В Южной Осетии каждый новый президент приходит к власти на волне общественного недовольства деспотизмом предшественника. Но уже через год победитель от народа сам становится ненавистным деспотом в глазах общества. Таким образом авторитаризм сочетается с регулярной сменяемостью власти, а борьба за президентское кресло чем-то напоминает игру в Царя горы.
В Южной Осетии структура исполнительной власти создана по российским лекалам. Здесь сопоставимое количество министерств и ведомств, такой же раздутый бюрократический аппарат. В результате получается такой гротеск – большое, склонное к деспотизму государство в маленьком обществе. Эффект маленького общества многократно усиливает чувство несправедливости и в конечном счете протест, и тому есть две основные причины.
Причина первая. Так происходит, потому что в маленьком обществе невозможно создавать мифы о национальных лидерах, все слишком хорошо друг друга знают, чтобы признать за кем-то некую исключительность и особые права. Подобные попытки всегда раздражают. Так было на прошлогодних парламентских выборах, когда президент пытался в уничижительных тонах рассуждать об оппозиции, и получил обратный эффект.
Причина вторая – когда чиновники в маленькой республике начинают регулировать те сферы, в которые вроде бы не должны соваться, они автоматически забирают у общества все жизненное пространство. Они просто не могут зафиксировать степень своего вмешательства, если угодно, произвола на каком-то рациональном уровне, чтобы и свое получить, и не слишком раздражать общество. Вместо этого оккупируют все сферы жизни, не оставляя людям никакой отдушины.
Ограничиться половиной просто невозможно, потому что все маленькое поглощается по инерции, фигурально выражаясь, на короткой дистанции им не хватает тормозного пути. Вы здесь не можете, как в большом государстве, регулировать отношения в верхах, оставив низовую часть свободной от давления, потому что здесь нет никаких верхов и низов. Вы неизбежно ущемляете всех.
Например, вся судебная система – это всего человек двадцать. Формально судьи назначаются парламентом по представлению президента, а фактически, если учитывать местные реалии, по прямому распоряжению главы республики. То есть самим фактом назначения президент автоматически встраивает судью в свою команду. Им даже указаний давать не надо – все друг у друга на виду, все понимают, чего от них ждут, даже если от них ничего не ждут. Манипулировать этим маленьким коллективом проще простого.
За все постсоветское время был лишь один случай, когда судья Верховного суда Юрий Кокоев ослушался президента Эдуарда Кокойты, и вскоре его вышибли из судебного департамента. С тех пор сменился уже второй президент, но Юрий Кокоев до сих пор не может восстановить свои права.
Рассчитывать на правосудие в республике не приходится еще и потому, что в маленьком обществе всех связывает длинная история отношений – личных конфликтов, родственных связей. Когда, например, вы обращаетесь в апелляционную инстанцию, вы предполагаете, что разбирать ваше дело будут люди, не связанные лично ни с вами, ни с вашими оппонентами, то есть беспристрастные. А здесь это невозможно, потому что, если даже у судьи нет личных мотивов, они всегда найдутся у того, кто может повлиять на судью и с чьим мнением судье придется считаться.
Отличие от российского районного суда, который обслуживает схожую по численности населения территорию, состоит в том, что обжаловать республиканский вердикт уже негде. Он непреодолим, потому что ни одна международная инстанция не будет пересматривать этот вердикт из-за ограниченного статуса республики.
Всех президентов, начиная от первого и заканчивая нынешним, эта ситуация устраивала, они ее поддерживали, и тому есть доказательство. Несмотря на так называемую унификацию российского и югоосетинского законодательств, в республике до сих пор нет суда присяжных. Он мог бы стать отдушиной, но все руководители держали ее закрытой.
Приблизительно такая же ситуация во всех других структурах – в Генеральной прокуратуре, МВД и Министерстве юстиции. И здесь такая же безысходность, потому что жаловаться на них можно только в местный суд. То есть у югоосетинских граждан нет ни единой точки опоры. Как показали события последних двух лет, в безнадежной ситуации даже депутатский корпус. Даже конституционные права законодательного собрания можно нарушать, не опасаясь последствий. Соответственно, и выбор невелик: или броситься в ноги к Царю горы и умолять о пощаде, или собирать народ на площади и пугать царя революцией.
Наблюдатели называют такую ситуацию политическим кризисом, некоторые добавляют приставку «системный» или «очередной». Но при этом все большее количество югоосетинских экспертов склоняются к мысли, что сама система власти с дефектом. Ее надо менять, тогда и личные качества очередного Царя горы или его бесноватого окружения не будут иметь такого фатального значения. Причем менять в условиях таких постоянных значений, как численность населения, качество политического класса и ограниченность статуса. Единственное, что можно изменить в этих условиях, – это отношения внутри, в нашем случае – способ назначения судей.
Если, например, те же самые судьи будут не назначаться, а избираться прямым голосованием, то и доказывать свою нужность им придется обществу, а не власти. А здесь уже и иная мотивация для судейских. При таком суде, наверное, была бы невозможна история с Иналом Джабиевым и Николаем Цховребовым. Держать людей в неволе без санкции суда целую неделю, допрашивать без адвоката, пытать можно только в условиях, когда суд под контролем.
Выборность судей как возможность создать независимую судебную систему и как-то уравновесить исполнительную власть, защитить от нее гражданина в Южной Осетии обсуждается уже лет десять. Но пока дело не дошло даже до суда присяжных.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
