Мыкола Ридный – художник и режиссер из Украины. На днях из Львова он поехал в Бучу – городок, о котором с начала этой неделе говорили все СМИ. После отступления российской армии в Буче были обнаружены тела десятков убитых мирных жителей. Каким художник увидел этот город, что рассказали ему люди, которых он встретил, и что вообще делать художнику во время войны – на эти и другие темы «Эхо Кавказа» поговорило с Мыколой Ридным.

– Что вы увидели в Буче?

– Буча, а вместе с ней и Ирпень – это были такие лесные городки для среднего класса, где было довольно качественное жилье, но дешевле, чем в Киеве. Плюс очень красивые природные условия – леса, озера… Сейчас, конечно, там все разрушено. Но поражает и ужасает даже не то, что ты видишь прямо сейчас там, а то, когда ты представляешь, что там происходило во время оккупации. Истории местных жителей, которых мы там встречали и говорили с ними, – они были самыми шокирующими. Многие сидели в подвалах, прятались без воды, без электричества, в туалет приходилось ходить в тех же подвалах, прямо там же. Но это те, кому еще относительно повезло, потому что тех, кого находили русские… Одна женщина рассказывала, что их использовали как живой щит – просто брали и с собой водили по городу, прикрываясь ими. Были случаи, когда с разных домов людей собрали, закрыли в каком-то многоэтажном доме, дали бутылку воды на три дня и держали там. Пытки были, издевательства, кого-то раздели, оставили на улице, на холоде, потому что посчитали, что он связан как-то с украинской армией. Было и такое, что и убивали, глаза выкалывали, насиловали женщин – т.е. полный спектр всего самого плохого, что наше воображение может представить.

– Я связывалась с вами несколько лет назад, готовила проект об украинской архитектуре, именно о ней мы с вами тогда должны были говорить. Разумеется, человеческие жертвы, покореженные судьбы – это первично, но вам, вероятно, как художнику, видеть архитектурные разрушения тоже, должно быть, очень больно. Что происходит с обликом Украины?

– Если говорить о людях, я вообще считаю, что слово геноцид не является преувеличением здесь. Это то, что здесь происходит. Если же говорить об облике городов – больше всего, наверное, обидно за Харьков. Я сам из Харькова, просто там несколько лет не живу. Харьков с первых дней войны очень пострадал. Там, конечно, все сожжено, разрушено. То же и в Мариуполе, только в еще большем масштабе. Когда думаешь о будущем, понимаешь, что будущее Украины – это восстановление этих потерь. Но это займет многие годы. 2014 год и начало войны на Донбассе уже были довольно серьезным ударом для Украины, но за это время было много сделано, построено, в общем, страна неплохо развивалась. Но эта война отбросила нас сильно куда-то назад, или вообще куда-то в другую сторону. Теперь, конечно, при любом исходе, при любом финале этой войны отстроить страну будет очень сложно.

– Если вас когда-нибудь попросят вспомнить самый тяжелый день войны, о чем вы расскажете?

– Мой опыт не самый показательный, потому что, когда война началась, я был в Киеве, потом переехал во Львов. Это все относительно безопасные места. Но если говорить о личных впечатлениях, то это, наверное, начало войны. Меня разбудила подруга в тот день, сказала, что началась война, а я не хотел в это верить. Потом залез в телефон, стал смотреть заголовки, понял, что, да, действительно. Было ощущение, что больше нет безопасного места в твоей стране, где бы ты мог находиться, ракеты попадают по жилым домам, по другим объектам, и они могут прилететь куда угодно. Потом, конечно, звуки первых взрывов, когда ты посреди ночи просыпаешься и не понимаешь, что тебе делать – бежать с пятого этажа в убежище, в подвал или прятаться в комнате, где нет окон. В первые дни все время было ощущение тошноты. Поэтому для меня, наверное, первые 2-3 дня – это было самое тяжелое состояние.

– Что делать художнику во время войны?

– Конечно, сейчас ничего не получается делать как художнику, в общем-то и не хочется, потому что понимаешь, что не хватает дистанции, чтобы как-то взвешенно рефлексировать, ты находишься внутри того, что происходит, внутри этой ситуации. Может быть, пройдет какое-то время, и можно будет сделать какую-то работу или фильм об этих событиях.

Сейчас, те возможности, которые есть у художников в международном отношении, – они очень важны. Постоянно предлагают устраивать показы фильмов, это привлекает как информационно – дает людям возможность узнать больше про Украину и про эту войну, так и с практической точки зрения, потому что это и сбор пожертвований, возможность передавать деньги волонтерским организациям, украинской армии, помогать людям непосредственно в Украине. Это что касается международных событий, их сейчас очень много проходит, к счастью.

Здесь, во Львове, тоже проходят показы фильмов, и тут это имеет несколько другой характер. Приходит много людей, переехавших из других городов. У меня на показе было много людей из Харькова, с Донецкой области. Это такой сеанс коллективной терапии. Люди обсуждают не только фильм, но и делятся своим опытом и как-то поддерживают друг друга таким образом.

– Ваша поездка в Бучу должна стать толчком к созданию некой работы или вам просто важно было съездить туда, для себя лично?

– Мне было важно скорее просто личное присутствие и увидеть то, что там было, своими глазами. Вначале ты что-то видишь, потом ты об этом думаешь, а потом, спустя время, у тебя назревают какие-то выводы и понимание того, что делать дальше, идея какого-то высказывания… Но пока сложно об этом говорить, потому что прошло слишком мало времени.