Август 2008 года для жителей Грузии – дата трагическая, но есть среди них те, кто все эти 12 прошедших с тех пор лет живут так, будто война все еще продолжается. Жители сел, расположенных вдоль линии разделения, каждый день рискуют быть похищенными или даже убитыми, но не покидают свои дома.

Едва заметный съезд с трассы Тбилиси-Гори – и дорога упирается в полицейский блокпост. Несмотря на мирный пасторальный пейзаж, по уходящему к кажущимся такими близкими горам асфальтированному пути просто так не проедешь. Начиная от этой точки, всего в нескольких десятках метров от главной магистрали – запретная зона. За блокпостом – деревни, лежащие в непосредственной близости от административной границы Южной Осетии. «Граница» эта с каждым днем все более четко обозначается колючей проволокой и зелеными баннерами, прямо говорящими, что территория за ними неподконтрольна официальному Тбилиси. И даже приближаться к ней опасно – обычно это заканчивается прогулкой в цхинвальский изолятор.

Попасть в село Хурвалети непросто – без специального разрешения из Тбилиси дальше блокпоста проехать невозможно. Но разрешение есть, и выдается машина сопровождения.

Некогда многолюдное село сейчас практически пустое – тут и там попадаются заброшенные дома. Население – кто перебрался к родственникам в Тбилиси, кто – в небольшие однотипные домики ниже по дороге, там располагается поселение для беженцев Новое Хурвалети.

Цель – успеть добраться до деревенской церкви, пока не закончилась утренняя молитва. Только здесь можно поговорить с местными жителями, не отвлекая их от работы и не разыскивая по полузаброшенному селу. Успеваем как раз к завершению службы.

Сама церквушка – небольшая. Всего несколько шагов в длину и столько же - в ширину. Но забитой она не кажется. Народу в деревне осталось немного. Средний возраст паствы – больше 60-ти.

А когда-то, вспоминает пожилая женщина, назвавшаяся Ниной, Хурвалети было многолюдным селом. Причем жили, да и продолжают жить здесь как грузины, так и осетины. А с соседними, оставшимися по ту сторону разделительной линии осетинскими селами была тесная связь.

«Здесь смешанное население – и грузины живут, и осетины. Там есть, конечно, родственники, знакомые, но как сейчас туда перейдешь? Нет, сейчас нет никаких контактов. С 2008 года. До 2008-го еще ничего было, а с тех пор очень плохо».

Сейчас село живет «по старой памяти» и по инерции. Развиваться тут нечему, молодежь в основном уехала, а оставшиеся живут в постоянном страхе. Вооруженные солдаты, патрулирующие с той стороны, в любой момент могут перейти на эту сторону:

«Они переходят время от времени, прячутся в кустах. С собаками ходят. Страшно, страшно. Особенно когда у них учения начинаются. Так стреляют, что ужас», – говорит жительница расположенного прямо у разделительной линии села Верхнее Хурвалети Кетеван Пицхелаури.

Сейчас, в 12-ю годовщину августовской войны 2008 года, Кетеван делится: из воспоминаний о тех днях остался только страх.

Бороться с этим страхом, оставшимся в деревне жителям, помогает отец Петре. Невысокий худощавый священник появился в Хурвалети 12 лет назад, аккурат перед началом боевых действий. Служение в полузаброшенном селе отец Петре считает своим долгом, и даже к тем, кто ежедневно ставит новые заграждения из колючей проволоки, разрезающие вверенное ему село на части, относится не как к врагам:

«Мы единоверцы, и странно, что за те несколько веков, которые мы были вместе, не смогли найти ничего общего. Когда люди абсолютно разные, еще понятно, а тут… Так и не получаются нормальные отношения. Причину не могу сказать, но факт, что не получается. Не заслужил грузинский народ такого отношения со стороны единоверцев… Я все же считаю их единоверцами, кем они считают нас, я не знаю».

Хурвалети оставляет гнетущее впечатление. Заброшенный дом, из которого в буквальном смысле вырастает колючая проволока, больше похож на картину какого-то безумного художника, чем на отражение сегодняшней действительности.