Название улицы Леселидзе в Сочи говорит само за себя – здесь живут грузины. В поселении Пластунка на окраине города 1800 жителей, больше половины – грузины. Проезжая частные дома, огороженные высокими заборами, я представляла, как местные будут встречать нас – гостей из Тбилиси. Думала, все будет так, как обычно бывает в грузинских регионах, – рассказами о нелегком быте, расспросами о жизни в Тбилиси, с шутками и бесчисленными предложениями выпить пару стаканчиков вина. На самом деле все было несколько иначе.
В первую очередь местный активист и массовик-затейник, беженец из Абхазии Рауль Джинчарадзе проводил нас к бывшему депутату городского собрания Сочи Семену Учадзе. Мужчина встретил нас во дворе и, прежде чем поздороваться, укорил нас за опоздание. По тому, как извинялся наш проводник Рауль, – стало ясно: Семена Семеновича здесь не просто уважают, но даже побаиваются. Его высказывания довольно резки, речь быстрая, а интонации такие, словно не терпят возражений. Бывшего депутата мы застали в домашней одежде за не совсем обычным занятием: он, сидя на табуретке посреди двора, нарезал яблоки в большую алюминиевую кастрюлю. Чача – она и в России чача. Пока Семен Семенович приводил себя в порядок, Рауль вызвался показать нам строение рядом с домом, в котором проходят торжественные застолья в семье Учадзе. Массивная деревянная мебель, рога для вина и чучела животных – все в грузинском национальном стиле. Впрочем, сам Семен позже признался: больших любителей застолья он не жалует. По его словам, он не понимает земляков, готовых изо дня в день по пятнадцать-двадцать часов проводить за столами.
Однако это не единственная причина редких визитов бывшего депутата на свою историческую родину. Семен говорит, что в Грузии его политические взгляды не всем пришлись по вкусу. Переходя на животрепещущую тему конфликта в Украине, бывший депутат выражает полную солидарность с действиями Путина. «Сегодня мне очень подходит политика Путина, он ведет себя мужественно и правильно», – утверждает Семен. Впрочем, уже через час местные жители вполголоса будут оправдывать своего влиятельного соседа. «Вы же понимаете, – будут убеждать они меня, – он, возможно, и не думает так. Но он должен был это сказать».
Your browser doesn’t support HTML5
Русские грузины
У простых жителей отношение к Семену Семеновичу действительно особое. Когда в Абхазии началась война, мужчина приютил в своем доме сорок пять беженцев. Причем, самыми первыми, по словам Семена, были абхазы. Еще двести человек он расселил на спортивной базе. Бывший депутат по сей день опекает не одну семью, покинувшую Абхазию. Впрочем, одной из самых больших проблем было – да и в некоторой степени остается до сих пор – оформление российских документов для беженцев, признается Семен.
«Человека, которого мы сегодня хороним, выгнали из Абхазии. Ему было 85 лет. Он месяц назад получил российское гражданство! Двадцать лет мы боролись, чтобы он его получил, – и сегодня он лежит в гробу».
Семен говорит, что до 85 лет беженцы в их поселке доживают редко. От инфарктов и других болезней, обострившихся на нервной почве, ушли из жизни много молодых людей. Некоторые так и умерли – без документов. Беженец Рауль Джинчарадзе признается, что после войны они долгое время не пытались узаконить свое пребывание в России. Думали – месяц-два, максимум еще год – и грузины смогут вернуться в свои дома. Тогда, в середине 90-х, в эпоху повсеместного беспредела, рассказывает Рауль, было необходимо хоть чем-нибудь занять подростков. Проблема заключалась в том, что не все дети владели русским языком. Помочь вызвались сами беженцы – педагоги из Абхазии, оставшиеся без работы. Администрация одной из школ позволила создать грузинский сектор, который функционировал после трех часов, когда заканчивались уроки основной смены.
