ТБИЛИСИ -- Утихла стрельба, но не утихает напряженность. Конфликтующие стороны подсчитывают ущерб. Но никто не ведет учет смешанных семей, где отец осетин, мать грузинка, а невестка - русская. В нашей истории представители трех сторон конфликта оказались в одной семье и знают на своем опыте, что боль, страдание и слезы не имеют национальности, но имеют лица, в данном случае лица кавказской национальности. Отказались ли родственники друг от друга, или же находят каналы для поддержания связи?
Осетинка с русским именем Нюра, мать двоих грузин, уже не может видеть своих родных сестер, братьев и многочисленных родичей, которые годами виделись друг с другом, гостили друг у друга. Жажду разговора на родном осетинском языке она утоляет по своему, зазывает своих домашних животных и ласкает по-осетински .
Сестры и братья и в дни войны и после продолжают ей звонить. Но плохая связь, расстояние, ограничение во времени и комок в горле мешают Нюре пообщаться вдоволь.
Уже второе лето для Нюры оборачивается личной трагедией. После августовских событий прошлого года она фактически потеряла возможность увидеть близких родственников. Спустя год у нее умирает сын. Смерть племяника заставила сестер Нюры пойти на риск; они прошли пару десятков километров пешком по безлюдным тропинкам и окольными путями добрались до сестры, чтобы вместе с ней разделить материнское горе и на осетинском языке оплакать племянника-грузина.
На войне теряют и находят
После августовских событий прошлого года рядом с Нюрой поселился с семьей ее родной племянник-грузин, беженец из цхинвальского района, с исконно грузинской фамилией и осетинским именем. Алан называет тетю-осетинку по-грузински-мамида, что в переводе значит папина сестра.
В пятьдесят лет потеряв свой дом и оставшись без крова Алан сознательно выбрал место для нового дома рядом с домом тети-осетинки.
Мама Алана, грузинка-бабушка Кето тоже находит утешение в общении с Нюрой. Кето говорит, что случившиеся события не имеют к Нюре никакого отношения, ведь “она своя,” она лучше всех знает, как они жили все вместе, как выглядел их дом, сад и двор, где они вместе проводили время, разделяя горечь и радость. Этот двор сейчас или пустует, или же его обживает другой человек. Несмотря на то, что в восемьдесять лет бабушке Кето приходится обживаться заново, и она и ее внуки сейчас зависимы от гуманитарной помощи, Кето и слова плохого не скажет об осетинах и русских.
«Я не чувствую ни на минуту, что она осетинка, а я грузинка. Oни так меня любили, моя свекровь обидчивая женчина была и отец Нюры с остальными сестрами мою свекровь все время ругали: не обежай невестку-грузинку, нашу Кето. Даже сейчас, после того, как мы ушли, во мне не поселилась ненависть к осетинам. А как по другому? Зять у меня осетин, невестка-русская. Как я могу проклинать или русских или осетин. Пусть до утра мне не дожить, если я обделю свою русскую невестку!»
Невестка Оля тихо сидит рядом и слушает свекровь. Двадцать пять лет назад простая русская девушка из Ярославля даже не знала о существовании грузинской деревни, тогда еще в южно-осетинской автономной области в составе грузинской советской социалистической республики. Любовь её забросила на юг Кавказа и через почти четверть века тёплый климат обернулся для нее горячей точкой. Оля знает, как выглядит сейчас их спаленный дом; родственники и друзья-осетины на днях прислали фотографии.
Три женщины, дети разных народов, оказавшиеся под одним кавказким хребтом, потеряли свои дома, но не потеряли внутренную целостность. Заботясь друг о друге, они обретают силы. Они-одна большая семья-нашли свой мир не подвластный политике. Они, простые люди, нашли свою мудрость в непростой жизни на вспыльчевом Кавказе.
Осетинка с русским именем Нюра, мать двоих грузин, уже не может видеть своих родных сестер, братьев и многочисленных родичей, которые годами виделись друг с другом, гостили друг у друга. Жажду разговора на родном осетинском языке она утоляет по своему, зазывает своих домашних животных и ласкает по-осетински .
Сестры и братья и в дни войны и после продолжают ей звонить. Но плохая связь, расстояние, ограничение во времени и комок в горле мешают Нюре пообщаться вдоволь.
Уже второе лето для Нюры оборачивается личной трагедией. После августовских событий прошлого года она фактически потеряла возможность увидеть близких родственников. Спустя год у нее умирает сын. Смерть племяника заставила сестер Нюры пойти на риск; они прошли пару десятков километров пешком по безлюдным тропинкам и окольными путями добрались до сестры, чтобы вместе с ней разделить материнское горе и на осетинском языке оплакать племянника-грузина.
На войне теряют и находят
После августовских событий прошлого года рядом с Нюрой поселился с семьей ее родной племянник-грузин, беженец из цхинвальского района, с исконно грузинской фамилией и осетинским именем. Алан называет тетю-осетинку по-грузински-мамида, что в переводе значит папина сестра.
В пятьдесят лет потеряв свой дом и оставшись без крова Алан сознательно выбрал место для нового дома рядом с домом тети-осетинки.
Мама Алана, грузинка-бабушка Кето тоже находит утешение в общении с Нюрой. Кето говорит, что случившиеся события не имеют к Нюре никакого отношения, ведь “она своя,” она лучше всех знает, как они жили все вместе, как выглядел их дом, сад и двор, где они вместе проводили время, разделяя горечь и радость. Этот двор сейчас или пустует, или же его обживает другой человек. Несмотря на то, что в восемьдесять лет бабушке Кето приходится обживаться заново, и она и ее внуки сейчас зависимы от гуманитарной помощи, Кето и слова плохого не скажет об осетинах и русских.
«Я не чувствую ни на минуту, что она осетинка, а я грузинка. Oни так меня любили, моя свекровь обидчивая женчина была и отец Нюры с остальными сестрами мою свекровь все время ругали: не обежай невестку-грузинку, нашу Кето. Даже сейчас, после того, как мы ушли, во мне не поселилась ненависть к осетинам. А как по другому? Зять у меня осетин, невестка-русская. Как я могу проклинать или русских или осетин. Пусть до утра мне не дожить, если я обделю свою русскую невестку!»
Невестка Оля тихо сидит рядом и слушает свекровь. Двадцать пять лет назад простая русская девушка из Ярославля даже не знала о существовании грузинской деревни, тогда еще в южно-осетинской автономной области в составе грузинской советской социалистической республики. Любовь её забросила на юг Кавказа и через почти четверть века тёплый климат обернулся для нее горячей точкой. Оля знает, как выглядит сейчас их спаленный дом; родственники и друзья-осетины на днях прислали фотографии.
Три женщины, дети разных народов, оказавшиеся под одним кавказким хребтом, потеряли свои дома, но не потеряли внутренную целостность. Заботясь друг о друге, они обретают силы. Они-одна большая семья-нашли свой мир не подвластный политике. Они, простые люди, нашли свою мудрость в непростой жизни на вспыльчевом Кавказе.
