О правах детей в Абхазии, важности психологической и юридической помощи несовершеннолетним, которые попали в трудную жизненную ситуацию и вступили в конфликт с законом, поправках в уголовное законодательство, а также о том, что проект закона об иностранных агентах своими корнями уходит в 1937 год, в интервью «Эху Кавказа» говорит председатель Детского фонда Абхазии Асида Ломия.
- Расскажите, как изменилась ситуация с правами детей в 2022 году? Какие проблемы в защите прав детей вы считаете наиболее актуальными?
- Наша организация занимается защитой прав детей, которые попадают в конфликт с законом, с 2015 года. Эти дети – они у нас есть, и, к сожалению, они попадают в конфликт с законом, они могут попасть и в места заключения. Мы, конечно, стараемся, со своей стороны, делать все возможное, когда узнаем об этих детях. Иногда мы узнаем, кстати, не по обращению родителей или же по звонку, а узнаем даже, бывает, в социальных сетях: кто-то из родителей пишет в соцсетях о том, как ребенок попал в милицейский участок, был избит, у него выбивали показания. И мы, естественно, стараемся быть начеку, помогать этим детям в юридическом и психологическом плане. Сказать, что мы добились большого успеха или, наоборот – мы не добились успеха, тоже очень трудно. Есть дети, которые были вырваны из криминальной среды и начали вести нормальный образ жизни, пошли учиться, например, в колледж, кто-то пошел в армию. Другое дело, что есть такие, которых мы не смогли вырвать из криминальной направленности.
У нас всегда такая тенденция - обвинять в этом родителей. Но я считаю, что виновато вообще все общество.
У нас всегда такая тенденция - обвинять в этом родителей. Но я считаю, что виновато вообще все общество, которое не сделало так, чтобы эти дети не вступили на этот нехороший путь в своей жизни. Например, мать и сын. Матери очень трудно, с утра до вечера работает и не знает, чем занимается ее ребенок. Он пошел в школу или не пошел в школу? Где он находится, чем занимается.? Она может это иногда узнать только тогда, когда ей позвонят из милиции. Ей приходится приходить туда и уже узнавать дальше все, что произошло с мальчиком. Как быть с такими детьми и как быть с такими семьями, которые находятся иногда в плачевном финансовом положении, и когда женщине приходится работать с утра до вечера и смотреть за семьей. Мы стараемся помогать таким матерям и этим детям. С 2018 года Детский фонд Абхазии реализует проекты, которые направлены на непосредственную работу с детьми, находящимися в конфликте с законом. Мы проводили много различных тренингов для инспекторов по делам несовершеннолетних, для социальных работников, для психологов отдельно. В 2018 году мы создали бесплатную Приемную для подростков и их семей, которые попадают в конфликт с законом. Но это не значит, что мы помогаем только подросткам, которые попадают в конфликт с законом. Очень много бывает детей из многодетных семей или же неполных семей, которые тоже нуждаются в огромной гуманитарной помощи, имею в виду и социальной, и психологической, и юридической помощи. К примеру, одна такая семья, где мать ведет асоциальный образ жизни, но все это, естественно, отражается на ребенке. Мы уже несколько месяцев занимаемся тем, чтобы у него был документ. Он уже подошел к возрасту, когда необходимо иметь паспорт. До сих пор у мальчика его нет. Почему мы не можем никак добиться? Уже все документы собраны, мы не можем добиться, чтобы мать пошла и сфотографировалась и сделала фотографии на свой паспорт, для того, чтобы ее паспорт был продлен. Есть две категории родителей, и особенно две категории матерей, которые сверхответственные, и есть, которые абсолютно не несут никакой ответственности. В Абхазии, к сожалению, нет ни Реабилитационного центра, у нас и Детского дома нет. Если у нас даже прописано в законе, что государство может лишить таких матерей или отцов родительских прав... допустим, их лишат родительских прав, (но) детей девать некуда.