«Четырнадцать учителей, у которых не было ни прописки, ни работы, ни зарплаты, проводили уроки, а потом должны были думать о том, как прокормить свою семью. После уроков, в семь вечера эти учителя оставались в классах для того, чтобы убрать классные комнаты за детьми. Получалось, что они работали в школе бесплатно – и как учителя, и как уборщики. Не было учебников, транспорта, еды».
Рауль признается, что боится сказать лишнего, чтобы не обидеть какую-либо сторону, – родную Грузию или Россию, которая его приютила. Мужчина, как и следовало ожидать, винит во всем политиков:
«Кто мешал до 2000-х годов, пока еще были дипломатические отношения, встретиться министрам Грузии и России и сказать спасибо правительству России за то, что они дали возможность беженцам получить грузинский аттестат? Сделай они это тогда, возможно, ситуация сейчас была бы лучше. Нужно уметь оценить положение, в котором мы окажемся завтра».
Для того чтобы понять, что пластунские грузины обижены на правительство Грузии, психологом быть не нужно. Они хотят, чтобы их дети учились в Тбилиси. Но ждут особого приглашения. Считают, что им нужно предоставить возможность учиться бесплатно с правом выбора языка обучения. Они хотят, чтобы их ансамбли танцев приглашали на гастроли по Грузии. Хотят, чтобы в Грузии заметили и оценили, как много они сделали для того, чтобы сохранить грузинский язык, построить грузинскую церковь и начать выпускать газету на родном языке. При всем этом они боятся упрека в том, что они остались в России и предпочли ее родине.
«Мы не виноваты в том, что нам пришлось остаться здесь. Мы остались потому, что надеялись на скорое возвращение в наши родные дома. А они находятся всего в 32 км отсюда. До моего дома отсюда всего каких-то 32 километра! И это расстояние можно пройти пешком. Именно потому я и такие же грузины, как я, остались в Сочи. Мы были вынуждены получить российское гражданство, для того чтобы иметь право на полноценную жизнь. Но душой и сердцем мы остаемся грузинами».
От Сочи до границы с Абхазией – рукой подать. Абхазам и грузинам часто приходится пересекаться. Рауль с удовольствием говорит, что подобные встречи всегда проходят в дружеской обстановке. Но если абхазам в Сочи – дорога открыта, то грузинам попасть в Абхазию не так просто. Существует закон Грузии об оккупированных территориях, соответственно, запрещено пересекать российско-грузинскую границу на абхазском участке. Рауль говорит, что если бы не этот закон, то он бы попробовал как-нибудь съездить в родной дом – повидаться с абхазскими друзьями и сходить на могилу сына.
«Для меня важно, что я провел с теми людьми свою молодость, и знаю, какие они. В какое положение они попали во время войны и что им пришлось совершить – меня не интересует. В Гантиади похоронен мой восьмилетний ребенок, и я скучаю по его могиле днем и ночью. Каждую субботу, каждую Пасху, каждый день его рождения я навещал бы его могилу. Меня не остановило бы ничего. Останавливает лишь закон, которому я подчиняюсь».
…К концу нашей беседы Семен Семенович пригласил нас перекусить. Мы были крайне удивлены, когда, зайдя в комнату, увидели, что стол был накрыт только на троих – для меня, оператора и Рауля. Семен остался во дворе. Мы были вынуждены смаковать грузино-российское гостеприимство в компании одного лишь Рауля.
Покинув дом одного из самых влиятельных грузин в Сочи, мы пошли туда, где полным ходом шла подготовка к похоронам, которые должны были состояться на следующий день. Нас повели к жилому корпусу, заселенному беженцами из Абхазии. Этот дом мы не могли не узнать – таких по всей Грузии немало. Бросилось в глаза и контрастное соседство – корпус обреченно выделялся на фоне господствующего китча. Во дворе дома – маленькая церковь, служба в которой ведется на грузинском и русских языках, и постройка, которую местные грузины называют «столовой». Вот уже двадцать лет здесь устраиваются поминки, справляются свадьбы. Кроме того, здесь функционируют кружки для детей. В ожидании, пока зарядится техника, мы присели на лавочку с беженцем по имени Элгуджа, который начал размеренный рассказ о довоенной жизни в Абхазии.
