Несколько дней назад, 23 августа, под вечер, мы с моим приятелем по нашей общей комсомольской юности Борисом Накопия (я тогда был молодым журналистом, он – комсомольским функционером) сидели на садовой скамейке, стоящей вплотную к парапету набережной у знаменитой сухумской кофейни под открытым небом «Брехаловка», и под диктофонную запись вспоминали о былом. Разговор наш шел под негромкий шум накатывающих на берег морских волн и голосов сидевших поодаль завсегдатаев кофейни. О чем они там могли рассуждать? Возможно, о грядущих президентских выборах в Абхазии, возможно – о недавнем конфликте из-за попытки соорудить здесь еще один навес от дождя и солнца, встреченной в штыки группой гражданских активистов... А мы с собеседником погрузились в воспоминания о далеких судьбоносных днях, месяцах и годах конца прошлого века, на многие десятилетия вперед предопределивших жизнь наших соотечественников-современников.
Борис вырос в городе Очамчыра в смешанной грузино-абхазской семье (мать была абхазкой). Женился в середине 80-х на девушке из села Лыхны, из старинного абхазского рода. Во время грузино-абхазской войны и после нее они семьей жили в Москве. Порой я встречал его летом в Сухуме, когда он приезжал в отпуск. Не раз сиживали за «рюмкой чая» и вспоминали былое, в частности, то, как в 1991 году около полугода он был самым последним первым секретарем Очамчырского райкома КПСС. И вот несколько месяцев назад Борис Терентьевич вернулся из Москвы на постоянное место жительства в Абхазию, поселился в Сухуме и начал работать в представительстве Россотрудничества в республике.
Он давно дал мне согласие поделиться своими воспоминаниями для аудитории «Эха Кавказа», а я решил приурочить нашу беседу именно к этой дате – 23 августа, когда 28 лет назад, в 1991 году, после поражения ГКЧП в СССР была приостановлена деятельность КПСС и наложен арест на ее огромное в масштабах страны имущество. Окончательно эта партия, которая в начале 1989 года насчитывала в своих рядах 19,5 миллиона человек (гораздо больше населения всего Южного Кавказа), была запрещена в ноябре того же года, но нашему поколению памятно именно августовское «приостановление», которое повлекло за собой реальные изменения в жизни множества людей по отдельности и шестой части земной суши в целом.
Итак, мы сидим с Накопия, и он рассказывает. Сперва – о себе. Родился он 28 мая 1953 года в Очамчыре в семье «простых служащих». Окончив очамчырскую 15-ю железнодорожную среднюю школу, поехал учиться на факультет истории Львовского госуниверситета. По его окончании вернулся в родную Очамчыру, где полтора года работал преподавателем истории и обществоведения 5-й средней школы. Привлек к себе внимание активностью в общественной работе, и его взяли в комсомол: сперва в райком, потом – в обком. Добавлю уже от себя, что в те годы Борис прославился в своем окружении прекрасной игрой на пианино и как неутомимый искатель романтических приключений. В 1985 году ему исполнилось уже 32 года, и он по традиции тех лет перешел (с должности заведующего отделом Абхазского обкома комсомола) на партийную работу. А в 1989 году грянули грузино-абхазские столкновения, унесшие жизни людей, и – опять же по традиции тех лет – было решено поменять многих руководителей партийных комитетов. Так, и Борис Накопия с должности инструктора Абхазского обкома партии отправился снова в Очамчыру – вторым секретарем райкома. Он вспоминает:
«А первым секретарем райкома партии был приглашен работавший до того в Тбилиси Константин Теймуразович Салия. Это был его второй приход к руководству районом. До этого он уже был в 81-82 годах. Вот его, кстати, заменил там Сергей Васильевич Багапш. А тот его – в 89-м. Ну, работали мы уже в сложных условиях общественно-политической обстановки, поскольку события июльские имели большие последствия в плане обострения межнациональных отношений в Абхазии. Приходилось составом бюро райкома партии ездить по селам района, поскольку обстановка была накалена, делились хозяйства, делились предприятия по национальному признаку».
Помню Константина Салия, он был абхаз, причем, как говорит Борис, отец его был очень «традиционный», патриархальный абхаз. Но взгляды Константина Теймуразовича были близки к тем взглядам, которые потом, через несколько лет, воплотились в деятельность Комитета спасения Абхазии и его идейного лидера Лорика Маршания. В 1989 он начал организовывать в районе встречи жителей соседних абхазских и грузинских сел с целью примирения. Но, поскольку в целом в стране продолжали углубляться противоречия, в том числе и национальные, все эти его усилия можно назвать артелью «Напрасный труд». Борис Накопия вспоминает:
«И, казалось бы, это примирение нам удалось. И в 90-91 годах ситуация стала более или менее стабильной. Хотя уже к власти в Грузии пришел Звиад Гамсахурдиа, который победил на выборах в Верховный Совет Грузии в октябре-ноябре 90-го года. Вот помню последний пленум ЦК КП Грузии, на который мы еще выезжали из Абхазии, секретари горкомов и райкомов, и который проводился чуть ли не в подпольных условиях. По ощущениям чувствовалось, что националисты уже брали верх. В отличие от Абхазии, в Грузии были факты, когда у сотрудников райкомов партии отбирались служебные автомобили, заколачивали двери кабинетов работников партийных органов».