- Вы считаете, что в Абхазии сегодня существует необходимость в открытии подобного Детского дома?
- Пусть это будет какой-то Центр временного содержания детей. Я считаю, что есть такая необходимость. Необходимость есть и в создании Реабилитационного центра для тех детей, которые, к сожалению, вступили на преступный путь и иногда оказываются в условиях СИЗО МВД «Дранда». И это неправильно, это полное нарушение прав! Одно из самых главных нарушений, это когда дети содержатся вместе со взрослыми преступниками. Детей мы преступниками не называем, а называем правонарушителями, потому что до восемнадцати лет – это ребенок, и по международным стандартам, и по всем принципам, канонам и конвенциям - это ребенок, который должен подлежать коррекции, перевоспитанию.
- Вы сказали, что у нас была открыта Приемная, а сколько обращений к вам поступило?
- За весь этот период было 1971 обращение. Касается любого вида помощи, которую мы оказываем. Это может быть и социальная помощь, и психологическая. В течение особенно последних трех лет мы уделили (много времени) именно психологической помощи и психологической реабилитации подростков. У нас бывают иногда очень тяжелые случаи, с которыми приходится работать нашему психологу. Большую помощь нам оказывают социальные работники из нашей Соцслужбы. Психологическая травма, которую дети получают в детстве, потом может сопровождать всю их жизнь.
Мы можем вырастить очень озлобленного человека, который будет наносить большой вред нашему обществу в будущем.
Мы можем вырастить очень озлобленного человека, который будет наносить большой вред нашему обществу в будущем. А если мы сумеем с ним поработать, совладать, сделать так, чтобы он смог преодолеть в себе некоторые виды травм, которые он испытал, то вполне возможно, что это будет очень хороший и прекрасный человек. И дальше в жизни можно будет не бояться за него. Иногда бывают такие случаи, когда, к сожалению, нам приходится бороться за их права. Если со стороны Инспекции по делам несовершеннолетних и со стороны иногда таких структур бывает понимание, но есть и непонимание, – мы сталкиваемся в прокуратуре, например. Самый большой вопрос, который меня сейчас волнует: детей ставят на учет, если они не посещают или же не посещали по каким-то причинам школу. Они не совершили ничего противоправного. А потом ставят на учет его мать. У нас есть случай, когда маму поставили на учет, а мама с 8 ч. до 20 ч. работает для того, чтобы содержать своих двух детей. Я не говорю о тех матерях, которые не хотят работать, не хотят смотреть за своими детьми. Но есть же прекрасные матери.
- Вы выше говорили о том, что дети содержатся в СИЗО, у вас есть информация, на сегодняшний день сколько таких детей?
- Сегодня несовершеннолетних в СИЗО МВД «Дранда», по нашей информации, нет. Но есть дела, которые открыты, которые еще рассматриваются в судах. Все абсолютно суды, которые происходят в отношении несовершеннолетних, на всех этих судах, на всех слушаниях мы присутствуем. Есть сроки, которые эти дети получили, но, слава богу, судьи идут на условный срок. Если в 2015 году десять детей сидело в тюрьме, то на сегодняшний день такого ребенка, которому 14-15 лет, вы не найдете. Лучше их стараться исправить до попадания в тюрьму, чем когда он попадет в тюрьму. После этого он пройдет такую школу, что выйдет настоящим головорезом или преступником. Мы внесли в несколько инстанций – в МВД, в прокуратуру, в парламент, в администрацию президента Абхазии – поправки, которые мы хотели бы внести в Уголовно-процессуальный кодекс Абхазии. И еще закон по заключенным. Мы внесли ряд поправок, которые касаются именно несовершеннолетних. Пока что кроме Министерства юстиции и МВД нам никто не дал ответа. Мы еще в ноябре им предоставили. Мы надеемся, что все-таки эти поправки будут рассмотрены и приняты в УПК РА. Но хочу сказать, что именно Министерство юстиции прислало очень положительный ответ на наши поправки. А Министерство внутренних дел дало отрицательный ответ. И мы, естественно, хотим, чтобы в обществе была дискуссия об этом. Мы не говорим о том, что надо смягчить полностью какие-то пункты УПК РА. (Но надо) внести туда международные стандарты, законы, по которым сегодня действует все цивилизованное человечество. Почему бы Абхазия, даже будучи частично признанной, не приняла бы эти законы и действовала бы в отношении детей гуманно, а не так - репрессивными методами добиваться от них исправления. Как правило, репрессивные методы к хорошему не приводят, а гуманные методы как раз могут привести к тому, что этот ребенок поймет. У нас есть ребенок, который сказал, что в жизни не пойдет воровать. То, что он так сказал, означает победу и этого ребенка, и нашу победу над тем, чтобы он не стал плохим человеком.
