Пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков не располагает информацией о намерении «народных республик» Донецка и Луганска войти в состав России. Заявил он об этом через день после начала расползания соответствующих слухов, и за сутки до призыва писателя Захара Прилепина расширить Россию не только за счет «Новороссии», но и Абхазии, Южной Осетии, Приднестровья и почему-то Белоруссии. Заявил без улыбки.
В Кремле вообще умеют работать с шуткой. Скажем, по поводу радужного флага в окне посольства США в Москве Путин, продекламировав скучный текст о толерантности, завершил его искрометным абзацем про то, как американцы показали, кто у них там работает. Это Штирлиц думал, что запоминается последняя фраза, а мы теперь знаем, что запоминается самая скабрезная, и шутка на проверенную тему опять удалась.
И кто заподозрит президента в серьезности, когда он сетует, что страна, вступающая в третье десятилетие его лидерства, все еще соткана на живую нитку? Эта тема, впрочем, в путинской риторике не нова. Таким же рефреном через его творчество проходит и «Россия сосредотачивается», и пересечение этих двух сюжетов, кажется, имеет самое прямое отношение к Захару Прилепину.
«Очень много уязвимого у нас» – раскрывал тему «живой нитки» Путин, и выходило, что в доме дел столько, что следует осознать, как кстати россияне дали ему и России 16-летний карт-бланш. То есть он думает об инвентаризации страны, и в кои веки обе орлиные головы повернулись клювами друг к другу. Но почему привычно нервничают соседи, и не только соседи? Путин-2036 – это что? В Грузии он попытается дорешить недорешенное в 2008-м? Белоруссию дожмут до Минской губернии? На Крещатике Церетели воздвигнет памятник неизвестному солдату с лицом Моторолы? Сосредоточение – это прекрасно, но зачем тогда эти рассказы про братские республики, которые сначала напросились в Союз нерушимый, а потом ушли, прихватив исконно русские земли, и само братство было безнадежно испорчено разрешением его покидать? Где логика?
Очень трудно смириться с тем, что логика не обязательна. Смыслы нужны там, где у них есть время развернуться. Там, где все происходит здесь и сейчас, они излишни. Судя по утечкам, которые бурным потоком хлынули в последнее время из Минска, Москва на последнем этапе переговоров об углублении интеграции не скрывала настроя «не дожмем, так вдребезги». Может быть, и лукавит слегка бывший белорусский вице-премьер Семашко, утверждая, что Минску предлагалось передать союзному командованию 95 процентов полномочий, но это вполне соответствует тогдашней московской идее пересадки Путина в кресло лидера нового государства. И хотя не все так в Кремле безнадежно, иерарху все-таки раскрыли глаза на излишнюю экстравагантность этого действа, тем более что обнуления можно, как выяснилось, добиться и вполне доморощенными средствами. Но нам в этой истории важно другое: все программы спасения патрона верстались в спешке и, что особенно важно, с нуля. То есть Кремль, возможно, подарил нам уникальную возможность посчитать горизонты своего политического планирования, и мы теперь знаем, что это месяцы. Ладно, пусть полгода.
И тогда, помилуйте, какой 2036 год?
Они ведь, к счастью, иногда проговариваются. Путин перед развязкой голосования все сказал так, будто вдруг устал от импровизаций: поправки надо принимать, чтобы через два года не началось рысканье глазами в поисках преемника. На самом деле, «два года» должны были бы начаться как раз через несколько месяцев, что подтверждает наши расчеты. 2036 – красивое число, в реальности речь только о сигнале, который надо послать вовлеченным в радости власти товарищам, жаждущим подробностей самого ближайшего настоящего. Их устраивали любые формулы – хоть Белоруссия, хоть война с Океанией и, соответственно, чрезвычайное положение, хоть обнуление – все, что угодно, только моргните! Ведь каждое продолжение предполагает свою технологию, свои ресурсные каналы, свои схемы заносов и откатов, в конце концов. Итоговая формула оказалась комично простой, но товарищи по всей вертикали, от клерка до самого верха, смеясь, успокоились: концепция не меняется, то есть ее как не было, так и не будет, жизнь продолжается, и что будет завтра, нам завтра и скажут.
Но чем явственнее полнота обнуления, тем актуальнее синтетика наполнителей, а где их взять, как не в истории, а что в истории сказано, как не про империю? Для старцев из Политбюро Будапешт, Прага и Афганистан проистекали из злодейства великого, для тех, кто их пародирует, само слово «идея» – повод для шутки. Для тех, кто возрождает империю из идейного вторсырья, «Россия сосредотачивается» – это самый неиссякаемый источник вдохновения и трактовок. Даже то, что вчера объявлялось победой, отдает духом второй свежести – ну так это уже бывало, и поражение обернулось победой, разве нет? «Россия не сердится, Россия сосредотачивается» – сообщил миру министр иностранных дел России Александр Горчаков после разгрома в Крымской войне, и по исторической легенде с этого начались реформы и всеобщее освобождение, вместе, правда, с подавлением Польского восстания 1863 года, со знаменитыми муравьевскими виселицами; но даже иные из российских демократов на эту часть истории смотрят теми же понимающими глазами, что и на чеченские войны ныне. «Россия сосредотачивается» – повторил в очередной раз Путин в 2012 году и вспомнил, как уже цитировал светлейшего князя в одной иностранной газете: «У одного впечатлительного читателя, как он сам признался на форуме газеты, после ее прочтения забегал мороз по коже. Впрочем, этот читатель не одинок. 150 лет назад британская пресса писала, что Россия «копит силы для новой войны». Но до войны ли было тогда России?»
Сказано это было как раз после Грузии и незадолго до Крыма и Донбасса. И сегодня тоже не до войны. Война – убыток, причем во всех смыслах. К тому же война не только поднимает рейтинг, она сама требует все-таки какой-то изначальной легитимности. А с ней все совсем не так, как прежде, раз власть в истории с поправками не стеснялась общества настолько, что разрешила голосующему обществу тоже совершенно не стесняться власти. Это был пик и триумф общественного договора, по которому власть может вписать в протоколы любые цифры, а страна совершенно не обязана им верить. Но если и это пик, то дальше только спад. Значит, время не воевать, а фиксировать прибыль – уж какую есть: окапываться на Донбассе, продолжать изображать отца семейства в Абхазии и Южной Осетии, по возможности портить жизнь всем, хотя бы по бывшему братскому периметру… Пусть бегает мороз по коже, хотя до войны ли России?
Не до войны. Проблема в том, что и не до мира. Горизонт планирования месяц-другой, а дальше, как карта ляжет, а хороших в колоде, в общем, не осталось. Крым был внезапен не только для мира, но и для самого Кремля, который не боится внезапности, а, напротив, только с ней порой и может работать. «Россия сосредотачивается» – это гарантия, но на пару месяцев. Вопрос в том, что будет, когда она сосредоточится, точнее, не сосредоточится, разница ускользает. Наступления не ожидается, но там, где не стесняются собственных референдумов, нет таких клоунов, кого-нибудь из которых при случае нельзя было бы назначить начальником Генштаба. Бронепоезд, конечно, на запасном пути, но книжку, хоть и пресмешную, Захар Прилепин уже, наверное, написал – про план наступления на Тбилиси, возможно, на Минск и почти наверняка на Приднестровье. Разумеется, через Одессу.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
