Лет тридцать назад, в разгар горбачевской перестройки, на нынешнем постсоветском пространстве получило широкое распространение понятие «общечеловеческие ценности». Это словосочетание часто употреблялось в качестве альтернативы тому баррикадному мышлению, в следовании которому воспитывались ранее поколения советских людей. Этим поколениям в голову сызмальства вдалбливалось: «они» («тлетворный Запад») и «мы» («строители светлого будущего», «для нас, по В. И. Ленину, нравственно лишь все то, что служит интересам пролетариата и построению коммунизма, и безнравственно то, что им мешает» и тому подобное. Когда же вера в упомянутое построение рухнула (ибо практика – критерий истины), миллионам людей открылась вдруг вся узколобость этого миросозерцания. Параллельно, говорят, и в далекой Америке некоторые граждане с удивлением открывали для себя, что в России, оказывается, в семьях тоже любят своих детей, заботятся о них…
Но вот прошли годы, и один российский телеведущий как-то несколько раз употребил в своем выступлении ироническое слово «общечеловеки». Меня оно поначалу покоробило, но потом стал то и дело замечать в позиции некоторых черточки, которые и впрямь вызывали ту самую иронию. А именно – толерантность «без берегов», поддержка интересов других сообществ в ущерб реальным и законным (подчеркиваю эти слова) интересам своего сообщества…
Вот весьма распространенная тема обсуждения последних двух с половиной лет для нонконформистов в России – протесты против «аннексии Крыма». Как непобиваемые аргументы ими выкладывается следующее: референдум на полуострове в марте 2014 года был незаконен, поскольку таковой по украинскому законодательству можно было проводить только с согласия киевских властей (то есть никогда), этот референдум не признан мировым сообществом (а в 1975 году, согласно Хельсинкскому соглашению, мировое сообщество единодушно поддерживало территориальную целостность СССР и Югославии, и что?). Не буду спорить с тем, что Кремль воспользовался ситуацией, в частности, недальновидностью, мягко говоря, лидеров Евромайдана, после своей победы бросившихся на радостях отменять статус русского языка как регионального – и дождался тогда очень удобного момента для «исправления последствия самодурства Хрущева». А вы, «нонконформисты», считаете, что передача Никитой Сергеевичем в 1954-м Крыма из РСФСР в состав Украины была решением мудрым и, в отличие от референдума-2014, справедливым? И если так, то почему? Кстати говоря, украинцы за 60 лет нахождения Крыма в составе сперва УССР, а потом независимой Украины очень слабо использовали это время для изменения там этнодемографической ситуации в свою пользу: по переписи 1959 года их было 22 процента среди крымчан – в три раза меньше, чем русских, а в 2014 году – 15 процентов (сказалось возвращение части депортированных в 1944-м крымских татар) – даже в четыре раза меньше, чем русских.
Неистовство, с которым люди, отстаивая выгодное для своего сообщества и игнорируя при этом «неудобные факты», скатываются в ненависть ко всем прочим, всегда отталкивает. Но еще больше, бывает, отталкивает неистовство, с которым некоторые другие в силу определенных обстоятельств скатываются в огульную ненависть к «своим». Я долго крутил-вертел в уме следующую фразу из текста небезызвестного профессора тбилисского госуниверситета Илии Олега Панфилова: «Невероятно красивый, но безнадежно одинокий Карабах, где всегда жили рядом армяне и азербайджанцы, но кому-то в Кремле показалось, что чужое счастье – им во вред». Речь, надо понимать, идет о конце 80-х годов прошлого века, когда в Нагорном Карабахе резко обострились межнациональные отношения. Представляю всю меру ненависти Панфилова к понятию «Кремль», независимо от того, кто в нем в тот или иной отрезок времени находится, на которой многие построили свои творческие карьеры, но все равно без компонента, который называется «глупость», тут, по-моему, невозможно было обойтись. То есть надо так понимать, что, по Панфилову, сидели в 1988 году члены политбюро ЦК КПСС и рассуждали: слишком что-то все спокойно и благополучно-скучно в Стране Советов, не замутить ли нам что-нибудь в НКАО, где армяне десятилетиями очень рады были подчиняться Баку, чтоб хоть какие-то проблемы в стране возникли? Прикольно, да?
Впрочем, все эти люди, которых можно назвать «ультрапатриотами наоборот», составляют, конечно, мизерное число в любой стране, в любом обществе. В том числе и в России. А вот масса тех, кого сейчас в российском обществе охватил ура-патриотический угар, вызывает у меня, честно говоря, тревогу. Да, похоже, маятник качнулся назад. Наблюдения мои строятся на впечатлениях как от этих бесконечных политических ток-шоу на федеральных телеканалах, так и на текстах, ежедневно приходящих мне на электронную почту с московских сайтов «Патриот России и Советского Союза», «СССР – империя добра», «Вовкин» и других. Не скажу, что я их все читаю, но иногда из любопытства просматриваю. Вот вчера, например, прочел текст «Почему СССР после войны не стал присоединять Иран и Турцию». Разумеется, в комментариях в основном звучали искренние сожаление и досада.