- В чем суть этих поправок?
- Должно быть полное раздельное содержание, хотя у нас в законе это написано, но, как правило, они содержатся вместе со взрослыми. А по международным стандартам они даже тогда, когда попадают в РОВД, не должны сидеть вместе в камере с другими заключенными. Есть там такие поправки, которые направлены на перевоспитание ребенка. В мире есть программа по убережению, то есть убережение – в том смысле, что ребенок, который совершил какое-то противоправное действие, не попадет под уголовный процесс; вместе с соцработником, с учителями и прокурором они не будут открывать дело в отношении него, а дадут ему шанс исправиться. Если, конечно, он не исправится, то это будет другое дело. У нас есть один мальчик, который месяц просидел и сказал матери, хотя он вроде бы стремился быть «вором в законе» – у них же романтицизм в отношении этого, – (но) ему не понравилось там. Там ведь нет никаких условий для того, чтобы ребенок отдельно сидел и хотя бы получал какое-то еще образование. У нас нет ни колонии, ни этого, ни того. Естественно, эти вопросы были поставлены. Мы должны вырастить нормальное поколение людей, которые потом будут дальше строить после нас Абхазию. Мы хотим, чтобы это было демократическое государство, а не какое-то репрессивное.
- Расскажите о конкретном случае, как вы помогаете детям, были ситуации, когда вы смогли восстановить нарушенные права детей?
- Мы занимаемся каждый день этими детьми. Уже два-три года ребенок идет с нами. С ним встречаются и наши психологи, и юристы, и социальные работники. Это все зависит от того, какие потребности. Когда надо это сделать, куда надо пойти? Я думаю, что если какие-то дети не попали в места заключения, я считаю, что была проведена огромная работа именно с нашей стороны, потому что люди, которые видят, что в зал суда приходят представители общественных организаций, а с нашей организации обязательно, то и судьи, и те, кто занимается проблемами этих детей, они видят, что их судьба нам небезразлична. И мы хотели бы, чтобы дело, которое было заведено в отношении этого ребенка, было бы решено в пользу этого ребенка. Я имею в виду, что он не попал бы в места заключения. Например, впервые в Абхазии, в Очамчыре, один из судей, который вел дело по детям, которые украли, так скажем, сумку, он осудил, конечно, но принял альтернативное решение. Подростку уже 16 лет, чтобы он работал, чтобы он не сидел в тюрьме.
- В Абхазии увеличилось количество судебных дел об определении места жительства несовершеннолетних детей после развода родителей. К вам обращались с такими проблемами?
- Да, бывало, что к нам обращались, и мы, конечно, старались помочь, разговаривали с родителями. Но я бы не сказала, что это огромная волна. Иногда бывает, что адвокат, который ведет чье-то дело, обращается к нам и просит присутствовать на суде. И мы, кстати говоря, и на суды тоже ходили. Но в основном, я так понимаю, что этими вопросами занимаются Отдел опеки и попечительства администрации Сухума или Уполномоченный по правам ребенка, с которыми мы находимся в большом контакте и сотрудничестве. Я за то, чтобы дети всегда оставались с матерью. Если эта мама не ведет асоциальный образ жизни и она, действительно, заботливая мать, то я считаю, что дети должны оставаться с матерью. Но если этого нет со стороны матери, то и отец берет на себя эти функции.
