ВЗГЛЯД ИЗ ВАШИНГТОНА -- Провокации по определению должны кого-то провоцировать. Очень часто ответ на провокации может быть и худшим выбором, ведь авторы провокационных действий только этого и ждут, а значит и часто выигрывают. А те, против кого такие ходы используются, терпят незаслуженное поражение. Чаще всего соблазн попасть в ловушку, расставленную инициаторами провокаций, так велик, что большинство не не в состоянии ему сопротивляться.
Мало кто в Грузии – да и за за ее пределами - сомневается, что недавние заявления ФСБ России о том, что Тбилиси проводит тренинги и предоставляет другие виды поддержки исламистам или националистическим милитаристам на Северном Кавказе, являются абсурдными провокациями. Но еще меньше людей в грузинской столице, кажется, понимают, как важна именно их реакция на эти провокации, а не только отклики или отсутствие таковых со стороны международного сообщества.
Будучи явно уверен в том, что его экстравагантные эскапады, изобилующие гиперболами, позитивно воспринимаются как дома, так и за рубежом, грузинский президент Михаил Саакашвили более, чем многие другие государственные лидеры позволял вовлечь себя в провокационный обмен ударами. Он, несомненно, верит, что за пределами страны его ответные реплики обратят на себя внимание международного сообщества и в результате Грузия получит больше поддержки. На родине же он сознательно просчитывает, что негативная реакция на действия России заставит замолчать оппонентов, а значит, укрепит его власть.
В обоих случаях он прав лишь наполовину. Реакции президента Саакашвили на обвинения России и вправду часто привлекают больше внимания, чем сами заявления России. Однако Саакашвили, кажется, не совсем понимает, что как раз на такие заявления российская сторона и надеется.
В Москве уверены, что если Саакашвили будет реагировать в том же ключе, он может в будущем оказатся в глазах Запада маленьким мальчиком, который кричал “Волк” слишком часто. Когда волк наконец-то появился, мальчику никто не поверил.
Очевидно, что преувеличение российских угроз помогает Саакашвили контролировать оппозицию; мало кто из опозиционных деятелей готов подставить себя под сокрушительную критику со стороны Саакашвили и его сторонников. Но хотя такая тактика по большей части и работает, у нее есть два отрицательных эффекта. С одной стороны, она подрывает истинное единство между грузинами, к которому президент Саакашвили стремится. С другой стороны, консервируя политическую дискуссию в обществе, такая тактика подрывает и грузинскую политическую систему.
Это не значит, что грузины, включая президента, лидеров оппозиции и обычных людей, должны игнорировать обвинения из Москвы. Наоборот, им необходимо понять важность методологии, то, как они будут это делать. Если часть грузинского общества станет реагировать на грани психоза, а другая попросту молчать, грузины попадут - хотят они это понять или нет - в ловушку ФСБ. Если грузины признают, что провокации России можно повернуть против самой же Москвы, Грузия и дело грузинской демократии только выиграет.
Как же должны реагировать грузины? Во-первых, они не должны помогать России в распространении лжи о Грузии. Это означает, что не стоит эмоционально откликаться каждый раз, когда русские что-нибудь скажут. Грузинские лидеры могут использовать речевые формулы по типу “Москва пополнила длинный список лжи о нашей стране” и все, больше никаких комментариев. В этом случае ФСБ окажется в несомненном проигрыше, и, по всей вероятности, многим грузинам такой поворот событий не будет так уж неприятен.
Во-вторых, представители грузинской оппозиции не должны бояться публично квалифиуировать российские обвинения как абсурдные, а также указывать на чрезмерность реакции грузинского правительства. Если оппозиционеры боятся это сделать, они не служат ни собственным интересам, ни интересам Грузии; они защищают интересы тех людей в Тбилиси, кто не хочет демократии, и тех людей в России, кто не хочет независимости Грузии.
В-третьих, учитывая стремительный рост числа российских нападок, Грузия выиграла бы, инициировав создание международной комиссии, которая дала бы оценку подобным обвинениям. Такая комиссия сумела бы вывести вопрос из плоскости “он сказал-она сказала”, в которой Грузия оказалась после августовской войны 2008 года. Работа такой коммиссии также может укрепить грузинское общество, предоставив всем политическим силам возможность выступить в качестве решительных представителей демократического государства.