Альтернативные мнения на форумах публикаций этих сайтов звучат в пропорции примерно 1 к 50 и заглушаются хором людей, которые дружно называют либералов либерастами и мышление большинства которых сводится к двум кличам: «Наших бьют!» и «Ура, наши бьют!» Справедливости ради надо сказать, что немалый вклад в активизацию этого примитивного мышления внесли события последних лет на Украине, последствия того же Майдана. Ведь ожесточение одних (а украинская русофобия давно уже зашкаливает) порождает ответное ожесточение, с которым органично соединились переходившие из поколения в поколение антизападные настроения. А последние, в свою очередь, естественно, подпитываются антироссийскими настроениями в странах западной коалиции.
Очень часто, читая комментарии на упомянутых сайтах, вспоминал строки из «Оды дуракам» Фазиля Искандера: «Дурак – он разный. Он лиричен, Он бьет себя публично в грудь. Почти всегда патриотичен, Но перехлестывает чуть». И думал: ну, вот тут слово «чуть» вряд ли подойдет. Ибо это зачастую бывал настоящий «девятый вал» перехлестов – базирующихся на национальном самовосхвалении, шапкозакидательстве, извлеченных из нафталина советских агитках, просто дурости. Дело доходило до поддержки российских футбольных хулиганов на чемпионате Европы этим летом во Франции: знай, мол, наших; читать многие посты было мерзко… Надо ли говорить, что если кто-то из авторов текстов пытался задеть тень Сталина и подвергнуть сомнению его величие, то на него набрасывались, как пираньи.
И вот недавно в ряд с другими кумирами подобных угарных патриотов встала фигура Ивана Грозного. Открытие 14 октября в Орле первого в российской истории памятника ему (и уже нашлись последователи, решившие сделать то же в других городах) вызвало в Россию активную общественную дискуссию. Скажем, кинорежиссер Павел Лунгин, снявший семь лет назад фильм «Царь» – об этом, как еще недавно почти однозначно считалось, злодее на царском троне, заметил в своем выступлении: все нынешние восторженные поклонники Грозного, наверное, представляют себе, что, родись они в его эпоху, были бы среди его соратников, например, опричников, хотя больше вероятности, что оказались бы среди его жертв; но они об этом явно не задумываются. Среди комментариев преобладали не просто возражения, а возражения-оскорбления, из них «шепелявый дегенерат» было далеко не самым сильным (у ультрапатриотов оскорбление – самый распространенный «аргумент»).
Конечно, о любой исторической фигуре можно спорить. И когда это делают историки, особенно без всякой привязки к сегодняшней политизации, это вполне нормально. Но очень часто спорят отнюдь не историки, а о том, что они скажут, если это достаточно известные в обществе люди, уже заранее легко предположить, памятуя их предыдущие высказывания по всему спектру современной политики. И порой не по себе становится: неужто эти люди что угодно, любые зверства готовы простить правителю за то, что тот умел держать подданных в ежовых рукавицах и расширял территорию своих владений? Адвокаты Грозного любят выдвигать такие доводы: в Западной Европе в XVI веке было не меньше казней и пыток, такие были времена; о многих «компроматах» на него нет указаний в русских источниках, и наверняка его «оболгали» иностранцы, находившиеся в России, а династии Романовых было выгодно поддерживать о нем плохую молву, чтобы выгоднее смотреться на его фоне. Но, во-первых, злодеяния других не могут служить никому оправданием. Во-вторых, какая-нибудь советская газета рассказала в 1963 году о выступлении и расстреле рабочих в Новочеркасске? А что касается Романовых, при которых на памятнике «Тысячелетняя Россия» не поместили изображение первого русского царя, то почему же историки при них не писали так ни про отца, ни про деда Ивана IV, ни про иных Рюриковичей, кроме Святополка Окаянного?
По большому счету меня, конечно, волнует не исторический спор о том, каким был живший почти пятьсот лет до нас русский царь, а происходящие сегодня в российском обществе процессы. Такое ощущение, что эта историческая фигура, во многом символическая, еще в 2009-м, когда вышел упомянутый фильм Павла Лунгина, вовсе не пользовалась таким одобрением. И тогда, и еще раньше на телеэкранах мелькали и Александр Проханов, и Сергей Кургинян, но они все же выглядели одинокими экзотическими фигурами, а вот сейчас, похоже, имя таким стало легион. И не раз возникало ощущение, что многие, включая телеведущих ток-шоу, стали побаиваться сказать о Грозном что-то негативное, ибо в воздухе витает, что за такое тут же приклеят ярлык непатриота, а то и национал-предателя. И боюсь, что, проводись сегодня проект 2008 года «Имя Россия», имя Ивана Васильевича вполне могло оказаться в призовой тройке.
Единственное, что в этой ситуации утешает, – надежда, что это все «пена», что нормальных людей, которые заполняют пространство между «общечеловеками» и оголтелыми патриотами, – неизмеримо больше.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
