтийском море и сначала помочь Войску Польскому "освободить" Данию, а затем оперировать на просторах Атлантики, прежде всего – против Британии. В 1953 году первый лорд Адмиралтейства Джеймс Томас провёл параллель между СССР и Третьим рейхом: "Известия о находящихся в строю 350 советских субмаринах заставляют британцев вспомнить, что адмирал Дениц, имея 300 п[одводных] л[одок], сумел блокировать Англию".
Да и Рузвельт в завершающем двустороннем разговоре 1 декабря дал понять "дядюшке Джо", что не выступает против того, чтобы СССР приобрёл порты Таллин и Лиепая – лишь бы в трёх балтийских государствах ещё раз были проведены "выборы". Тогда же он сказал, что не против передвижения польских границ на запад, до Одера – то есть закрепления Западных Беларуси и Украины за Советским Союзом, но пока не может говорить об этом открыто, опасаясь потерять голоса избирателей польского происхождения в США.
Заканчивая разговор о дипломатических победах Сталина относительно Европы, следует сказать, что в конце 1943 – начале 1944 года Турция сумела остаться в стороне от кровопролития, так как в обмен на своё вступление в войну запросила у американцев и британцев слишком много вооружений. После чего те вообще отказались поставлять ей военную помощь.
Сталин не предпринял необходимых усилий относительно Анкары, о чём пишет ведущий исследователь этого вопроса Джамиль Гасанлы: "Советский Союз считал (точнее, заявлял. – А. Г.), что Турция опоздала вступить в войну, и теперь давить на неё нет резона. Конечно, нужно помнить, что СССР не желал активизации Турции на Балканах, а британское участие в балканских событиях в большей степени зависело от Турции". Если учесть, что два из пяти пунктов совместного документа, где стояли подписи трёх лидеров – "Военные решения Тегеранской конференции" – были посвящены вступлению Турции в войну, то можно сказать, что Сталин мягко сорвал 40% соглашений, заключённых в Иране. Благодаря этому Красная армия смогла завоевать Болгарию, которая вместе с Албанией стала верным сателлитом Сталина.
Несколько менее известно, что Тегеранская конференция в значительной степени перечеркнула результаты предшествовавшего совещания между Рузвельтом, Чан Кайши и Черчиллем в Каире и усилила тем самым, восточный вектор мировой коммунистической революции. Чан Кайши, яростно споря с главой британского правительства, утверждал, что "Бирма – ключ ко всей азиатской кампании. После изгнания противника оттуда он [Чан Кайши] сделает своим оплотом Северный Китай, а затем – Манчжурию. Изгнание из Бирмы станет для японцев тяжелым ударом…". И в столице Египта в конце ноября американский президент пообещал главе Китая в ближайшие месяцы освободить северную Бирму (операция "Тарзан"), чтобы наладить через эти земли поставки вооружений и боеприпасов для борьбы против японцев.
СССР не желал активизации Турции на Балканах, а британское участие в балканских событиях в большей степени зависело от Турции
Сталин рассматривал Чан Кайши не только как противника лидера китайских коммунистов Мао Цзедуна, но и как соперника за поставки по ленд-лизу. Поэтому вождь между делом за глаза облил конкурента грязью, заявив лидеру США 28 ноября 1943 года: "Войска Чан Кайши плохо дерутся".
Но главное, генсек своими стратегическими советами и их упорной реализацией в ходе Тегеранской конференции дал Черчиллю два аргумента в пользу того, чтобы война на берегах Индийского океана затянулась. Во-первых, основные силы требовалось направить на операцию "Оверлорд" и ещё одну – ранее не планировавшуюся – высадку в Южной Франции. Во-вторых, процитируем слова самого британского премьера, произнесённые 30 ноября в отсутствие Рузвельта: "Когда маршал Сталин сделал свое историческое заявление о том, что после того, как Германия будет разбита, Россия присоединится к борьбе против Японии, он, Черчилль, сразу же предположил, что американцы найдут возможность достать десантные средства либо в районе Средиземного моря, либо в районе Тихого океана, для того чтобы обеспечить операцию "Оверлорд".
В результате уже в декабре 1943 года по настоянию британской стороны были отменены операции не в Тихом, а в Индийском океане – похоронен план "Баканир": высадка на стратегически важных Адаманских островах, расположенных в Бенгальском заливе. Бирму освободили только летом 1945 года, поэтому, не имея возможности наладить через эту территорию поставки, всю войну войска Чан Кайши просидели на голодном пайке. Всего в 1941-1945 гг. СССР получил из США по ленд-лизу товаров на 11,3 миллиарда долларов, а некоммунистический Китай – 1,6. Именно поэтому Чан Кайши не смог отвоевать Маньчжурию. А это была богатая провинция, поскольку японцы в 1931-1945 годах проводили её индустриализацию. Сталин, сам планировавший её захват ещё в 1929 году, но потом временно отказавшись от этой идеи, вынудил американцев упрашивать его это сделать до Тегеранской конференции, а в Ялте в феврале 1945 года милостиво позволил определить и крайний срок своей агрессии против Страны Восходящего Солнца – через три месяца после окончания войны в Европе. Захватив Маньчжурию и Северную Корею, СССР вывез оттуда колоссальное количество ценнейшего оборудования, японских военнопленных – как рабов для сталинского ВПК, а также технологии производства биологического оружия.
Победный марш мировой революции в Китае начался со сталинских трюков, о которых вспоминал Хрущёв: "В результате разгрома Японии её Квантунская армия, сложив оружие, оставила нам огромное количество трофеев. Значительная их часть, особенно боевая техника, была передана китайским коммунистам. У нас имелась договоренность насчет этого оружия с союзниками в том смысле, что мы не имели права передавать его ни одной из воюющих в Китае группировок. Поэтому его надо было передать Мао так, чтобы не создалось впечатления, что мы нарушили обязательство. И вот мы его куда-то завозили, люди Мао якобы „похищали“ его и вооружали свою армию".
27 июня 1949 года довольный Сталин сказал на приёме делегации высокопоставленных китайских коммунистов: "Центр революции с Запада переместился на Восток, а сейчас он переместился в Китай и Восточную Азию". Через год по его приказанию Ким Ир Сен начал вторжение в Южную Корею, вскоре с подачи Сталина же Мао Цзэдуну переросшее в китайско-американскую войну.
Планы Черчилля и Рузвельта конца 1943 года о послевоенном устройстве мира оказались порваны в клочья – причём не только относительно устройства Европы. Вопреки дипломатическим усилиям британского премьера, Индия получила независимость в 1947 году, а Бирма – в 1948-м. Вопреки замыслам американского президента, Индокитай стал ареной жесточайшей и упорной войны, поскольку Сталин начал поставлять оружие Хо Ши Мину. В Индии, правда, так и не была введена советская власть. Правда, этого не произошло потому, что кремлёвский горец осуществить это пожелание Рузвельта просто не успел.
