ЦХИНВАЛИ--На днях, прогуливаясь по югоосетинской столице, наш корреспондент Мурат Гукемухов увидел довольно необычный дом. Он заинтересовался его историей и поговорил с нынешними жителями этого дома.
Цхинвал. Старый трехэтажный дом по адресу ул.Тельмана, 18 - в ста метрах от развалин синагоги - с почти траурной надписью: «Памятник архитектуры – сносу не подлежит».
Черты некогда богатого дома в грузинском стиле угадываются не сразу. Почерневшие от плесени, треснувшие кирпичные стены, из которых, как ребра пса-доходяги, торчат деревянные стропила и опоры балконов. Ветхий дом чем-то напоминает прибежище нечистой силы из голливудских фильмов-сказок.
Говорят, до революции здесь жил аптекарь по фамилии Квиникадзе. С приходом советской власти дом конфисковали и отдали под квартиры. Что сталось с аптекарем, неизвестно. Одни говорят, сбежал, другие – будто дожил в Цхинвале аж до сталинских репрессий.
Новые жильцы в борьбе за квадратные метры жилплощади оббили некогда резные дубовые балконы досками. Теперь они совсем трухлявые и угрожающе нависают над головой. Дом умирает, как умирают старые кварталы Цхинвала.
Неожиданно дом окликает нас старческим женским голосом. Двух бабушек на ступеньках дома замечаем не сразу – настолько их лица и обноски слились с почерневшим деревом и старыми стенами. 65-летняя Светлана Наниева, почтальон на пенсии опытным глазом распознала в нас журналистов и сразу же повела в свое убогое жилище.
Прогнившие полы, облезлые стены, запах плесени растворяет дымок из печки-буржуйки. У печи сложены доски, собранные тут же, на развалинах дома.
В доме нет ни воды, ни газа, воду носят из крана неподалеку. Недавно ветром сорвало остатки кровли.
Светлана говорит, что до войны жила по соседству. Ее дом разбомбили. Власти обещали построить новое жилье, а до тех пор она нашла здесь временное прибежище.
Ее новый дом на двух хозяев еще год назад был почти готов – осталась только внутренняя отделка, но строительство домов в республике остановилось. Зимовать пришлось здесь. Бабушка жалуется на здоровье и боится, что эту зиму в своем прибежище она уже не переживет.
«Никого у меня здесь нет. Сынок умер. Еще две сестры и один брат умерли. Потом дом сгорел. В чужом доме нахожусь третий год. Вот так мучаюсь. Обещают, будет дом. Но когда что сделают... Уже не могу терпеть. Никаких удобств здесь нет. Как на улице, так течет и в доме. Никто не помогает».
Ее соседке Елене Давидовне 74 года. В этом прибежище эльфов она живет уже 22 года. В последние годы вместе с двумя осиротевшими внуками-школьниками. Их доход – ее пенсия в 3700 рублей. Старушка просила у властей прибавки, но ей не положено. Следующее повышение пенсни только после 80 лет, до которых, уверена Елена Давидовна, она не доживет. Старушка показывает в сторону фундамента, строящегося по соседству многоэтажного дома, в котором ей обещали квартиру.
Никаких гарантий благоустройства у Елены Давидовны нет. Ее дом не сгорел в войну, значит, она не пострадавшая.
Вопрос "кого же следует считать пострадавшим?" вызывает в Южной Осетии много споров и возмущения среди местных жителей. В республике много домов, которые пришли в негодность или были разрушены в ходе боевых действий еще до войны 2008 года. Они не попали в число домов, подлежащих восстановлению. Власти признают щекотливость момента и что-то обещают. Но люди понимают, что их перспективы туманны.
Бабушки провожают нас, не скрывая надежды, что мы сумеем им помочь.
«Спасибо, что вы пришли, помогаете бедным людям».
Мы виновато улыбаемся и пытаемся побыстрее уйти прочь - не от них, а от осознания собственной беспомощности.
Цхинвал. Старый трехэтажный дом по адресу ул.Тельмана, 18 - в ста метрах от развалин синагоги - с почти траурной надписью: «Памятник архитектуры – сносу не подлежит».
Черты некогда богатого дома в грузинском стиле угадываются не сразу. Почерневшие от плесени, треснувшие кирпичные стены, из которых, как ребра пса-доходяги, торчат деревянные стропила и опоры балконов. Ветхий дом чем-то напоминает прибежище нечистой силы из голливудских фильмов-сказок.
Говорят, до революции здесь жил аптекарь по фамилии Квиникадзе. С приходом советской власти дом конфисковали и отдали под квартиры. Что сталось с аптекарем, неизвестно. Одни говорят, сбежал, другие – будто дожил в Цхинвале аж до сталинских репрессий.
Новые жильцы в борьбе за квадратные метры жилплощади оббили некогда резные дубовые балконы досками. Теперь они совсем трухлявые и угрожающе нависают над головой. Дом умирает, как умирают старые кварталы Цхинвала.
Неожиданно дом окликает нас старческим женским голосом. Двух бабушек на ступеньках дома замечаем не сразу – настолько их лица и обноски слились с почерневшим деревом и старыми стенами. 65-летняя Светлана Наниева, почтальон на пенсии опытным глазом распознала в нас журналистов и сразу же повела в свое убогое жилище.
Прогнившие полы, облезлые стены, запах плесени растворяет дымок из печки-буржуйки. У печи сложены доски, собранные тут же, на развалинах дома.
В доме нет ни воды, ни газа, воду носят из крана неподалеку. Недавно ветром сорвало остатки кровли.
Светлана говорит, что до войны жила по соседству. Ее дом разбомбили. Власти обещали построить новое жилье, а до тех пор она нашла здесь временное прибежище.
Ее новый дом на двух хозяев еще год назад был почти готов – осталась только внутренняя отделка, но строительство домов в республике остановилось. Зимовать пришлось здесь. Бабушка жалуется на здоровье и боится, что эту зиму в своем прибежище она уже не переживет.
«Никого у меня здесь нет. Сынок умер. Еще две сестры и один брат умерли. Потом дом сгорел. В чужом доме нахожусь третий год. Вот так мучаюсь. Обещают, будет дом. Но когда что сделают... Уже не могу терпеть. Никаких удобств здесь нет. Как на улице, так течет и в доме. Никто не помогает».
Ее соседке Елене Давидовне 74 года. В этом прибежище эльфов она живет уже 22 года. В последние годы вместе с двумя осиротевшими внуками-школьниками. Их доход – ее пенсия в 3700 рублей. Старушка просила у властей прибавки, но ей не положено. Следующее повышение пенсни только после 80 лет, до которых, уверена Елена Давидовна, она не доживет. Старушка показывает в сторону фундамента, строящегося по соседству многоэтажного дома, в котором ей обещали квартиру.
Никаких гарантий благоустройства у Елены Давидовны нет. Ее дом не сгорел в войну, значит, она не пострадавшая.
Вопрос "кого же следует считать пострадавшим?" вызывает в Южной Осетии много споров и возмущения среди местных жителей. В республике много домов, которые пришли в негодность или были разрушены в ходе боевых действий еще до войны 2008 года. Они не попали в число домов, подлежащих восстановлению. Власти признают щекотливость момента и что-то обещают. Но люди понимают, что их перспективы туманны.
Бабушки провожают нас, не скрывая надежды, что мы сумеем им помочь.
«Спасибо, что вы пришли, помогаете бедным людям».
Мы виновато улыбаемся и пытаемся побыстрее уйти прочь - не от них, а от осознания собственной беспомощности.
