Убийство любого человека - преступление. Убийство, как показательный акт и последний "весомый" аргумент в споре - и подавно! Но убийство поэта - это и вовсе последняя гнусность. Гнусность, которой не может быть никакого оправдания - ни божьего, ни человеческого! Ашуг, сказитель, поэт на Кавказе - это удивительный источник и отражение самобытных культур горских обществ. То, что порой не могли позволить себе сказать "сильные" мира сего, брали на себя смелость говорить поэты, и это не преувеличение. У поэта - душа ребёнка, говорили наши предки. Последнее дело - убивать детей и поэтов!
Убийство во Владикавказе народного поэта Шамиля Джигкаева - это удар не просто по Осетии, это вызов тому, что принято называть горским этикетом.
Я никогда не был восторженным сторонником ни его поэтического стиля, ни его порой нонконформистских взглядов и высказываний. Но они у него были. И стиль, и взгляды!
Шамиль был чрезвычайно сложным человеком. Настолько, насколько сложным может быть поэт и учёный. Я хорошо знал и его, и его семью. Я не раз становился очевидцем того, как он, в свойственной ему экспрессивной манере, мог рассыпаться в похвалах европейской культурной модели и, наряду с этим, с пеной у рта защищать ценности советского мировоззрения. Он одномоментно мог громить поэтический язык Расула Гамзатова и через минуту говорить о божественности строк Гамзата Цадаса. И первое, и второе было искренним и профессиональным взглядом на вещи. Непрофессионализм был для него абсолютно неприемлем. Но наивно полагать, что научно-публицистические экскурсы Шамиля Джигкаева в историю литературы могли стать причиной его смерти. Его гневное стихотворение, опубликованное в 2009 году в журнале "Мах дуг", адресовалось людям без морали и чести. А совесть и честь, по счастью, не находятся в прямой зависимости от религиозной принадлежности. Но на повестку дня был ныне срочно выброшен тезис об антиисламской направленности его строк. Дело дошло до судебных разбирательств. И вот, теперь это странное, жестокое убийство.
Республику словно оглушило. Причём так, что создалось ощущение отсутствия события. Кроме гневных призывов главы республики "найти и обезвредить", своды осетинских масс-медиа не огласились никакой внятной реакцией на эту пощёчину всему народу. Вползшая во все щели осетинского общественного самосознания лукавая политкорректность наглухо зацементировала рты и прочие отверстия. Но критическая масса слухов и домыслов о ритуальном характере убийства осетинского общественника возрастает прямо пропорционально отсутствию внятной и открытой полемики. Власть опять не хочет понимать, что фигура умолчания никогда не приносила пользы кавказскому общественному самосознанию, тем более, в подобных ситуациях. Это бумеранг, могущий вернуться через десятилетия.
Я не знаю, какую точку поставит в этом деле следствие, на какой почве совершено убийство: бытовой, криминальной, национальной, религиозной… Одно я знаю точно: все произошло не случайно ещё и потому, что теперь многое стало можно. После чеченской катастрофы и бесланской трагедии стало можно почти всё! Мрази можно убить поэта, учёного и просто пожилого человека всего лишь на основании несогласия с его мнением. Уже и не важно, был ли в этом религиозный подтекст, потому что мразям теперь можно всё, независимо от того, какому Богу они молятся. И никакой Бог уже их не остановит, потому что духовные наставники уже не справляются с неуправляемой массой "униженных, оскорблённых и несостоявшихся" упырей, "прильнувших" к истокам веры и ей же прикрывающейся. Это в равной степени относиться ко всем религиозным конфессиям. Духовным отцам в самое время озадачиться вопросом - не становится ли вера, подобно избыточному патриотизму, очередным прибежищем разного рода неудачников и подлецов?
По всей видимости, борьба за Осетию, не вовлечённую в этно-групповые и этно-конфессиональные игры, вступила в очередную стадию. Хотелось бы надеяться, что мусульманская умма и епархия не останутся в стороне от этого вполне неоднозначного события, отделавшись общей риторикой о чистоте веры и помыслов!
Убийство во Владикавказе народного поэта Шамиля Джигкаева - это удар не просто по Осетии, это вызов тому, что принято называть горским этикетом.
Я никогда не был восторженным сторонником ни его поэтического стиля, ни его порой нонконформистских взглядов и высказываний. Но они у него были. И стиль, и взгляды!
Шамиль был чрезвычайно сложным человеком. Настолько, насколько сложным может быть поэт и учёный. Я хорошо знал и его, и его семью. Я не раз становился очевидцем того, как он, в свойственной ему экспрессивной манере, мог рассыпаться в похвалах европейской культурной модели и, наряду с этим, с пеной у рта защищать ценности советского мировоззрения. Он одномоментно мог громить поэтический язык Расула Гамзатова и через минуту говорить о божественности строк Гамзата Цадаса. И первое, и второе было искренним и профессиональным взглядом на вещи. Непрофессионализм был для него абсолютно неприемлем. Но наивно полагать, что научно-публицистические экскурсы Шамиля Джигкаева в историю литературы могли стать причиной его смерти. Его гневное стихотворение, опубликованное в 2009 году в журнале "Мах дуг", адресовалось людям без морали и чести. А совесть и честь, по счастью, не находятся в прямой зависимости от религиозной принадлежности. Но на повестку дня был ныне срочно выброшен тезис об антиисламской направленности его строк. Дело дошло до судебных разбирательств. И вот, теперь это странное, жестокое убийство.
Республику словно оглушило. Причём так, что создалось ощущение отсутствия события. Кроме гневных призывов главы республики "найти и обезвредить", своды осетинских масс-медиа не огласились никакой внятной реакцией на эту пощёчину всему народу. Вползшая во все щели осетинского общественного самосознания лукавая политкорректность наглухо зацементировала рты и прочие отверстия. Но критическая масса слухов и домыслов о ритуальном характере убийства осетинского общественника возрастает прямо пропорционально отсутствию внятной и открытой полемики. Власть опять не хочет понимать, что фигура умолчания никогда не приносила пользы кавказскому общественному самосознанию, тем более, в подобных ситуациях. Это бумеранг, могущий вернуться через десятилетия.
Я не знаю, какую точку поставит в этом деле следствие, на какой почве совершено убийство: бытовой, криминальной, национальной, религиозной… Одно я знаю точно: все произошло не случайно ещё и потому, что теперь многое стало можно. После чеченской катастрофы и бесланской трагедии стало можно почти всё! Мрази можно убить поэта, учёного и просто пожилого человека всего лишь на основании несогласия с его мнением. Уже и не важно, был ли в этом религиозный подтекст, потому что мразям теперь можно всё, независимо от того, какому Богу они молятся. И никакой Бог уже их не остановит, потому что духовные наставники уже не справляются с неуправляемой массой "униженных, оскорблённых и несостоявшихся" упырей, "прильнувших" к истокам веры и ей же прикрывающейся. Это в равной степени относиться ко всем религиозным конфессиям. Духовным отцам в самое время озадачиться вопросом - не становится ли вера, подобно избыточному патриотизму, очередным прибежищем разного рода неудачников и подлецов?
По всей видимости, борьба за Осетию, не вовлечённую в этно-групповые и этно-конфессиональные игры, вступила в очередную стадию. Хотелось бы надеяться, что мусульманская умма и епархия не останутся в стороне от этого вполне неоднозначного события, отделавшись общей риторикой о чистоте веры и помыслов!