Вскоре в Компартии Грузии стал активно обсуждаться вопрос: оставаться ли в составе КПСС или выйти из нее, создать отдельную партию.
«Абхазский обком партии проводил пленум, на котором решался этот вопрос. Ну, большинство высказалось тогда за то, чтобы партийная организация Абхазии оставалась на платформе КПСС. И тогда... кстати, это было после того, кажется, когда Борис Николаевич Ельцин покинул ряды КПСС, то же самое практически сделал наш первый секретарь райкома партии Константин Салия, который вдруг взял слово внеочередное на пленуме, вышел на трибуну и заявил буквально следующее. Если, говорит, принадлежность к Коммунистической партии становится предметом разногласий между грузинским и абхазским народами, то я считаю себя не вправе оставаться в рядах такой Компартии. И под возмущенные возгласы покинул пленум.
– А когда это было?
– Это было в начале марта 91-го года. На следующий день он заходит ко мне в кабинет, отдает свой партбилет, ключи...
– А ты был вторым?
– Я был вторым секретарем. Наверное, в течение трех-четырех дней состоялся пленум Очамчырского райкома партии, в котором приняли участие Хишба, первый секретарь Абхазского рескома партии, Квачахия, заворготделом рескома. И на этом пленуме меня избрали первым секретарем».
Кстати, я присутствовал на том пленуме, освещал его работу, и помню, как все дружно проголосовали за эту кандидатуру как самую приемлемую в тех сложных условиях. Но до путча ГКЧП оставалось всего полгода. Эти три дня в августе, которые буквально потрясли весь мир, обнажили натуру многих. Борис вспомнил телекадры, которые я, честно говоря, не видел, только слышал о них:
«Я запомнил картинку, когда бледный, с трясущимися губами Звиад Гамсахурдиа призывал население к спокойствию».
А вот сразу после ареста в Москве гэкачепистов Гамсахурдиа, по словам Бориса Накопия, «расправил плечи, окинул орлиным взглядом свои владения» и наслал в Абхазию следователей разбираться, кто поддержал ГКЧП. Кстати, люди тогда реагировали на путч по-разному – вне зависимости от национальности и партийности, а очень многие и не успели как-то проявить своего отношения. Помню, что после приостановления деятельности КПСС газета «Советская Абхазия», которая была органом рескома партии, прекратила выход, а на ее базе вскоре были созданы ежедневная «Республика Абхазия» и еженедельник «Панорама Абхазии». А что происходило в Очамчыре?
«Ну, сдавали материалы в архив, имущество, здание – все это перешло в распоряжение райсовета депутатов».
После начала грузино-абхазской войны, в августе 1992 года, Борису Терентьевичу, который работал тогда в Совмине Абхазии, удалось выбраться из Сухума в Москву, куда уже выехали его жена и двое маленьких детей. Там он продолжил учебу в Академии общественных наук, а затем работал в разных организациях – в Миннаце, Госдуме России (помощником депутата), в Совете Федерации.
Мы долго еще сидели на скамейке и вспоминали «комсомольских вожаков» 70-80 годов прошлого века. Иных уж нет, а те далече... Нодар Хашба, Беслан Барганджия и Нодар Агрба (последнего я даже и не помню) живут в Москве, Константин Кация – в греческих Афинах, Темур Каландия – в Сочи, Зураб Эрквания и Тенгиз Чачибая - в Тбилиси. Шеваз Цария и Лаврентий Библая долго работали в Москве, но, выйдя на пенсию, поселились в Тбилиси... Некоторые уже ушли в мир иной – в частности, Сергей Багапш и его предшественник на посту первого секретаря обкома комсомола Давид Пилия, Гудиса Дзидзария, мои бывшие соседи Роман Еник и Жульвер Коидзе. Но многие – здесь, среди нас, в Абхазии, и имена ряда их на слуху. Достаточно вспомнить Александра Анкваба, Нугзара Ашуба, Нугзара Агрба, Зураба Лакербая... Всех, естественно, не перечислишь.
Что касается той самой даты, о которой у нас шла речь... Я не согласен ни с теми, кто ностальгирует о якобы благостной жизни при Советах и КПСС (их конец был совершенно неизбежен, дело было только в сроках), ни с теми, кто убежден, что все люди того поколения заражены «совковым мышлением» и ни на что не годны сейчас. Глупость это, многие из них – куда продвинутее молодых и порой безграмотных критиков.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