Нашу беседу внезапно прервал мужчина средних лет, пунцовый от гнева и выпитого спиртного. Он стремительно приблизился к нам и разразился тирадой: «Вы приезжаете сюда – с «Рустави 2», «Первого канала», «Имеди» – потом пускаете в эфир только то, что вам выгодно! Не интересуетесь тем, как живем мы, простой народ. Вы и ваш Саакашвили – вы мне все вот здесь уже…» – он демонстративно провел большим пальцем по горлу.
Попытки объяснить, что приехали мы именно для того, чтобы пообщаться с разными людьми и создать общую картину, увенчались полнейшим крахом. Мужчина отказывался слушать меня и отвечать на конкретные вопросы. Единственное, что мне удалось понять, – это то, что о местных грузинах, по его словам, не заботится ни грузинское, ни российское правительство. Он кричал, что до них никому нет дела, а в новостях врут, что все хорошо. Честно говоря, меня удивил не столько монолог не очень трезвого человека, сколько то, что среди двадцати людей, находившихся в тот момент во дворе, не нашлось никого, кто попытался бы остановить его. Это было похоже на молчаливое согласие.
Только после того, как краснощекий мужчина удалился, к нам начали подтягиваться люди, робко советующие не обращать внимания на инцидент. «Он несчастный человек, у него вся семья в Абхазии погибла. Дошел человек до ручки. Вот и сорвался на вас», – уверяли они. Тем временем в церквушке лежал покойник, покорно дожидавшийся своей участи, в нескольких метрах мужчины, то и дело переходя на крик, обсуждали Саакашвили, Иванишвили и Путина, а в противоположенном конце двора за небольшим столом проходили поминки по усопшему, как это часто бывает в некоторых регионах Грузии, прежде, чем его предадут земле.
Я подошла к абхазке Русико, которая вместе с другими женщинами была занята приготовлением блюд. Ловко орудуя ножом, она только на секунду подняла на меня глаза: «Двадцать с лишним лет никого не интересовало, как мы живем. С чего это вы вдруг спохватились? – сказала она и рассмеялась как-то по-доброму, без агрессии. – Вот идите, с Демури поговорите. Он в Абхазию теперь каждую неделю ездит. Много интересного расскажет».
Демури взял фамилию русской супруги, чтобы беспрепятственно ездить в родную Абхазию:
«Раньше надо было брать пропуск – по-другому грузины в Абхазию попасть не могут. Особый пропуск из КГБ в Сухуми. Пропуск брал мой сын, и это было сложно. Сейчас на границе на меня особого внимания не обращают. Но как-то одна женщина заметила, что фамилия моя не сочетается с именем и отчеством. Спросила, как так получилось. Я говорю: «Был грузином, а стал русским». Она говорит: «Как?» Я говорю: «Вышел замуж». Я переделал документы из ЗАГСА – это махинация. Почему грузин должен совершать какие-то махинации просто для того, чтобы попасть домой?»
Супруга и дети Демури проживают в Абхазии. Глава семьи остается в Сочи, чтобы иметь возможность периодически подзарабатывать. На небольшой заработок плюс пенсию в 12 тысяч рублей (около 350 долларов) жить можно, говорит мужчина. В Абхазии, по его словам, зарабатывать сложно. Люди перебиваются посезонно – осенью-зимой привозят в Сочи фрукты для продажи, на вырученные деньги закупают различные товары и перепродают дома. Сын Демури женат на армянке, которой во время войны пришлось бежать из Очамчире от грузин.
К концу нашего разговора Демури жмет мне руку и вместе с еще несколькими местными провожает до ворот. Грузины, которых мы узнали в Пластунке, не похожи на тех, которые живут в Грузии. Они другие. Ни лучше, ни хуже, просто другие.