На следующей неделе, 6-7 октября, в «столице международных встреч» Женеве пройдет очередной раунд переговоров по безопасности и стабильности на Кавказе. Напомню, что в этих переговорах, которые были начаты после пятидневной войны в августе 2008 года на Кавказе, участвуют делегации из Грузии, России, Абхазии и Южной Осетии, а также представители ООН, Евросоюза, ОБСЕ и США. Практически все прошедшие шесть лет переговорный процесс топчется на месте, хотя между сторонами уже состоялись 28 встреч.
Да иного и трудно было ожидать, поскольку никаких компромиссных вариантов отношений между Тбилиси и Сухумом-Цхинвалом нет и не просматривается. Ранее, в последние две трети девяностых годов прошлого века и даже в первой половине нулевых нынешнего, между грузинской и абхазской сторонами при посредничестве Запада и России осуществлялись довольно активные контакты, обсуждались различные проекты будущих отношений. Ситуация в регионе тогда еще не устоялась плюс многие питали иллюзии, что тут достижим какой-то взаимоприемлемый, компромиссный вариант. В общем, у переговорщиков тогда еще было пространство для маневра.
В конце 90-х в результате бурной челночной дипломатии Бориса Березовского даже чуть не состоялось подписание договора о создании некоего «единого государства», но в последний момент Тбилиси отказался от него: там, как и раньше, победила логика недалеких – «все или ничего». Причем вовсе не хочу сказать, что если бы этого не произошло, абхазская сторона подписала бы договор, означавший, так или иначе, «возвращение в лоно Грузии». (Хорошо помню назревавшее напряжение в абхазском обществе и глухое сопротивление этой возможной «сдаче завоеванных позиций».) Мне кажется, что развязку той ситуации можно назвать победой абхазской дипломатии над грузинской благодаря усилиям последней: Сухум, по сути, добился своего, но при этом Москве было не в чем его упрекнуть.
Ситуацию, которая в последние годы возникла в грузино-абхазском конфликте (как и в грузино-югоосетинском), можно уподобить ситуации клинча в боксерском поединке. На встречах в Женеве, которые остаются единственной переговорной площадкой в этих конфликтах, раз за разом не удается договориться даже о повестке дня. Сухум и Цхинвал настаивают на подписании договоров с Тбилиси о неприменении силы, последний же заявляет, что они «не являются самостоятельными сторонами конфликта», и настаивает на том, что подписание такого соглашения возможно только с Россией. Москва в свою очередь отказывается сделать это – не признавая себя стороной конфликта…
В то же время абхазская делегация требует исключить из повестки дня обсуждение вопроса возвращения грузинских беженцев, на котором настаивает грузинская сторона. Об этом еще раз заявил 18 сентября и.о. министра иностранных дел Абхазии Вячеслав Чирикба. Появившаяся вскоре после этого статья журналиста Нестан Чарквиани так и называется: «Сухуми не хочет обсуждать вопрос возвращения грузинских беженцев».
Звучит, можно сказать, обличительно. Ведь препятствовать людям в возвращении в их дома, в места, где они родились и выросли, представляется чем-то однозначно негуманным, противоречащим элементарным правам человека. А тем более даже отказываться разговаривать на эту тему… Словом, форменное безобразие. Что ж, давайте поговорим.
Как известно, отвечать вопросом на вопрос считается не совсем этичным. Но в данном случае именно это, на мой взгляд, будет наиболее уместным и проясняющим ситуацию. Скажите на милость, много ли из 250 тысяч сербов, покинувших в августе 1995 года под натиском хорватских войск существовавшую тогда на востоке Хорватии Республику Сербскую Краину, вернулись в свои дома? (А ведь к моменту распада Югославии их на территории этой просуществовавшей несколько лет республики проживало больше половины населения и почти в два раза больше, чем хорватов.) А много ли тех же сербов вернулось в свои дома в Косово после того, как в количестве 200 тысяч покинули в 1999 году это сегодня частично признанное государство? Я уже не говорю, скажем, о трех миллионах судетских немцев, выселенных в 1945-м из Чехословакии…
Собственно, этот список риторических вопросов можно продолжать и продолжать. Мы – отнюдь не первые стороны конфликта в регионе с этнической чересполосицей. Такие конфликты испокон веку приводили к изменениям этнодемографической ситуации в странах и регионах. И, кстати, если сравнивать процессы возвращения беженцев, то нигде, по сравнению с приведенными случаями, их не вернулось столько, сколько в Абхазию – большинство населения Гальского района в старых границах, почти пятьдесят тысяч по официальным данным.
Спросите у поборников демократии и справедливости в ОБСЕ, НАТО и т.д., почему они не поддерживают идею скорейшего и «достойного» возвращения в места прежнего проживания жертв этноконфликтов на Балканах, не бьют в набат по этому поводу – и они, думаю, очень доходчиво и убедительно объяснят, что подобное массовое возвращение привело бы к реанимации старых конфликтов, к новой крови, что нельзя тушить тлеющие угли бензином и пр. То есть там статус-кво их устраивает.
Что касается женевских встреч, то в абхазском обществе время от времени заходит разговор об их бесполезности, но пока побеждает точка зрения, что эту переговорную площадку все же надо сохранить. Именно в силу того, что она единственная.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