Очевидно, искушение обвинить своих критиков в поддержке внешних сил в правительственных кругах будет существовать всегда, особенно в стране с такой историей и местоположением, как Грузия. Но с этим соблазном надо бороться. Критикуя оппозицию за то, что она якобы выступает на стороне России, власть остается без естественного союзника в отражении атак из Кремля. В этой ситуации грузины, несмотря на свою уверенность в обратном, будут играть на руку Москве.
Мало кто в Грузии – да и за за ее пределами - сомневается, что недавние заявления ФСБ России о том, что Тбилиси проводит тренинги и предоставляет другие виды поддержки исламистам или националистическим милитаристам на Северном Кавказе, являются абсурдными провокациями. Но еще меньше людей в грузинской столице, кажется, понимают, как важна именно их реакция на эти провокации, а не только отклики или отсутствие таковых со стороны международного сообщества.
Будучи явно уверен в том, что его экстравагантные эскапады, изобилующие гиперболами, позитивно воспринимаются как дома, так и за рубежом, грузинский президент Михаил Саакашвили более, чем многие другие государственные лидеры позволял вовлечь себя в провокационный обмен ударами. Он, несомненно, верит, что за пределами страны его ответные реплики обратят на себя внимание международного сообщества и в результате Грузия получит больше поддержки. На родине же он сознательно просчитывает, что негативная реакция на действия России заставит замолчать оппонентов, а значит, укрепит его власть.
В обоих случаях он прав лишь наполовину. Реакции президента Саакашвили на обвинения России и вправду часто привлекают больше внимания, чем сами заявления России. Однако Саакашвили, кажется, не совсем понимает, что как раз на такие заявления российская сторона и надеется.
В Москве уверены, что если Саакашвили будет реагировать в том же ключе, он может в будущем оказатся в глазах Запада маленьким мальчиком, который кричал “Волк” слишком часто. Когда волк наконец-то появился, мальчику никто не поверил.
Очевидно, что преувеличение российских угроз помогает Саакашвили контролировать оппозицию; мало кто из опозиционных деятелей готов подставить себя под сокрушительную критику со стороны Саакашвили и его сторонников. Но хотя такая тактика по большей части и работает, у нее есть два отрицательных эффекта. С одной стороны, она подрывает истинное единство между грузинами, к которому президент Саакашвили стремится. С другой стороны, консервируя политическую дискуссию в обществе, такая тактика подрывает и грузинскую политическую систему.
Это не значит, что грузины, включая президента, лидеров оппозиции и обычных людей, должны игнорировать обвинения из Москвы. Наоборот, им необходимо понять важность методологии, то, как они будут это делать. Если часть грузинского общества станет реагировать на грани психоза, а другая попросту молчать, грузины попадут - хотят они это понять или нет - в ловушку ФСБ. Если грузины признают, что провокации России можно повернуть против самой же Москвы, Грузия и дело грузинской демократии только выиграет.
Как же должны реагировать грузины? Во-первых, они не должны помогать России в распространении лжи о Грузии. Это означает, что не стоит эмоционально откликаться каждый раз, когда русские что-нибудь скажут. Грузинские лидеры могут использовать речевые формулы по типу “Москва пополнила длинный список лжи о нашей стране” и все, больше никаких комментариев. В этом случае ФСБ окажется в несомненном проигрыше, и, по всей вероятности, многим грузинам такой поворот событий не будет так уж неприятен.
Во-вторых, представители грузинской оппозиции не должны бояться публично квалифиуировать российские обвинения как абсурдные, а также указывать на чрезмерность реакции грузинского правительства. Если оппозиционеры боятся это сделать, они не служат ни собственным интересам, ни интересам Грузии; они защищают интересы тех людей в Тбилиси, кто не хочет демократии, и тех людей в России, кто не хочет независимости Грузии.
В-третьих, учитывая стремительный рост числа российских нападок, Грузия выиграла бы, инициировав создание международной комиссии, которая дала бы оценку подобным обвинениям. Такая комиссия сумела бы вывести вопрос из плоскости “он сказал-она сказала”, в которой Грузия оказалась после августовской войны 2008 года. Работа такой коммиссии также может укрепить грузинское общество, предоставив всем политическим силам возможность выступить в качестве решительных представителей демократического государства.
Очевидно, искушение обвинить своих критиков в поддержке внешних сил в правительственных кругах будет существовать всегда, особенно в стране с такой историей и местоположением, как Грузия. Но с этим соблазном надо бороться. Критикуя оппозицию за то, что она якобы выступает на стороне России, власть остается без естественного союзника в отражении атак из Кремля. В этой ситуации грузины, несмотря на свою уверенность в обратном, будут играть на руку Москве.