- В Минюсте Абхазии разрабатывается проект закона об иноагентах, в случае его принятия многие общественные организации, например, Сухумский дом юношества, прекратят свое существование. В 2022 году в Абхазии продолжилась кампания по дискредитации деятельности общественных организаций. Вы сами много раз на различных площадках выступали и говорили, что вы против принятия данного закона. Как вы думаете, власти вас услышали?
- Я считаю, что абсолютно нельзя сравнивать Абхазию с Российской Федерацией, принимать такие законы, которые принимаются не только там, но и в других странах. У нас принят закон об общественных организациях, если есть какие-то недостатки или что-то не учтено в этом законе, можно ведь внести поправки и обсуждать это. В обществе должна быть дискуссия. В принципе, у нас дискуссия состоялась, она и сейчас идет. Вы знаете, мой дед погиб в 1937 году. И моя мама так и умерла, не зная о том, что он был расстрелян в Тбилиси и похоронен там. Я это узнала почти через год, после ее смерти.
Когда говорят об иностранных агентах, у меня полная ассоциация с 1937 годом, как раз с этим временем, когда был черный, большой террор
Когда говорят об иностранных агентах, у меня полная ассоциация с 1937 годом, как раз с этим временем, когда был черный, большой террор. Как раз закон своими не только корнями, своими пунктами, аспектами и т.д. уходит в 1937 год. И здесь будет устроено такое тотальное нарушение прав человека, что мы не сможем потом оправиться очень долго. Мы ведь до сих пор не смогли оправиться от того, что происходило в период правления Сталина. Никак не смогло советское общество преодолеть в себе это. И сегодня мы ощущаем эти последствия. А этот закон –как бы новая волна, которая захлестнет нас всех, и вряд ли мы потом выйдем нормальными людьми и государством. Общественные организации сегодня, очень многие, получают западное финансирование. Все финансирование, которое приходит через международные организации, которые представлены у нас здесь, в Абхазии, это ЕС и ПРОООН, они абсолютно открыты, они подотчетны МИДу Абхазии, а мы подотчетны Министерству юстиции Абхазии. Говорить громогласно о том, что их нужно постараться выдворить отсюда, а нас абсолютно всех тогда закрыть, то тогда это приведет не то что к полной изоляции. Мы уже перенесли изоляцию и переносим ее, она страшна, но самоизоляция – это еще хуже. Абсолютно все деньги, которые мы получаем по проекту, они тратятся здесь, в Абхазии. И мы их никуда не вывозим, ни в какие офшоры. Мы абсолютно не занимаемся какой-то скрытой деятельностью, которая может противоречить канонам и Конституции Абхазии. Как раз этот закон, который, к сожалению, до сих пор стоит на рассмотрении в Минюсте, этот закон антиконституционный и противоречит статьям Конституции Абхазии. Вторая глава Конституции РА посвящена правам и свободам, как раз проект закона против прав и свобод людей. Когда у нас есть проект, мы выигрываем грант, мы работаем. Но, когда этот проект заканчивается, мы не останавливаем свою работу, стараемся дальше помогать людям. Сказать, что я полностью закрою Детский фонд Абхазии, я даже не могу говорить таких слов, потому что мне очень больно. Когда-то этот Детский фонд был создан в 1989 году человеком (известной абхазской поэтессой Нелли Тарба), который прекрасно осознавал всю ответственность за детей Абхазии. Взять и вот так порушить это все. Надеюсь, что общество не разрешит провести такой закон и наш парламент даже не примет его на рассмотрение, так же, как и остальные структуры. Мы написали письмо, которое подписало более 500-600 человек. И я думаю, что на это должно все-таки обратить внимание наше правительство.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
Форум